• Приглашаем посетить наш сайт
    Русская библиотека (biblioteka-rus.ru)
  • Мой дневник 1925 г.

    Предисловие
    Год: 1923 1924 1925

    1925 год

    2 января, в ночь на 3-тье.

    «Если бы к „Рыковке“ добавить „Семашковки“, то получилась бы хорошая „Совнаркомовка“».

    «Рыков напился по смерти Ленина по двум причинам: во-первых, с горя, а во-вторых, от радости».

    «Троцкий теперь пишется „Троий“ — ЦК выпало».

    Все эти анекдоты мне рассказала эта хитрая веснушчатая лиса Л[ежнев] вечером, когда я с женой сидел, вырабатывая текст договора на продолжение «Белой гвардии» в «России». Жена сидела, читая роман Эренбурга, а Лежнев обхаживал меня. Денег у нас с ней не было ни копейки. Завтра неизвестный мне еще еврей Каганский должен будет уплатить мне 300 рублей и векселя. Векселями этими можно п[одтеретьс]я. Впрочем, черт его знает! Интересно, привезут ли завтра деньги. Не отдам рукопись...

    Сегодня газет нет, значит, нового ничего нет.

    * * *

    Забавный случай: у меня не было денег на трамвай, а поэтому я решил из «Гудка» пойти пешком. Пошел по набережной Москвы-реки. Полулуние в тумане. Почему-то середина Москвы-реки не замерзла, а на прибрежном снеге и льду сидят вороны. В Замоскворечье огни. Проходя мимо Кремля, поравнявшись с угловой башней, я глянул вверх, приостановился, стал смотреть на Кремль и только что подумал «доколе, Господи!» — как серая фигура с портфелем вынырнула сзади меня и оглядела. Потом прицепилась. Пропустил ее вперед, и около четверти часа мы шли, сцепившись. Он плевал с парапета, и я. Удалось уйти у постамента Александру.

    3 января.

    Сегодня у Л[ежнева] получил 300 рублей в счет романа «Б[елая] г[вардия]», который пойдет в «России». Обещали на остальную сумму векселя.

    Были сегодня вечером с женой в «Зеленой лампе». Я говорю больше, чем следует, но не говорить не могу. Один вид Ю. Потехина [299], приехавшего по способу чеховской записной книжки и нагло уверяющего, что...

    — Мы все люди без идеологии, — действует на меня, как звук кавалерийской трубы.

    — Не бреши!

    Литература, на худой конец, может быть даже коммунистической, но она не будет садыкерско-сменовеховской [300]. Веселые берлинские бляди! Тем не менее, однако, боюсь, как бы «Б[елая] г[вардия]» не потерпела фиаско. Уже сегодня вечером, на «Зел[еной] лампе» Ауслендер сказал [301], что «в чтении...», и поморщился. А мне нравится, черт его знает почему.

    * * *

    Ужасное состояние: все больше влюбляюсь в свою жену. Так обидно — 10 лет открещивался от своего... Бабы как бабы. А теперь унижаюсь даже до легкой ревности. Чем-то мила и сладка. И толстая.

    4 января 1925 г.

    Петербургу — быть пусту.

    Вчера наводнение в Петербурге: были затоплены Василеостровский, Петербургский, Московско-Нарвск[ий] и Центральный районы. Поздним вечером вода пошла на убыль.

    * * *

    Из Англии пришла нота [302]

    Есть сообщение из Киева, что вся работа союза швейников, ввиду того, что в нем 80% евреев, переводится постепенно на еврейский язык.

    Даже весело.

    * * *

    Сегодня вышла «Богема» в «Кр[асной] ниве» № 1. Это мой первый выход в специфически-советской тонко-журнальной клоаке. Эту вещь я сегодня перечитал, и она мне очень нравится, но поразило страшно одно обстоятельство, в котором я целиком виноват. Какой-то беззастенчивой бедностью веет от этих строк. Уж очень мы тогда привыкли к голоду и его не стыдились, а сейчас как будто бы стыдно. Подхалимством веет от этого отрывка. Кажется, впервые со знаменитой осени 1921-го года позволю себе маленькое самомнение и только в дневнике, — написан отрывок совершенно на «ять», за исключением одной, двух фраз. («Было обидно» и др.).

    * * *

    Все идет верхним концом и мордой в грязь. Вся Москва растеклась в оттепельной грязи, а я целый день потратил на разъезды, приглашая гостей. Хотим у Нади потанцевать.

    [303] и отдал им номер «России» с «Б[елой] гв[ардией]».

    В антракте между фокстротными разъездами был взят за горло милыми евреичками по поводу бабьих писем. Сжали, и кругом правы. Я жму в свою очередь, но ни черта, конечно, не сделаю. Ни в коем случае не пришлет. Как кол в горле. А сам я, действительно, кобра. До того сжали, что я в один день похудел и вся морда обвисла на сторону. Три дня и три ночи буду думать, а выдумаю. Все равно я буду водить, а не кто-нибудь другой.

    5 января.

    Какая-то совершенно невероятная погода в Москве — оттепель, все распустилось, и такое же точно, как погода, настроение у москвичей. Погода напоминает февраль, и в душах Февраль.

    — Чем все это кончится? — спросил меня сегодня один приятель.

    Вопросы эти задаются машинально и тупо, и безнадежно, и безразлично, и как угодно. В его квартире, как раз в этот момент, в комнате через коридор, пьянствуют коммунисты. В коридоре пахнет какой-то острой гадостью, а один из партийцев, по сообщению моего приятеля, спит пьяный, как свинья. Его пригласили, и он не мог отказаться. С вежливой и заискивающей улыбкой ходит к ним в комнату. Они его постоянно вызывают. Он от них ходит ко мне и шепотом их ругает. Да, чем-нибудь все это да кончится. Верую!

    Сегодня специально ходил в редакцию «Безбожника». Она помещается в Столешн[иковом] переулке, вернее, в Козмодемьяновском, недалеко от Моссовета. Был с М. С., и он очаровал меня с первых же шагов.

    — Что, вам стекла не бьют? — спросил он у первой же барышни, сидящей за столом.

    — То есть, как это? (растерянно). — Нет, не бьют (зловеще).

    — Жаль.

    Хотел поцеловать его в его еврейский нос. Оказывается, комплекта за 1923 год нету. С гордостью говорят — разошлось. Удалось достать 11 номеров за 1924 год. 12-ый еще не вышел. Барышня, если можно так назвать существо, дававшее мне его, неохотно дала мне его, узнав, что я частное лицо.

    — Лучше я бы его в библиотеку отдала.

    Тираж, оказывается, 70 000 и весь расходится. В редакции сидит неимоверная сволочь, выходит, приходит; маленькая сцена, какие-то занавесы, декорации... На столе, на сцене, лежит какая-то священная книга, возможно, Библия, над ней склонились какие-то две головы.

    — Как в синагоге, — сказал М., выходя со мной.

    «Бел[ую] гв[ардию]» в «России», разговаривают со мной иначе, как бы с некоторым боязливым, косоватым почтением.

    М[...]н отзыв об отрывке «Б[елой] г[вардии]» меня поразил, его можно назвать восторженным, но еще до его отзыва окрепло у меня что-то в душе. Это состояние уже дня три. Ужасно будет жаль, если я заблуждаюсь и «Б[елая] г[вардия]» не сильная вещь.

    Когда я бегло проглядел у себя дома вечером номера «Безбожника», был потрясен [304]. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее, ее можно доказать документально: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Нетрудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены.

    * * *

    Вечером была Л. Л. и говорила, что есть на свете троцкисты. Анекдот: когда Троцкий уезжал, ему сказали: «Дальше едешь, тише будешь».

    * * *

    «Гудке» в первый раз с ужасом почувствовал, что я писать фельетонов больше не могу. Физически не могу. «Это надругательство надо мной и над физиологией».

    * * *

    Большинство заметок в «Безбожнике» подписаны псевдонимами.

    «А сову эту я разъясню».

    26-го января 1925 г. Пятница.

    [305] и сразу как-то обмякла и сомлела.

    Белый в черной курточке. По-моему, нестерпимо ломается и паясничает.

    Говорил воспоминания о Валерии Брюсове. На меня все это произвело нестерпимое впечатление. Какой-то вздор... символисты [306]... «Брюсов дом в 7 этажей».

    «Скажите, Борис Николаевич, как по-Вашему — Христос пришел только для одной планеты или для многих?» Во-первых, что я за такая Валаамова ослица — вещать, а во-вторых, в этом почувствовал подковырку...

    В общем, пересыпая анекдотиками, порой занятными, долго нестерпимо говорил... о каком-то папоротнике... о том, что Брюсов был «Лик» символистов, но в то же время любил гадости делать...

    Я ушел, не дождавшись конца. После «Брюсова» должен был быть еще отрывок из нового романа Белого.

    Mersi.

    25-го февраля. Среда. Ночь.

    13 декабря 1925 г.

    Я около месяца не слежу за газетами. Мельком слышал, что умерла жена Буд[ённого]. Потом слух, что самоубийство, а потом, оказывается, он ее убил. Он влюбился, она ему мешала. Остается совершенно безнаказанным.

    По рассказу — она угрожала ему, что выступит с разоблачениями его жестокости с солдатами в царское время, когда он был вахмистром.

    Примечания

    Один вид Ю. Потехина... — Потехин Юрий Николаевич — писатель, один из видных сменовеховцев.

    [300] ... садыкерско-сменовеховской... — Имеется в виду Садыкер Павел Абрамович — директор-распорядитель акционерного общества «Накануне».

    [301] ... Ауслендер сказал... — Ауслендер Сергей Абрамович (1886—1943) — писатель.

    [302] — 4 января 1925 года «Известия» напечатали ноту Чемберлена полпреду Раковскому следующего содержания: «Я получил вашу ноту от 22 декабря, в которой вы возвращаетесь к письму, адресованному г. Зиновьевым коммунистической партии в Англии 15 сентября этого года.// Правительство ее величества ничего не имеет прибавить к ноте, адресованной вам 21 ноября, в которой вопрос этот всесторонне рассмотрен.// Примите и пр. Чемберлен».

    Зарубежная пресса широко комментировала ноту английского правительства и ситуацию с Зиновьевым. Например, рижская газета «Сегодня вечером» сообщала: «Совнарком осудил Зиновьева за то, что он ведет распутный образ жизни и деморализует других коммунистов. Даже ближайшие друзья Зиновьева — Бухарин и Сталин осуждают его частную жизнь, являющуюся „позором для русской коммунистической партии“. Кроме того, Раковский жаловался Совнаркому, что глупым речам Гришки компартия обязана провалом займа в Англии. Однако Каменев и другие лидеры партии выступили в защиту Зиновьева, заявив, что надо подождать, пока забудется скандал с Троцким» (17 января).

    На следующий день эта же газета напечатала такую заметку: «Из Петрограда сообщают, что среди рабочих Путиловского завода распространяется листовка с призывом „низложить ленинградского коммунистического губернатора, спекулянта на пролетарской крови — Гришку Зиновьева“».

    Кстати, подобные же листовки, предрекавшие «Гришке, красному императору, растлителю и вору», такой же конец, который постиг Отрепьева и Распутина, — распространялись в Москве и в других городах.

    Видел милых Ляминых... — Лямин Николай Николаевич (1892—1941) — филолог, специалист по романским литературам, сотрудник ГАНХ, близкий друг Булгакова; его жена — Ушакова Наталья Абрамовна (1899—1993), художница. Л. Е. Белозерская вспоминала: «К 1925 году относится знакомство М. А., а затем и длительная дружба с Николаем Николаевичем Ляминым... Познакомились они у писателя Сергея Сергеевича Заяицкого, где Булгаков читал отрывки из „Белой гвардии“ {39}. В дальнейшем все или почти все, что было им написано, он читал у Ляминых... „Белую гвардию“ (в отрывках), „Роковые яйца“, „Собачье сердце“, „Зойкину квартиру“, „Багровый остров“, „Мольера“, „Консультанта с копытом“, легшего в основу романа „Мастер и Маргарита“».

    [304] «Безбожника», был потрясен... — «Безбожник» — ежемесячный журнал, выходивший в Москве с 1923 по 1941 год. Напечатал множество откровенно глумливых статей, очерков, заметок, фельетонов и карикатур антихристианского содержания. Первый номер «Безбожника» (ответственный редактор М. Костеловская), на обложке которого было начертано: «С земными царями раз делались, принимаемся за небесных», — открывался статьей Н. И. Бухарина «На борьбу с международными богами». Цинизм, пошлость и наглость пронизывают статью от первого и до последнего слова. Вот некоторые фрагменты из этой «передовицы»:

    «Русский пролетариат сшиб, как известно, корону царя. И не только корону, но и голову. Немецкий — свалил корону с Вильгельма, но голова, к сожалению, осталась. Австрийский рабочий добрался до короны, не добрался до головы, но король сам испугался и от испуга умер. Недавно греки сшибли еще одну корону. Словом, на земле на этот счет не приходится сомневаться: рискованное дело носить это украшение.

    Не совсем так обстоит дело на небе... Международные боги... еще очень сильны... Так дальше жить нельзя! Пора добраться и до небесных корон, взять на учет кое-что на небе.

    Для этого нужно прежде всего начать с выпуска противобожественных прокламаций, с этого начинается великая революция. Правда, у богов есть своя армия и даже, говорят, полиция: архистратиги разные, Георгии Победоносцы и прочие георгиевские кавалеры. В аду у них настоящий военно-полевой суд, охранка и застенок. Но чего же нам-то бояться? Не видали мы, что ли, этаких зверей и у нас на земле?

    — в концентрационные лагеря); передача главных богов, как виновников всех несчастий, суду пролетарского ревтрибунала...

    Пока что мы начинаем поход против богов в печати... В бой против богов! Единым пролетарским фронтом против этих шкурников!»

    [305] Была С. З. Федорченко... — Федорченко Софья Захаровна (1888—1959) — писательница, упоминается в воспоминаниях Л. Е. Белозерской.

    ... был... на чтении А. Белого... Какой-то вздор... символисты... — Отрицательное отношение к Андрею Белому оказалось у Булгакова довольно стойким. В дневнике Е. С. Булгаковой от 14 января 1934 года имеется запись слов Булгакова, сказанных им после смерти Андрея Белого: «Всю жизнь, прости Господа, писал дикую ломаную чепуху... В последнее время решил повернуться лицом к коммунизму, но повернулся крайне неудачно... Говорят, благословили его чрезвычайно печальным некрологом».

    Суждения писателя о писателях часто бывают суровыми и не всегда справедливыми.

    Предисловие
    Год: 1923 1924 1925