|
Отсверлили бешеные милицейские свистки, утихли безумные женские визги, две кареты увезли, тревожно трубя, обезглавленного, в лохмотьях платья, раненую осколками стекла вожатую и пассажиров; собаки зализали кровь, а Иван Николаевич Бездомный как упал на лавку, так и сидел на ней.
Руки у него были искусаны, он кусал их, пока в нескольких шагах от него катило тело человека, сгибая его в клубок.
Ваня в первый раз в жизни видел, как убивает человека, и испытал приступ тошноты.
Потом он пытался кинуться туда, где лежало тело, но с ним случилось что-то вроде паралича, и в этом параличе он и застыл на лавке. Ваня забыл начисто сумасшедшего немца-профессора и старался понять только одно: как это может быть, что человек, вот только что хотел позвонить по телефону, а потом, а потом... А потом... и не мог понять.
Народ разбегался от места происшествия, возбужденно перекрикиваясь словами. Иван их слов не воспринимал. Но востроносая баба в ситце другой бабе над самым ухом Бездомного закричала так:
- Аннушка... Аннушка, говорю тебе, Гречкина с Садовой, рядом из десятого номера... Она... она... Взяла на Бронной в кооперативе постного масла по второму талону... да банку-то и разбей у вертушки...
Уж она ругалась, ругалась... А он, бедняга, стало быть, и поскользнулся... вот из-под вертушки-то и вылетел...
Дальнейшие слова угасли.
Из всего выкрикнутого бабой одно слово вцепилось в больной мозг Бездомного, и это слово было "Аннушка".
- Аннушка? Аннушка... - мучительно забормотал Бездомный, стараясь вспомнить, что связано с этим именем.
Тут из тьмы выскочило еще более страшное слово "постное масло", а затем почему-то Понтий Пилат. Слова эти связались, и Иван, вдруг обезумев, встал со скамьи. Ноги его еще дрожали.
- Что та-кое? Что?! - спросил он сам у себя. - Аннушка?! - выкрикнул он вслед бабам.
- Аннуш... Аннуш... - глухо отозвалась баба.
Черный и мутный хлам из головы Ивана вылетел, и ее изнутри залило очень ярким светом. В несколько мгновений он подобрал цепь из слов и происшествий, и цепь была ужасна.
Тот самый профессор за час примерно до смерти знал, что Аннушка разольет постное масло... "Я буду жить в вашей квартире"... "вам отрежет голову"... Что же это?!
Не могло быть ни тени, ни зерна сомнения в том, что сумасшедший профессор знал, фотографически точно знал заранее всю картину смерти!
Свет усилился, и все существо Ивана сосредоточилось на одном: сию же минуту найти профессора... а найдя, взять его. Ах, ах, не ушел бы, только бы не ушел!
Но профессор не ушел.
Солнца не было уже давно. На Патриарших темнело. Над Прудом в уголках скоплялся туман. В бледнеющем небе стали проступать беленькие пятнышки звезд. Видно было хорошо.
Он - профессор, ну, может быть, и не профессор, ну, словом, он стоял шагах в двадцати и рисовался очень четко в профиль. Теперь Иван разглядел, что он росту, действительно, громадного, берет заломлен, трость взята подмышку.
Отставной втируша-регент сидел рядом на скамейке. На нос он нацепил себе явно ненужное ему пенсне, в коем одного стеклышка не существовало. От этого пенсне регент стал еще гаже, чем тогда, когда провожал Берлиоза на рельсы.
Чувствуя, что дрожь в ногах отпускает его, Иван с пустым и холодным сердцем приблизился к профессору.
Тот повернулся к Ивану. Иван глянул ему в лицо и понял, что стоящий перед ним и никогда даже не был сумасшедшим.
- Ich verstehe nicht, - ответил тот неизвестный, пожав плечами.
- Они не понимают, - пискливо сказал регент, хоть его никто и не просил переводить.
- Их фершт... вы понимаете! Не притворяйтесь, - грозно и чувствуя холод под ложечкой, продолжал Иван. Немец смотрел на него, вытаращив глаза.
- Вы не немец. Вы не профессор, - тихо продолжал Иван. - Вы - убийца. Вы отлично понимаете по-русски. Идемте со мной.
Немец молчал и слушал.
- Документы! - вскрикнул Иван...
- Was ist den los?..
- Гражданин! - ввязался регент, - не приставайте к иностранцу!
Немец пожал плечами, грозно нахмурился и стал уходить.
Иван почувствовал, что теряется. Он, задыхаясь, обратился к регенту:
- Эй... гражданин, помогите задержать преступника!
Регент оживился, вскочил.
- Который преступник? Где он? Иностранный преступник? - закричал он, причем глазки его радостно заиграли. - Этот? Гражданин, кричите "караул"! А то он уходит!
И регент предательски засуетился.
- Караул! - крикнул Иван и ужаснулся, никакого крика у него не вышло. - Караул! - повторил он, и опять получился шепот.
Великан стал уходить по аллее, направляясь к Ермолаевскому переулку. Еще более сгустились сумерки, Ивану показалось, что тот, уходящий, несет длинную шпагу.
- Вы не смотрите, гражданин, что он хромой, - засипел подозрительный регент, - покеды вы ворон будете считать, он улизнет.
Регент дышал жарко селедкой и луком в ухо Ивану, глазок в треснувшем стекле подмигивал.
Долго они плясали друг перед другом, пока Иван не сообразил, что и тут злой умысел.
- Пусти! - яростно крикнул он, - эге-ге, да у вас тут целая шайка.
Блуждая глазами, он оглянулся, крикнул тонко:
- Граждане! На помощь! Убийцы!
В самом конце аллеи неизвестный остановился и повернулся к Ивану. Иван выпустил рукав регента, замер.