АКТ ВТОРОЙ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
У Турбиных. Ночь. Близко к рассвету.
Алексей спит на тахте.
Алексей (говорит во сне) . Кто там? Кто. Кто. Кто. (Пауза.) Да кто же здесь, Боже мой? (Просыпается, поднимается, берет со стула револьвер, целится в портьеру.) Фу ты, черт, халат. (Засыпает, бормочет.) Чертова водка.
Сцену затягивает туман. Халат на стене внезапно раскрывается, из него выходит Кошмар. Лицом сморщен, лыс, в визитке семидесятых годов, в клетчатых рейтузах, в сапогах с желтыми отворотами.
Кошмар— одно только лишнее бремя. (Поет.)
Здравствуйте, дачники,
Здравствуйте, дачницы,
Съемки у нас опять начались…
Сцена наполняется гитарным звоном.
Я бы этого вашего гетмана повесил бы, честное слово. (Вскакивает на грудь Алексею, душит его.)
Алексей (во сне) . Пусти.
Кошмар. Я к вам, Алексей Васильевич, с поклоном от Федора Михайловича Достоевского. Я бы его, ха, ха… повесил бы… Игривы Брейтмана остроты, а где же сенегальцев роты. Скажу вам по секрету, уважаемый Алексей Васильевич, не будет никаких сенегальцев, они, кстати, и сингалезы. Впрочем, правильнее говорить не сингалезы, а гансилезы. А союзники — сволочь.
Алексей. Отойди. Гансилезы — это вздор. Такого слова нет. И тебя нет. Я вижу тебя во сне. И сейчас же проснусь. Проснусь. Проснусь, проснусь.
Кошмар. Ошибаетесь, доктор. Я не сон, а самая подлинная действительность. Да и кто может сказать, что такое сон? Кто? Кто?
Алексей (во сне) . Кто? Кто? Кто?
. Вот то-то. А чтобы доказать вам, что я не сон, я вам скажу, милейший доктор, я превосходно знаю, что с вами будет.
Алексей. Что? Что? Что?
Кошмар. Очень нехорошие вещи. (Кричит глухо.) Доктор, не размышляйте, снимите погоны.
Алексей. Уйди, мне тяжело… Ты Кошмар. Самое страшное — твои сапоги с отворотом. Брр… Гадость. Таких отворотов никогда не бывает наяву.
Кошмар. Как так не бывает? Очень даже бывает, если, например, кожи нет в Житомире?
Алексей. Что ты мучаешь мой мозг. Я ничего не понимаю — в каком Житомире. Уйди. Ты — миф. Ты — харя, такая же, как та, что Николка нарисовал на печке. Сгинь.
Кошмар. Вот как? Стало быть, ее нет на самом деле? А гляньте-ка, доктор.
Рисунок на камине превращается в живую голову полковника Болботуна.
Алексей. Петлюровец. Капитан Мышлаевский, сюда!
угасает.
Вздор. Миф. Ты дразнишь меня. Пугаешь. Я прекрасно сознаю, что я сплю и у меня расстроены нервы. Вон, а то я буду в тебя стрелять. Это все миф, миф.
Кошмар. Ах, все-таки миф? Ну, я вам сейчас покажу, какой это миф. (Свистит пронзительно.)
Стены турбинской квартиры исчезают Из-под полу выходит какая-то бочка, ларь и стол. И выступает из мрака пустое помещение с выбитыми стеклами, надпись «Штаб I-й кiнной дивiзiи». Керосиновый фонарь у входа. Фонарь со свечой на столе. В стороне полевой телефон, возле него на скамейке гайдамак-телефонист. Кошмар проваливается. Исчезает Алексей. На сцене полковник Болботун — страшен, изрыт оспой, в шинели, в папахе с красным хвостом, так же, как и телефонист. За окнами изредка стук лошадиных копыт, громыхание двуколок и изредка тихо наигрывает гармоника знакомый мотив. Внезапно за сценою свист, удары. Голос за окном кричит отчаянно: «Що вы, панове, за що, за що?» Визг. Голос сотника Галаньбы: «Я тебе, жидовская морда, я тебе!» Визг. Выстрел.
Телефонист (в телефон) . Це я, Франько, зновь включився в цепь. В цепь, кажу. Слухаете? Слухаете? Це штаб кинной дивизии.
Телефон поет сигналы. Шум за сценою. в черных хвостах вводят дезертира-сечевика. Лицо у него окровавленное.
Болботун. Що такое?
Гайдамак. Дезертира поймалы, пан полковник.
Болботун. Якого полку?
Молчание.
Якого полку, я тебе спрашиваю?
Молчание.
Телефонист. Та це ж я. Я из штабу, Франько, включився в цепь!
Болботун. Що ж ты, Бога душу твою мать! А? Що ж ты? В то время як всякий честный козак вийшов на защиту Украинськой республики вид билогвардейцев та жидив коммунистов, в то время як всякий хлибороб встал в ряды украинской армии, ты ховаешься в кусты? Ты знаешь, що роблють з нашими хлиборобами гетманские офицеры, а там в Москве комиссары? Живых в землю зарывают. Чув? Так я ж тебе самого закопаю в могилу. Самого. Сотник Галаньба!
Голоса за окном: «Сотника требуют к полковнику». Суета.
Деж вы его взялы?
Гайдамак
Болботун. Ах ты зараза, зараза!
Входит Галаньба, холоден, черен, с черным шлыком.
Допросить, пан сотник, дезертира.
Галаньба с холодным лицом. Берег со стола шомпол, бьет дезертира по лицу. Тот молчит.
Галаньба. Якого полку? (Молчание, удар.)
Дезертир (плача) . Я не дезертир. Змилуйтесь, пан сотник. Я до лазарету пробырался. У мене ноги поморожены зовсим.
Телефонист (в телефон) . Деж диспозиция? Прохаю ласково. Командир кинной дивизии прохае диспозицию. Вы слухаете?
. Ноги поморожены? А чему ж це ты не взяв посвидченя вид штабу своего полка? А? Якого полку? (Замахивается.)
Слышно, как лошади идут по бревенчатому мосту.
Дезертир. Второго сечевого.
Галаньба. Знаем вас, сечевиков. Вси зрадники. Изменники. Большевики. Скидай сапоги, скидай. И если ты не поморозив ноги, а брешешь, то я тебе тут же расстреляю. Хлопцы, фонарь!
Телефонист. Пришлить нам ординарца для согласования. В слободку. Так. Так. Слухаю.
Фонарем освещают дезертира.
Галаньба (вынув маузер) . И вот тебе условие: ноги здоровые, будешь ты у меня на том свете. Отойдите сзади, чтоб я в кого-нибудь не попал.
Дезертир садится на пол, разувается. Молчание.
Болботун. Це правильно. Щоб другим був пример.
Гайдамаки . Поморожены… Правду казав.
Галаньба. Записку треба було узять. Записку. Сволочь. А не бежать из полка.
Дезертир. Нема у кого. У нас ликаря в полку нема. Никого нема. (Плачет.)
Галаньба. Взять его под арест. И под арестом до лазарету. Як ему ликарь ногу перевяжет, вернуть его сюды в штаб и дать ему пятнадцать шомполив, щоб вин знав, як без документу бегать с своего посту.
Гайдамаки (выводя) . Иди. Иди.
За сценою гармоника. Голос поет уныло: «Ой, яблочко, куда катишься, к гайдамакам попадешь, не воротишься». Тревожные голоса за окном: «Держи их. Держи их. Мимо мосту… Побиглы по льду».
Галаньба (в окно) . Хлопцы, що там? Що?
Голос: «Якись жиды, пан сотник, мимо мосту по льду дали ходу из Слободки».
Хлопцы! Разведка! По коням! По коням! Садись! Садись! Хорунжий Овсиенко, а ну проскочить за ними. Тильки живыми возьмить. Живыми!
Топот за сценой. Появляются гайдамакичеловека с корзиной.
Человек. Миленькие, я ж ничего. Что вы? Я ремесленник!
Галаньба. С чем задержали?
Человек. Помилуйте, товарищ военный.
Галаньба. Що? Товарищ? Кто тут тебе товарищ?
Человек. Виноват, господин военный.
Галаньба. Я тебе не господин. Господа с гетманом в городе все сейчас. И мы твоим господам кишки повыматываем. Хлопец, тебе близче. Урежь этому господину по шее. Теперь бачишь, яки господа тут. Видишь?
Человек. Вижу-с.
Галаньба. Осветить его, хлопцы. Мени щесь здаеться, що вин коммунист.
Человек. Что вы! Что вы, помилуйте. Я, изволите ли видеть, сапожник.
. Що-то ты дуже гарно размовляешь на московской мови.
Человек. Калужские мы, ваше здоровье, Калужской губернии. Да уж и жизни не рады, что сюда, на Украину, заехали. Сапожник я.
Галаньба. Документ.
Человек. Паспорт? Сию минуту. Паспорт у нас чистый, можно сказать.
Галаньба. С чем корзина? Куда шел?
Человек. Сапоги в корзине, ваше… бла… ва… сапожки-с. Мы на магазин работаем. Сами в слободке живем, а сапоги в город носим.
Галаньба. Почему ночью?
Человек. Как раз в самый раз. К утру в городе.
Болботун. Сапоги. Ого… го… Це гарно.
Гайдамаки вскрывают корзину.
. Виноват, уважаемый гражданин. Они не наши, из хозяйского товару.
Болботун. Из хозяйского? Це найкраще. Хозяйский хороший товар. Хлопцы, берить по паре хозяйского товару. А я-то ломал голову, як штабных хлопцев снабдить обувью.
Разбирают сапоги.
Человек. Гражданин военный министр. Мне без этих сапог погибать. Прямо форменно в гроб ложиться. Тут на две тысячи рублей. Это хозяйские.
Болботун. Мы тебе расписку дадим.
Человек. Помилуйте, что ж мне расписка! (Бросается к Болботуну, тот дает ему в ухо. Бросается к Галаньбе.) Господин кавалерист! На две тысячи рублей. Главное, что если б я буржуй был или, скажем, большевик…
Галаньба дает ему в ухо, человек садится на землю, растерян.
Что ж такое делается? А впрочем, берите на снабжение армии… Пропадай все. Только уж позвольте и мне парочку за компанию. (Начинает снимать сапог.)
Болботун(Берется за револьвер.)
Человек. Что вы. Что вы? Что вы.
Болботун. Геть отсюда!
Человек (бросается к двери) .
Сталкивается с гайдамаками, которые втаскивают окровавленного еврея.
(Крестится.) Берите все, только душу на покаяние отпустите.
Галаньба. Аа… Добро пожаловать.
Гайдамак. Двоих, пан сотник, подстрелили, а этого удалось взять живьем, согласно приказа.
Еврей. Пан сотник!
Галаньба
Еврей. Пан старшина! Що вы хочете зробыть со мною?
Галаньба. Що треба, то и зробым. (Пауза.) Ты чего шел по льду?
Еврей. Щоб мне лопнули глаза, щоб я непобачив бильш солнца, я шел повидать детей в городу, пан сотник, в мене дити малы в городу.
Болботун. Через мост треба ходить до детей! Через мост!
Еврей. Пан генерал! Ясновельможный пан! На мосту варта, ваши хлопцы. Они гарны хлопцы, тильки жидов не любять. Воны меня уже билы утром и через мост не пустили.
Болботун. Ну, видно, мало тебя били.
Еврей. Пан полковник шутит. Веселый пан полковник, дай ему Бог здоровья.
Болботун. Я? Я — веселый. Ты нас не бойся. Мы жидов любимо, любимо.
Слабо слышна гармоника.
Ты перекрестись, перекрестись.
Еврей (крестится) . Я перекрещусь с удовольствием. (Крестится.)
Смех.
. Испугался жид.
Болботун. А ну кричи: «Хай живе вильна Вкраина».
Еврей. Хай живе вильна Вкраина.
Хохот.
Галаньба. Ты патриот Вкраины?
Молчание. Галаньба внезапно ударяет еврея шомполом.
Обыщите его, хлопцы.
Еврей. Пане…
Галаньба. Зачем шел в город?
Еврей. Клянусь, к детям.
Галаньба. Ты знаешь, кто ты? Ты шпион!
Болботун
Еврей. Клянусь, нет!
Галаньба. Сознавайся, что робыл у нас в тылу?
Еврей. Ничего. Ничего, пан сотник, я портной, здесь в слободке живу, в мене здесь старуха мать…
Болботун. Здесь у него мать, в городе дети. Весь земной шар занял.
Галаньба. Ну я вижу, с тобой не сговоришь. Хлопец, открой фонарь, подержите его за руки. (Жжет лицо.)
Еврей. Пане… Пане… Бойтесь Бога… Що вы робыте? Я не могу больше. Я не могу. Пощадите.
Галаньба. Сознаешься, сволочь?
Еврей. Сознаюсь.
Галаньба. Шпион?
Еврей. Да. Да. (Пауза.) Нет. Нет. Не сознаюсь. Я ни в чем не сознаюсь. Це я от боли. Панове, у меня дети, жена. Я портной. Пустите. Пустите.
Галаньба
Еврей. Убейте меня лучше. Сознаюсь. Убейте.
Галаньба. Що робыл в тылу?
Еврей. Хлопчик родненький, миленький, отставь фонарь. Я все скажу. Шпион я. Да. Да. О мой Бог.
Галаньба. Коммунист?
Еврей. Коммунист.
Болботун. Жида некоммуниста не бывав на свете. Як жид — коммунист.
Еврей. Нет. Нет. Что мне сказать, пане? Що мне сказать? Тильки не мучьте. Не мучьте. Злодеи! Злодеи! Злодеи! (В исступлении вырывается, бросается в окно.) Я не шпион!
Галаньба. Тримай его, хлопцы. Держи.
Гайдамаки. В прорубь выскочит.
Галаньба стреляет еврею в спину.
Еврей . Будьте вы про…
Болботун. Эх, жаль. Эх, жаль.
Галаньба. Держать нужно было.
Гайдамак. Легкою смертью помер, собака.
Грабят тело.
Телефонист. Слухаю. Слухаю… Слава. Слава. Пан полковник. Пан полковник!
Болботун (в телефон) . Командир першей кинной… Слухаю, так… так, выступаю зараз. (Галаньбе.) Пан сотник, прикажить швидче, чтоб вси четыре полка садились на конь. Подступы к городу взяли. Слава. Слава. Гайдамаки. Слава. Наступление.
Суета.
Галаньба (в окно) . Садись! Садись! По коням!
«Ура». Галаньба убегает.
Болботун. Снимай аппарат.
Телефонист снимает аппарат. Суета.
Коня мне!
Гайдамаки. Коня командиру!
За окном топот, гул, крики, свист. Все выбегают со сцены. Потом гармоника гремит, пролетая. Бочка и ларь проваливаются.
Кошмар. Видал? (Проваливается.)
Алексей (во сне) . Помогите! Помогите!
Елена (появляется, зажигая свет) . Алеша. Алеша! Что ты, Бог с тобой?
Алексей…
Елена. Кто, Алеша?
Алексей. Еврей.
Елена. Алеша, проснись.
Алексей (просыпаясь) . Что это лежит?
Елена. Голубчик, это халат.
Алексей. Халат? Разве халат?
Елена. Алеша, ты знаешь, у тебя нервы расстроены. Ты успокойся. Успокойся.
Алексей. Но до чего реально, Господи Боже мой.
Елена. Дать тебе валерианки?
Алексей. Нет, не надо.
Елена. Что ты увидал?
Алексей. Кошмар. Будто бы гайдамаки появились, петлюровцы и тут вот убили еврея, замучили. И Кошмар с желтыми отворотами, зеленый весь, показал мне…
(появляясь в одеяле) . Что тут такое происходит?
Елена. Алексей страшный сон увидал и закричал.
Николка. Страшный сон. Ага… Это, видишь ли, Алеша, у тебя нервы расстроены под влиянием гражданской войны. Я думаю, лучше всего принять валериановых капель.
Алексей. Не хочу. Не надо. Елена, иди спать. Извини; что я вас всех взбудоражил.
Елена. Ну, засыпай спокойно.
Алексей. Слушай, Никол, а ты возле меня посиди, пока я не засну.
Николка. Ага. Хорошо. С большим удовольствием. Я даже в крайнем случае могу здесь спать лечь. (Садится в кресло.)
Алексей. Не надо. Ты только посиди.
Пауза.
Николка. У меня у самого нервы расстроены. (Зевает.)
Алексей (засыпая) . Угу…
Николка. Если мы этого Петлюру не отразим, то Бог знает, что получится. Вы спите, господин доктор. Алеша, спишь?
Пауза.
Ну и я засну. (Тушит свет.)
Часы бьют шесть раз. Играют менуэт.
Конец первой картины
КАРТИНА ВТОРАЯ
Вестибюль Александровской гимназии. Колоннада. Громаднейшая лестница с двумя площадками. Наверху лестницы портрет, завешенный кисеей, по бокам него стекла Внизу, у подножия лестницы, наскоро сдвинутые шкафы, столы и телефон, щит с выключателями в ящике на стене.
На сцене офицеры и юнкера формирующегося артиллерийского дивизиона. Дивизион вооружается к бою. Ящики, пулеметы. Все офицеры в длинных шинелях, с револьверами и в шпорах. Юнкера
Студзинский (на верхней площадке) . Поживее, господа офицеры.
Мышлаевский. Студенты, смотрите! (Влезает на ящик, целится, показывает, как заряжать винтовку.) Кто не умеет — осторожнее. Юнкера, объясните студентам.
Движение. Голоса: «Давай сюда ящики. Не так. Не так…», «Выбрось патроны…». «Крышку приподнимите…» Движение.
Студзинский. Господин доктор, будьте любезны принять команду фельдшеров и дать ей инструкцию на случай боя.
Алексей. Хорошо-с. (Перед ним двое санитаров с повязками Красного Креста.) В цейхгаузе ящики с медикаментами, вскройте их, выньте сумки, наденьте на себя. Артиллеристам раздайте по два индивидуальных пакета и объясните, как с ними нужно обращаться в случае надобности.
Санитар. Слушаю, господин доктор.
Алексей. Так не козыряют, голубчик. (Показывает)
Санитары уходят. Гул и стук. Весь дивизион выравнивается в две шеренги с винтовками и со штыками.
Мышлаевский. Первая батарея, смирно…
3-й офицер. Вторая батарея, смирно…
Мышлаевский. Господин капитан, дивизион готов.
Тишина.
Студзинский. Отставить. Вольно. Дайте им отдохнуть. Господ офицеров попрошу ко мне.
Мышлаевский, 1-й, 2-й, 3-й офицеры подходят к Студзинскому.
Впечатление?
Мышлаевский. У меня в батарее человек сорок понятия не имеют о винтовке. Трудновато.
Пауза.
. Студенты…
Студзинский. Настроение?
Мышлаевский. Сегодня утром гробы с убитыми офицерами пронесли как раз мимо гимназии. Дивизион в это время был на плацу и видел. Студентики смутились. На них дурно влияет.
Пауза.
Студзинский. Потрудитесь поднять настроение.
Офицеры козыряют, расходятся.
Мышлаевский (кричит) . Юнкер Павловский.
Крики: «Павловского! Павловского! К командиру первой батареи».
Павловский (выбегая) . Я.
Мышлаевский. Алексеевского училища?
. Так точно, господин капитан.
Мышлаевский. А ну-ка, двиньте нам песню по-энергичнее, так, чтоб Петлюра умер, матери его черт.
Павловский. Слушаю. (Убегает.)
Среди юнкеров на сцене и за сценою движение. Поет.
Артиллеристом я рожден.
Тенора подхватывают.
В семье бригадной я учился.
Грандиознейший хор внезапно подхватывает.
Огнем шрапнельным я крещен
И черным бархатом обвился.
Студзинский (манит к себе) . Прапорщик, пожалуйте сюда.
К нему подбегает 2-й офицер.
Помогите мне сорвать кисею с портрета.
2-й офицер
Поднимается со Студзинским наверх к портрету, шашками срывает кисею. Появляется громадный Александр I. Скупой зимний, последний луч падает на портрет. Гул. Удивление. Отдельные выкрики: «Александр Первый. Александр Первый.», «Императору Александру Первому ура…» Страшный рев: «Ура».
Студзинский (2-му офицеру) . Скажите командирам батарей, чтобы вывели дивизион на прогулку, пусть разомнутся.
2-й офицер. Слушаю-с. (Убегает.)
За сценою звуки марша постепенно приближаются.
Юнкер (появившись возле Студзинского) . Господин капитан, оркестр подошел.
Студзинский. Превосходно. Ведите его к дивизиону.
Звуки марша ближе. Марш обрывается.
Мышлаевский. Дивизион, смирно. Первая батарея, левым плечом вперед.
3-й офицер. Вторая батарея, шагом марш.
Оркестр начинает марш — мотив Николкиной песни. Дивизион поет оглушительно вместе с оркестром:
Идут и поют юнкера гвардейской школы,
Модистки, кухарки, горничные, няньки
Вслед юнкерам проходящим глядят.
Гей, песнь моя, любимая,
Буль, буль, буль, бутылка казенного вина.
Грузный топот марша постепенно стихает, удаляясь. Студзинский и Алексей на площадке.
Алексей (указывая на портрет) . Правильно, капитан. А гляньте-ка, и солнце, как нарочно, вышло. Воистину — се дней Александровых восходящее солнце[81].
Студзинский. Да, немножко взвинтились, а то совсем скисли.
Санитар (появляясь) . Господин доктор, большие и малые ящики вскрывать?
Алексей. Сейчас я посмотрю. (Уходит с санитаром.)
Юнкер
Студзинский, поправляя пояс, бежит навстречу.
Малышев (выходит) . Здравствуйте, капитан.
Студзинский. Здравие желаю, господин полковник.
Малышев. Дивизион одет?
Студзинский. Так точно, все приказания исполнены.
Малышев. Какие ваши впечатления?
Студзинский. Драться будут, но полная неопытность. На сто двадцать юнкеров — сто человек студентов, не умеющих в руках держать винтовку. (Пауза.) Великое счастье, что хорошие офицеры попались, в особенности новый — Мышлаевский. Как-нибудь справимся.
Малышев. Так-с. Ну-с, вот что. Потрудитесь после моего осмотра весь дивизион, за исключением офицеров и человек шестидесяти опытных юнкеров, коих вы оставите на охране здания и у орудий, распустить по домам с тем, чтобы завтра на рассвете в семь часов весь дивизион был в сборе здесь.
(поражен) . Господин полковник! Разрешите доложить. Это невозможно. Единственный способ сохранить дивизион хоть сколько-нибудь боеспособным — это задержать его на ночь здесь.
Малышев. Капитан Студзинский, я вам прикажу в ведомости выписать жалованье не как старшему офицеру, а как лектору, читающему командирам дивизионов, и это мне будет неприятно, потому что в вашем лице я предполагал иметь именно старшего офицера, а не штатского профессора. Ну-с, так вот: лекции мне не нужны. Попрошу вас советов мне не давать. Слушать, запоминать, а запомнив — исполнять.
Студзинский. Слушаю, господин полковник.
Малышев. Эх, Александр Брониславович, я вас знаю не первый день как опытного и боевого офицера. Но ведь и вы меня знаете. Стало быть, обиды нет. Обида в такой час неуместна. Я неприятно сказал — забудьте. Ведь вы тоже…
Студзинский. Точно так. Я виноват.
Малышев. Ну-с, и отлично. Словом, все на завтра. Завтра будет яснее видно. Во всяком случае, скажу заранее, на орудие — внимания нуль. Имейте в виду, лошадей не будет, снарядов тоже. Стало быть, завтра утром — стрельба из винтовок. Стрельба и стрельба. Как хотите, а к полудню выучите их стрелять.
Студзинский. Слушаю. Господин полковник, разрешите спросить.
Малышев. Знаю, что вы хотите спросить. Можете не спрашивать, я сам вам отвечу. Погано-с. Бывает хуже, но редко. Понятно?
Студзинский. Так точно.
Слышится пение дивизиона.
. Они с прогулки?
Студзинский. Точно так.
Малышев. Отлично. Знаете что, поставьте их внизу, я отсюда с ними буду говорить.
Студзинский. Слушаю.
Пение гремит ближе. Дивизион пост на мотив солдатской песни:
Дышала ночь восторгом сладострастия,[82]
Неясных дум и трепета полна. (Свист.)
Я вас ждала с безумной жаждой счастья,
Я вас ждала и млела у окна.
Топот. Голос Мышлаевского: «Дивизион, стой». Тишина.
Студзинский. Смирно! Господа офицеры!
Малышев . Здравствуйте, артиллеристы.
Дивизион (рев) . Здравия желаем, господин полковник!
Малышев. Бесподобно. Артиллеристы! Слов тратить не буду, говорить не умею, потому что на митингах никогда не выступал. Скажу коротко: на город наступает Петлюра. И вот мы будем его, сукина сына, встречать. Среди вас — юнкера лучших и славных артиллерийских училищ. Орлы их еще ни разу не видали сраму от них. А многие из вас — воспитанники этой гимназии. Старые ее стены смотрят на вас. Артиллеристы мортирного дивизиона! Отстоим город в час осады бандитом. Если мы обкатим этого милого президента шестью дюймами, небо ему покажется величиной с его собственные подштанники. Мать его душу, через семь гробов!
Взрыв. Гул.
Постарайтесь, артиллеристы!
Дивизион (с грохотом) . Рады стараться, господин полковник.
Малышев. Вольно! Капитан! Отпустите по домам всех, кроме юнкеров, как я сказал.
Студзинский. Слушаю-с. (Убегает.)
На сцене, за сценой гул, движение, офицерские выкрики: «Юнкерам остаться, студенты по домам. Господа офицеры, разведите караулы». Голос 3-го офицера: «Завтра в семь часов сюда, не опаздывать». Топот.
1-й офицер (появляется с группой юнкеров ). За мной! Сюда!
2-й офицер (с ним группа юнкеров с пулеметом) . За мною!
Малышев. Доктор!
Алексей. Я, господин полковник.
Малышев. Санитарная часть в порядке у вас?
Алексей. Так точно, все готово.
Надвигаются сумерки.
Малышев. Санитаров вы, доктор, отпустите наравне со всеми. Сами также можете ехать домой отдыхать. А завтра утром попрошу сюда часикам к восьми.
Алексей. Слушаю.
Мышлаевский появляется, за ним юнкер Павловский
Мышлаевский. А ну-ка, дайте тревогу.
Павловский трубит.
Повыше берите. А то вы не доносите. Раздуйте, раздуйте ее. Залежалась, матушка.
Труба.
Малышев (Алексею) . Не угодно ли?
Алексей. Благодарю вас.
Зажигают папиросы. Сумерки.
Малышев. Темнеет, однако. (Пробует выключатель.) Эге-ге… свету-то нет. Это не годится. Капитан Мышлаевский, пожалуйте сюда.
Труба смолкает. Мышлаевский поднимается по лестнице к .
Вот что-с. В здании свету нет. Поручаю вам этот вопрос полностью. Потрудитесь в кратчайший срок осветить. Будьте любезны овладеть электричеством настолько, чтобы в любое время вы всюду могли не только зажечь его, но и потушить, и ответственность за освещение целиком ваша.
Мышлаевский. Слушаю-с. (Уходит. Его голос за сценой: «Где сторож? Подать сюда сторожа».)
За сценой стук в двери. На сцене проходит Студзинский с двумя юнкерами.
Студзинский. Здесь стать, у шкафа.
Ставит юнкера на часы. С другим юнкером уходит. Появляется дряхлый педель Максим с ключом. Мышлаевский за ним.
Максим… сию минуточку, сию… Стар я стал. Все требуют… много разного войска было.
Мышлаевский. Живее, живее, старикан. Что ползешь, как вошь по струне.
Максим. Стар я стал, ваше высокоблагородие, много разного войска было, и каждый требует, а я один.
Мышлаевский (у ящика с выключателями) . Здесь?
Максим. Здесь, здесь, так точно.
Мышлаевский. Открывай, старикуся.
Максим открывает ящик. Мышлаевский щелкает выключателями.
Ага… Так, так.
Начинается игра света. То в одном матовом шаре, то в другом на сцене и за сценой.
Как теперь? Эй!
Голос: «Погасло». Голос с другой стороны: «Есть, горит». Внезапно загорается верхний фонарь. Всю сцену заливает светом. Потом вспыхивает рефлектор над Александром I. Тот оживает.
Максим. А ключик-то? Ключик-то как же, ваше высокоблагородие, у вас, что ль, будет?
Мышлаевский. Ключик у меня будет, вот именно.
Максим. Вы же не потеряйте его, ваше высокоблагородие. Ключ-то мне поручен.
Мышлаевский. Спасибо, что научил. Отчаливай, старик, в свою гавань. Стань на якорь у себя в комнате. Ты больше не нужен.
Максим уходит.
Юнкер!
Появляется юнкер.
Стать здесь, к ящику пропускать беспрепятственно командира дивизиона, старшего офицера и меня. Но никого более.
Выходит Студзинский.
В случае надобности, по приказанию одного из трех ящик взломаете, но осторожно, чтобы ни в коем случае не повредить щита.
Юнкер встал на часы.
Малышев. Хороший офицер. Капитан, пожалуйте сюда. Ну, вот я очень доволен, что вы попали к нам в дивизион. (Студзинскому.) Спасибо за рекомендацию. Рад познакомиться.
Мышлаевский. Рад стараться.
Малышев. Вы еще наладите нам отопление здесь, в залах, и в вестибюлях, чтобы отогревать смены юнкеров.
Мышлаевский. Слушаю-с.
Малышев. А уж об остальном я позабочусь сам. Ужин мы вам сюда доставим. А равно также и водку. В количестве небольшом, но достаточном, чтобы согреться как господам офицерам, так и юнкерам. Водку пьете, капитан?
Мышлаевский. Никак нет, господин полковник, я непьющий.
Малышев. Жаль, жаль. Ну, одну-то рюмку можно, не правда ли? (Студзинскому.) Караулы как?
Студзинский. Разведены, господин полковник, все в полном порядке.
. Ладно-с. Итак-с. Поручаю вам гимназию. Я поеду в штаб, через час вернусь. Будем ужинать. Будем здесь ночевать. Огонь, огонь, капитан Мышлаевский, разведите.
Мышлаевский. Будет исполнено, господин полковник.
Малышев. До приятного свидания, господа.
Алексей, Мышлаевский, Студзинский. Честь имеем кланяться, господин полковник. (Берут под козырек.)
Занавес
Конец второй картины
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Рабочий кабинет гетмана во дворце. Три двери. Громадный письменный стол, на нем телефонные аппараты, отдельно полевой телефон. На стене портрет Вильгельма II. Ночь. Кабинет ярко освещен. Дверь открывается, и камер-лакей (старик, гладко выбрит, в ливрее) впускает Шервинского.
Шервинский. Здравствуйте, Федор.
Лакей
Шервинский. Как? Никого нет? Федор, а кто из адъютантов дежурит у аппарата?
Лакей. Его сиятельство князь Новожильцев.
Шервинский. Так где же он?
Лакей. Не могу знать. Только что вышли, с полчаса так, приблизительно.
Шервинский. Что за безобразие! И аппараты полчаса стояли без дежурного? Как же так? Ничего не понимаю!
Лакей. Да никто не звонил: я все время был у дверей.
Шервинский. Мало ли что не звонил! А если бы звонил? В такой момент, — черт знает что такое!
Лакей. Я бы принял телефонограмму. Они так и распорядились, чтобы, пока вы не приедете, я бы записывал.
Шервинский. Вы? Записывать военные телефонограммы? Да у него размягчение мозга! А, понял, понял. У него живот заболел? Он в уборной?
Лакей. Никак нет, они вовсе из дворца выбыли.
Шервинский. Вовсе из дворца? Вы шутите, дорогой Федор. Не сдав дежурство, отбыл из дворца? Значит, он в сумасшедший дом отбыл?
Лакей. Не могу знать. Только они забрали свою зубную щетку, полотенце и мыло из адъютантской уборной. Я же им еще газету давал.
Шервинский
Лакей. Я же докладываю, господин поручик. Во вчерашний номер они мыло завернули.
Шервинский. Позвольте, да вот же его шашка.
Лакей. Да они в штатском уехали.
Шервинский. Или я с ума сошел, или вы. Запись-то он мне оставил, по крайней мере? (Шарит на столе.) Ничего нет. Что-нибудь приказал передать?
Лакей. Приказали кланяться.
Пауза
Шервинский. Вы свободны, Федор.
Лакей. Слушаю. Разрешите доложить, господин адъютант?
Шервинский. Нуте-с.
Лакей. Они изволили неприятное известие получить.
Шервинский. Откуда, из дому?
Лакей. Никак нет. По полевому телефону. И сейчас же заторопились. При этом в лице очень изменились.
Шервинский
Лакей. Прошу извинить, господин поручик. (Уходит.)
Шервинский (протяжно свистит, потом говорит в телефон на гетманском столе) . Будьте добры: 15–12. Мерси. Это квартира князя Новожильцева? Попросите Сергея Николаевича. Что? Во дворце? Его нет во дворце, я сам говорю из дворца. Постой, Сережа, да это твой голос. Сере… Позвольте… (Телефон звенит отбой.) Что за хамство! Я же отлично слышал, что это он сам. (Пауза.) Шервинский, Шервинский… (Вызывает по полевому телефону, телефон пищит.) Это штаб Святошинского отряда? Попросите начштаба. Как это нет? Помощника. Вы слушаете? (Пауза.) Фу ты, черт!
Садится за стол, звонит. Входит лакей. Шервинский пишет записку.
Федор, сейчас же эту записку вестовому. Чтобы срочно поехал ко мне на квартиру, на Львовскую улицу, там ему по этой записке дадут сверток. Чтобы сейчас же привез его сюда. Вот три карбованца ему на извозчика. Вот записка в комендатуру на пропуск.
Лакей. Слушаю.
Шервинский (трогает баки, задумчиво) . А пожалуй, без них я даже красивей буду… Чертовщина, честное слово! Как же быть с Еленой? Елена…
На столе звонит телефон.
Я слушаю. Да. Личный адъютант его светлости, поручик Шервинский. Здравия желаю, ваше превосходительство! Как-с? (Пауза.) Слушаю. Так-с, передам. Слушаю, ваше превосходительство. Его светлость должен быть в двенадцать часов ночи, через полчаса. (Вешает трубку, телефон звенит отбой. Пауза.) Я убит, господа. (Свистит.) Вот так клюква! (Звонит по другому телефону.) Второй. Попрошу к телефону генерал-майора Траубе. Это, ваше превосходительство, личный адъютант его светлости. (Пауза.) Так-с. (Вешает трубку. Отбой.) Второй. Попрошу к телефону полковника Щеткина. Что вы говорите? (Пауза. Пожимает плечами, вешает трубку.)
За сценой глухая команда «Смирно», потом глухой многоголосый крик караула: «Здравия желаем, ваша светлость».
Лакей . Его светлость.
Гетман (входит. Он в белой богатейшей черкеске, малиновых шароварах и сапогах без каблуков кавказского типа и без шпор. Блестящие погоны Коротко подстриженные седеющие усы, гладко обритая голова. Лет сорока пяти) . Здравствуйте, поручик!
Шервинский. Здравия желаю, ваша светлость!
Гетман. Позвольте, разве никого нет? Я назначил без четверти двенадцать совещание у меня. Должен быть командующий русской армии, начальник гарнизона и представители германского командования. Уже пора быть здесь. Разве нет никого?
Шервинский. Никак нет.
Гетман. Потрудитесь дать мне сводку за последний час.
Шервинский. Осмелюсь доложить вашей светлости, я только что принял дежурство. Корнет князь Новожильцев, дежуривший передо мной…
Гетман. Я давно уже хотел поставить на вид вам и другим адъютантам, что следует говорить по-украински. Это безобразие, в конце концов! Ни один человек не говорит на языке страны, а на украинские части это производит самое отрицательное впечатление. Прохаю ласково.
Шервинский. Слухаю, ваша светлость. Дежурный адъютант, корнет… (В сторону.) «князь» по-украински?.. Черт! (Вслух.) Новожильцев тым часово выконуючий обовязки… Я думаю, что вин захворав…
Гетман. Говорите по-русски!
Шервинский. Слушаю, ваша светлость. Корнет Новожильцев отбыл домой внезапно, по-видимому захворав, до моего прибытия…
Гетман. Что вы такое говорите? Отбыл с дежурства! Вы сами, как? В здравом уме? Бросил дежурство! Что у вас тут происходит, в конце концов? (Звонит по телефону.) Комендатура? Дать сейчас же наряд… По голосу надо слышать, кто говорит! Наряд на квартиру к моему адъютанту, корнету Новожильцеву, арестовать его и доставить в комендатуру! Сию минуту! Зараз!
Шервинский (в сторону) . Будешь знать, как чужими голосами по телефону разговаривать. Хам!
Гетман. Ленту он оставил?
Шервинский. Так точно. Но на ленте ничего нет.
Гетман. Да что ж он?! Спятил? Да я его расстреляю сейчас, здесь же, у дворцового парапета! Я вам покажу всем! Соединитесь сейчас же со штабом командующего. Просить немедля ко мне. То же самое начгарнизона и всем командирам полков. Живо!
. Осмелюсь доложить, ваша светлость, известие чрезвычайной важности.
Гетман. Какое там еще известие?
Шервинский. Пять минут назад мне звонил начштаба командующего генерал Бубнов и сообщил, что его сиятельство командующий русской армией при вашей светлости тяжко заболел и отбыл в германском поезде в Германию.
Пауза.
Гетман. У вас голова не болит? У вас глаза какие-то странные. Да я с князем два часа тому назад разговаривал по телефону!
Шервинский. Осмелюсь добавить. Генерал Бубнов дополнил сообщение так: я, сказал он, сам болен и сдаю штаб своему помощнику, генерал-майору Траубе. А когда я позвонил тому, мне ответили, что генерал Траубе заболел и сдал штаб полковнику Щеткину…
Гетман. И полковник заболел? Скорее! Что вы тянете?
Шервинский. Никак нет, ваша светлость. Полковник Щеткин мне вовсе ничего не ответил.
Гетман. Вы соображаете, о чем вы доложили? Что такое произошло? Катастрофа, что ли? Они бежали? Что же вы молчите? Ну?!
Шервинский (в сторону) . Ну, Шервинский… Так точно, ваша светлость. Катастрофа. Я это сразу сообразил и обдумываю вопрос о принятии мер к охране вашей особы.
Гетман. Сводку мне, черт возьми! Что там на фронте произошло?! Где сердюцкая дивизия, которую я жду сюда?
Шервинский. Ваша светлость, есть слух, что у сердюков неладно… Я только что…
Гетман. Погодите… погодите… Так… что такое?.. Вот что… во всяком случае, вы — отличный, расторопный офицер. Я давно это заметил. Вот что, сейчас же соединяйтесь со штабом германского командования и просите представителей его сию минуту пожаловать ко мне.
Шервинский. Слушаю. (По телефону.) Третий. Зейн зи битте либенсвюрдих ден херн майор фон Дуст анс телефон цу биттен…
Стук в двери.
Я… я…[83]
Гетман. Войдите, да!
Лакей. Представители германского командования, генерал фон Шратт и майор фон Дуст просят их принять.
Гетман. Просить сюда сейчас же. (Шервинскому.)
Лакей впускает фон Шратта и фон Дуста. Оба в серой форме, в гетрах. Шратт длиннолицый, седой Дуст с багровым лицом. Оба в моноклях.
Шратт. Вир хабен ди эре. Ирэ хохейт цу бегрюссен[84].
Гетман. Их фрейэ мих херцлих дас зи, мейне херрн, гекоммен зенд. Битте, немен зи платц.
Немцы усаживаются.
Их хабе эбен нахрихте фон зер шверем цуштанде унзерер арме бекоммен[85].
Шратт. Дас хабен вир я шон ланге эрфарен[86].
Гетман (Шервинскому) . Пожалуйста, записывайте протокол совещания.
Шервинский. Слушаю по-русски разрешите, ваша светлость?
Гетман. Генерал, могу попросить говорить по-русски?
Шратт . О, с большим удовольствием!
Гетман. Мне сейчас стало известно, что городской фронт в катастрофическом положении.
Шервинский пишет.
Кроме того, из штаба русского командования я имею какие-то совершенно невероятные и позорные известия. Штаб русского командования позорно сбежал! Дас ист я унерхерт![87] (Пауза.) Я обращаюсь через ваше посредство к генералу Фон Буссову как к представителю германского правительства… ви цум форштелер дер дэйтшен регирунг… со следующим заявлением: Украине угрожает смертельная опасность. Бандиты Петлюры грозят занять столицу! В случае такого исхода столице грозит анархия. Анархия эта опасна для германской армии. Дизэ анарши ист фюр дэйтише армэ геферлих. Поэтому прошу германское командование немедленно дать войска для отражения хлынувших сюда банд и восстановления порядка на Украине, столь дружественной Германии.
Шратт. С сожалени, германски командование лишено возможность это сделайт.
Гетман. Как? Уведомите, генерал, почему?
Шратт. Физиш унмеглих. Это физически невозможно ест. Эрстэнс. Bo-первый. У Петлюры, по сведениям штаба, до двести тисч войск великолепно вооружен. А между тем германское командование снимает дивизии и уводит их в Германи.
Шервинский (в сторону) . Ах, сукины дети!
Шратт. Знатшит, в распоряжени генераль фон Буссов вооружени достаточны сил нет. Во-вторых, вся Украина, оказывает, на стороне Петлюры…
Гетман. Поручик, подчеркните эту фразу в протоколе!
Шервинский
Шратт. Я ничего не имейт протиф. Подчеркните. Итак, остановить Петлюру невозможно.
Гетман. Альзо, ман ферлест мих онэ иргенд вельхе хильфэ? Значит, меня, армию и правительство германское командование оставляет на произвол судьбы?
Шратт. Ниэт. Ми командированы для принятия меры к спасению вас.
Гетман. Какие же меры командование предлагает?
Шратт. Немедленную эвакуацию вашей светлости. Тотчас же в вагон и в Германию.
Гетман. Простите, я ничего не понимаю… Как же так? Виноват. Может быть, это германское командование эвакуировало князя Белорукова?
Шратт. Точно так.
Гетман. Без согласия со мной? (Волнуясь.) Я заявляю правительству Германии протест против таких действий. Я не согласен! У меня еще есть возможность собрать армию в городе и защищать его своими средствами. Но ответственность за разрушение столицы ляжет на германское командование. И я думаю, что правительства Англии и Франции…
Шратт. Германское правительство ощущает достаточно сили, чтобы предотвратить разрушение столицы.
Гетман. Это угроза, генерал?
Шратт. Предупреждение, ваша светлость. У вашей светлости не имеется никаких сил в распоряжении. Положение катастрофическое…
Дуст …[88]
Шратт. Да, да… Итак, ваша светлость, позвольте сообщить последнее: только что ми получили сведения, что конница Петлюры в восьми верстах от Киева. И утром завтра она войдет…
Гетман. Я узнаю об этом последним!
Шратт. Ваша светлость, конечно, знает, что ожидает его в случае взятия в плен? Относительно вашей светлости есть приговор. Он весьма есть очень печален.
Гетман. Какой приговор?
Шратт. Прошу извинения у вашей светлости. (Пауза.) Повиэсить. (Пауза.) Позвольте вас попросить ответ сейчас же. В моем распоряжении есть только десять минут, после этого я снимаю с себя ответственность за жизнь и благополучие вашей светлости.
Большая пауза.
Гетман. Я еду.
Шратт (Дусту) . Будьте любезны, майор, дэствовать тайно и без всяки шум.
Дуст. О, никакой шум! (Стреляет из револьвера в потолок два раза.)
Шервинский
Гетман (берясь за револьвер) . Что это значит?
Шратт. О, будьте спокойны, ваша светлость! О, зайн зи руих, ире хохейт, тише!
Шратт «Караул, в ружье!» Топот.
Дуст (открывая среднюю дверь) . Руих! Спокойно! Генерал фон Шратт разряжал револьвер, случайно попал к себе на голова.
Голоса за сценой: «Гетман, где гетман?»
Гетман есть очень здоровый! Ваша светлость, благоволите показаться им…
(в средних дверях) . Все спокойно, прекратите тревогу!
Дуст (в дверь) . Прошу пропускайт врача с инструментом.
врач с ящиком и медицинской сумкой. Дуст закрывает средние двери на ключ.
Шратт. Ваша светлость, прошу переодеться в германскую форму, и как будто я есть раненый. Вас в моем виде вывезем, а вы как будто есть во дворце, чтобы никто в городе не знал, чтоб не вызвать возмущение среди караул.
Гетман
Дуст (вынимая из ящика германскую форму) . Прошу вашу светлость переодеваться. Где угодно?
Гетман. Направо, в спальне.
Он и Дуст
Шервинский (у авансцены) . Поедет Елена или не поедет? (Решительно, к Шратту.) — кроме того, со мной моя… невеста.
Шратт. С зожалением, поручик, не только невеста, но и вас я не могу брать — только одного гетмана. Если вы хотите ехайт, отправляйтесь станцию наш штабной поезд, имейт в виду, мест нет, — там уже есть личный адъютант.
Шервинский. Кто?
Шратт. Как его? Князь Новожильцев.
. Новожильцев? Да когда же он успел?
Шратт. Когда катастрофа, каждый стает проворный очень. Он был у нас штабе сейчас вечером.
Шервинский. И он там, в Берлине, будет при гетмане служить?
Шратт
Шервинский. О, покорнейше благодарю! Я и здесь сумею спасти свою шею…
Шратт. Правильно, молодой человек: никогда не следует покидать родину.
Выходят и Дуст. Гетман переодет германским генералом. Растерян, курит.
Гетман. Поручик, все бумаги здесь сжечь!
Дуст…[89] Ваша светлость, пожалейста, садитесь.
Гетмана усаживают. Врач забинтовывает его голову наглухо.
Врач. Фертиг[90].
Шратт . Машину.
Дуст. Зоглейх[91].
Шратт (гетману) . Ваша светлость, ложитесь!
укладывают на диван; Шратт прячется. Среднюю дверь открывают, появляется лакей. Дуст, врач и лакей выносят гетмана Шервинский помогает до двери, возвращается. Выходит Шратт.
Шратт. Все в порядке. (Смотрит на часы-браслет.) (Надевает кепи и плащ.) До свидания, поручик. Вам советую не задерживаться здесь, вы свободно можете уходить. Снимайте погоны. (Прислушиваясь. ) Слышайте?
. Беглый огонь.
Шратт. Именно. Каламбур: беглый. Пропуск имеете?
Шервинский. Точно так.
Шратт(Уходит.)
Шервинский. Честь имею кланяться, ваше превосходительство… (Подавлен.) (Внезапно оживает.) Нуте-с, времени нету. Нету, нету, нету. (У стола.) О, портсигар? Золотой! Гетман забыл. Оставить его здесь? Невозможно — лакеи сопрут. Ого! Фунт, должно быть, весит. Историческая ценность. Нуте-с, бумаг мы никаких палить не будем, за исключением адъютантского списка. (Рвет бумаги, прячет в карман.) Так-с. (За столом.) (В телефон.) 14–05. Да. Это дивизион? Командира к телефону попросите, срочно! Разбудить! (Пауза.) Полковник Малышев? Говорит Шервинский. Слушай, Сергей, внимательно: гетман драпу дал… Серьезно говорю… Гетман драпу дал… Дал драпу, говорю… Да все равно, пускай слышат. Тебе сообщаю потому, что жаль наших офицеров… Драпу дал, говорю тебе… Вот и спасай людей. Поступай, как хочешь… Нет, до рассвета есть время… Но… прощай. Спасай дивизион. И совесть моя чиста и спокойна. (Звонит.)
Входит лакей.
Вестовой привез пакет?
Лакей
Шервинский. Сейчас же дайте его сюда.
Лакей выходит, потом возвращается с узлом.
Благодарю вас.
Лакей . Позвольте узнать, что с их светлостью?
Шервинский. Что это за вопрос?
Лакей. Виноват.
. Вы хороший человек, Федор. В вашем лице есть что-то… эдакое… привлекательное… пролетарское. Гетман изволит почивать. И вообще — молчите.
Лакей. Так-с.
Шервинский. Федор, живо из адъютантской принесите мне мое полотенце, бритву, мыло!
Лакей
Шервинский. Совершенно верно. И газету.
Лакей выходит в левую дверь. Шервинский лакей.
Идет мне эта шляпа?
Лакей. Как же-с. Бритвочку в карман возьмете?
Шервинский. Бритву в карман… Ну-с, дорогой Федор, позвольте вам на память оставить пятьдесят карбованцев.
Лакей
Шервинский. А также пожать вашу честную трудовую руку. Не удивляйтесь, я демократ по натуре. Федор, я адъютантом никогда не служил.
Лакей. Понятно.
Шервинский…
Лакей. Неужто ходу дал?
Шервинский. Смылся…
Лакей. Ах, сволочь!..
. Неописуемый бандит!
Лакей. А нас всех, стало быть, на произвол судьбы?
Шервинский. Вы же видите!? Вам-то еще полгоря, но каково мне? Ну, дорогой Федор, задерживаться я больше не могу, как ни приятно беседовать с вами… Слышите?
До свидания. (От двери.) Федор, вы человек хороший, и пока я у власти, — дарю вам этот кабинет. Что вы смотрите? Чудак! Вы сообразите, какое одеяло выйдет из этой портьеры… (Исчезает.)
Лакей… (Вдруг яростно срывает портьеру с двери.)
Занавес
Конец второго акта
Примечания
— се дней Александровых восходящее солнце. — Эго еще одно свидетельство того, что Турбины, Мышлаевский действительно смотрели спектакль «Павел Первый» в театре Соловцова по пьесе Д. С. Мережковского: «Александр (с балкона) … Все при мне будет, как при бабушке…
Талызин
Депрерадович. А солнце-то, солнце — се Александровых дней восходящее солнце». (См.: Д. Мережковский. СС в четырех томах, т. 3, 87.)
82. Дышала ночь восторгом сладострастья — романс «Письмо». (См.: Мазуркевич В. А. Стихотворения, СПБ, 1900, с 104–105)
83. Seien Sie bitte so liebenswürdig, Herrn Major fon Dust an den Apparat zu bitten Ja… Ja.. Будьте любезны, позовите к телефону господина майора фон Дуста… Да… да… (нем
84. Wir haben die Ehre. Euer Hohheit, zu begrüssen. — Имеем честь приветствовать вашу светлость. (нем .)
85. Ich freue mich herzlich das Sie, mane Herren, gekommen sind. Bitte, nehmen Sie Platz. Ich habe eben die Nachricht von sehr schwerem Zustande unserer Armee bekommen. — Я очень рад вас видеть, господа. Прошу вас, садитесь. Я только что получил известие о тяжелом положении нашей армии. (нем .)
— Мы об этом знали уже давно. (нем .)
87. Das ist ja unerhört! — Это неслыханно! (нем .)
88. Mein General, wir haben gar keine Zeit. Wir mussen… Ваше превосходительство, у нас нет времени. Мы должны… (нем.
89. Herr Doctor, seien Sie so liebenswürdig… — Господин доктор, будьте так любезны… (нем .)
90. Fertig. — Готово. (нем .)
— Сейчас. (нем .)