|
Глава 4. НЕ ВСЯКОМУ НРАВИТСЯ БЫТЬ ОБОЙЩИКОМ
А мне все-таки жаль бедного Поклена. Что же это за напасть, в самом деле! В ноябре 1636 года померла и вторая жена его.
Отец опять сидит в сумерках и тоскует. Он станет теперь совсем одинок. А у него теперь шестеро детей. И лавка на руках, и поднимай на ноги всю ораву. Один, всегда один. Не в третий же раз жениться...
И, как на горе, в то же время, когда умерла Екатерина Флеретт, что-то сделалось с первенцем Жаном-Батистом. Четырнадцатилетний малый захирел. Он продолжал работать в лавке, - жаловаться нельзя, он не лодырничал. Но поворачивался как марионетка, прости господи, у Нового Моста. Исхудал, засел у окна, стал глядеть на улицу, хоть на ней ничего и нет-ни нового, ни интересного. Стал есть без всякого аппетита...
Наконец назрел разговор.
- Рассказывай, что с тобой? - сказал отец и прибавил глухо. - Уж не заболел ли ты?
Батист уперся глазами в тупоносые свои башмаки и молчал.
- Тоска мне с вами, - сказал бедный вдовец, - что мне делать с вами, детьми? Ты не томи меня, а... рассказывай.
Тут Батист перевел глаза на отца, а затем на окно и сказал:
- Я не хочу быть обойщиком. Потом подумал и, очевидно решившись развязать сразу этот узел, добавил:
- Чувствую глубокое отвращение. Еще подумал и еще добавил:
- Ненавижу лавку.
И чтобы совсем доконать отца, еще добавил:
- Всем сердцем и душой!
После чего и замолчал.
Вид у него при этом сделался глупый. Он, собственно, не знал, что последует вслед за этим. Возможна, конечно, плюха от отца. Но плюхи он не получил. Произошла длиннейшая пауза. Что может помочь в таком казусном деле? Плюха? Нет, плюхой здесь ничего не сделаешь. Что сказать сыну? Что он глуп? Да, он стоит как тумба, в лицо у него тупое в этот момент. Но глаза как будто не глупые и блестящие, как у Марии Крессе.
Лавка не нравится? Быть может, это ему только кажется? Он еще мальчик, в его годы нельзя рассуждать о том, что нравится, а что не нравится. Он просто, может быть, немножко устал? Но ведь он-то, отец, еще больше устал, и у него-то ведь помощи нет никакой, он поседел в заботах...
- Чего же ты хочешь? - спросил отец.
В это мгновение кто-то нежно постучал тростью в дверь, и в сумерках вошел Луи Крессе.
- Вот, - сказал отец, указывая на плоеный воротничок, - он, извольте видеть, не желает помогать мне в лавке, а намерен учиться.
Дед заговорил вкрадчиво и мягко. Он сказал, что все устроится по-хорошему. Если юноша тоскует, то надо, конечно, принять меры.
- Какие же меры? - спросил отец.
- Но позвольте, он же учился в приходской школе?
- Ну что такое приходская школа! - сказал дед. - У мальчугана огромные способности...
- Выйди, Жан-Батист, из комнаты, я поговорю с дедушкой.
Жан-Батист вышел. И между Крессе и Поклоном произошел серьезнейший разговор.
|