М. А. Булгаков ― П. Н. Зайцеву [134]
(Конец августа — начало сентября 1924 г.)
Телефон Вересаева? 2-60-28. Но телефон мне не поможет... Туман... Туман...
Существует ли загробный мир?
Завтра, может быть, дадут денег... [135]
Примечания
[134] Памир. 1987. № 8. Затем: Письма. Печатается и датируется по второму изданию.
[135] Собственно говоря, эта записка не была адресована П. Н. Зайцеву. Просто писал ее Булгаков, находясь у Зайцева в издательстве «Недра». В этот момент Булгаков, скорее всего, мучительно размышлял о ближайших днях своего существования, поскольку, получив в «Недрах» отказ в публикации «Белой гвардии», он попадал в тяжелейшее материальное положение. К тому же семейные дела его крайне осложнились, в это время он уже решил жениться на Л. Е Белозерской. Раздумывая о своем житье-бытье, Булгаков машинально набрасывал на листке отдельные фразы. Этот листок П. Н. Зайцев сохранил и на обороте написал: «М. А. Булгаков, дожидаясь меня и гонорара
Все эти события происходили на глазах у Ю. Л. Слезкина, который достаточно подробно описал их в своих «Записках писателя». Приводим некоторые выдержки из них: «Тогда у нас собирался литературный кружок „Зеленая лампа“ — организаторами его были я и Ауслендер, вернувшийся из Сибири. Ввел туда я и Булгакова. Он читал там свои рассказы „Роковые яйца“ и „Собачье сердце“. Последний так и не увидел свет — был запрещен. А рассказ хорош, но с большой примесью яда. Булгаков точно вырос в один-два месяца. Точно другой человек писал роман о наркомане. Появился свой язык, своя манера, свой стиль. Портрет Булгакова тех дней очень верно написан Валентином Катаевым в его рассказе „Зимой“. Катаев был влюблен в сестру Булгакова
Вскоре он прочел нам первые главы своего романа „Белая гвардия“. Я его от души поздравил и поцеловал — меня увлекла эта вещь, и я радовался за ее автора».
Судя по всему, Ю. Л. Слезкин неодобрительно относился к изменениям в семейной жизни Булгакова, которые описывает так: «Тут у Булгакова пошли „дела семейные“ — появились новые интересы, ему стало не до меня. Ударил в нос успех! К тому времени вернулся из Берлина Василевский (He-Буква) с женой своей (которой по счету?) Любовью Евгеньевной, не глупая, практическая женщина, многое испытавшая на своем веку, оставившая в Германии свою „любовь“, — Василевская приглядывалась ко всем мужчинам, которые могли бы помочь строить ее будущее. С мужем она была не в ладах. Наклевывался роман у нее с Потехиным Юрием Михайловичем (ранее вернувшимся из эмиграции) — не вышло, было и со мною сказано несколько теплых слов [...] Булгаков подвернулся кстати. Через месяц-два все узнали, что Миша бросил Татьяну Николаевну и сошелся с Любовью Евгеньевной. С той поры — наша дружба пошла врозь. Нужно было и Мише и Л. Е. начинать „новую жизнь“, а следовательно, понадобились новые друзья — не знавшие их прошлого. Встречи наши стали все реже, а вскоре почти совсем прекратились, хотя мы остались по-прежнему на ты.
»
Эти записи о Булгакове, как и ранее цитировавшиеся, сделаны Ю. Слезкиным в феврале 1932 г., то есть по прошествии достаточно большого времени, и, естественно, оценки событиям 1924—1925 гг. даются уже с учетом последующих событий. Несомненно, высказывания Ю. Слезкина о «наигранном фрондерстве и позе ущемленного в своих воззрениях человека» выражают отношение Слезкина к ситуации, сложившейся вокруг Булгакова в 1927—1930 гг. Тут явно проскальзывают нотки зависти к творческим успехам бывшего друга.
«Роковые яйца». — Сост.
{24} Лелю, Елену — Сост.