• Приглашаем посетить наш сайт
    Некрасов (nekrasov-lit.ru)
  • Вересаев В. В. ― Булгакову М. А., 19 декабря 1935 г.

    19/XII―35.

    В. В. Вересаев ― М. А. Булгакову

    Дорогой Михаил Афанасьевич!

    В соответствии с выраженным Вами согласием я решаю снять свое имя с нашей пьесы «Александр Пушкин», каковую прошу впредь именовать просто: «М. А. Булгаков. Александр Пушкин». Об этом уполномочиваю Вас сообщить театрам, с которыми мы заключили договоры. Театр Вахтангова я извещаю сам.

    Преданный Вам В. Вересаев. [746]

    Примечания

    [746] Решив сохранить вступительное слово и комментарии Е. С. Булгаковой, мы почувствовали необходимость дополнить их, учитывая тот факт, что «Письма» рассчитаны на массового читателя; к тому же за последнее время о Пушкине появилось много интересных, значительных работ, которые необходимо использовать или просто иметь в виду при чтении и переписки, и пьесы «Последние дни» («Пушкин»).

    Вересаев (псевдоним, настоящая фамилия Смидович) Викентий Викентьевич (1867—1945) — русский советский писатель, окончил историко-филологический факультет Петербургского университета в 1888 г., а в 1894 г. медицинский факультет Дерптского университета. Печататься начал с 1885 г., но обратил внимание читателей и критики только после того, как опубликовал повести «Без дороги» (1895), «На повороте» (1902), «Два конца» (1899—1903); широкую популярность приобрели его «Записки врача» (1901), много раз переиздававшиеся различными издательствами. «Рассказы о войне» (1906) и «На войне» (1907—1908) — итог его пребывания на русско-японской войне (1904—1905) в качестве врача и корреспондента. Кроме того, до революции В. В. Вересаев опубликовал повесть «К жизни» (1909), исследовательскую работу «Живая жизнь» о Достоевском, Льве Толстом и Ф. Ницше. После Великой Октябрьской революции В. В. Вересаев создает два романа об интеллигенции во время революции — «В тупике» (1922) и «Сестры» (1933), публикует воспоминания «В юные годы» (1927) и «В студенческие годы» (1929), несколько биографических книг: «Пушкин в жизни» (1926—1927), «Гоголь в жизни» (1933), «Спутники Пушкина» (1934—1936) и др. В 1945 г. В. В. Вересаеву была присуждена Сталинская премия за достижения в области литературы.

    Как явствует из переписки, В. В. Вересаев должен был поставлять материал для пьесы, а Булгаков создавать ее. Иными словами, Булгаков полностью зависел от того, что представлял ему В. Вересаев, который только что опубликовал «Пушкин в жизни» и «Спутники Пушкина».

    «Пушкин в жизни» — это «систематический свод подлинных свидетельств современников», это выписки из документов, писем, воспоминании современников. «В течение рада лет я делал для себя из первоисточников выписки, касавшиеся характера Пушкина, его настроений, привычек, наружности и пр. По мере накопления выписок я приводил их в систематический порядок. И вот однажды, пересматривая накопившиеся выписки, я неожиданно увидел, что передо мной — оригинальнейшая и увлекательнейшая книга, в которой Пушкин встает совершенно как живой» — так, по словам В. В. Вересаева, возникла эта книга.

    В этой книге собраны не только свидетельства современников, хорошо знавших Пушкина, но и слухи, сплетни, легенды... По замыслу В. Вересаева, эта книга должна представить не только великого поэта, но и «дитя ничтожное мира», «грешного, часто действительно ничтожного, иногда прямо пошлого».

    Как известно, Булгаков не стал выводить Пушкина на сцену, такт и любовь к гению России избавили его показывать Пушкина как «дитя ничтожное мира». Но материалы, представленные ему о Наталье Николаевне, свидетельствовали о резко отрицательном отношении к ней как виновнице гибели Пушкина.

    Клеветнические измышления о Н. Н. Пушкиной имели распространение еще при жизни Пушкина и после его смерти. Все эти свидетельства, собранные в широко известной книге П. Е. Щеголева «Дуэль и смерть Пушкина», вышедшей еще в 1916 г. и не раз потом переизданной, без всяких критических комментариев перешли и в книги В. В. Вересаева, к тому же и дополненные подобным «материалом». Так что перед читателями этих книг возникал образ коварной и эгоистичной светской обольстительницы, ничего общего не имеющей с реальной Н. Н. Пушкиной.

    И М. А. Булгаков оказался в плену этой «концепции», этих слухов.

    Следует отметить, что вступительная статья Е. С. Булгаковой к переписке Булгакова с Вересаевым и ее комментарии к этим письмам, естественно, не исчерпывают всех сопутствующих творческому содружеству двух известных писателей обстоятельств. Некоторые подробности можно почерпнуть из дневников Е. С. Булгаковой. Нам представляется целесообразным привести те ее записи, которые непосредственно отражают процесс создания пьесы «Пушкин». Записи приводятся в хронологической последовательности.

    «25 августа [1934 г.] [...] У М. А. возник план пьесы о Пушкине. Только он считает необходимым пригласить Вересаева для разбора материала.

    М. А. испытывает к нему благодарность за то, что тот в тяжелое время сам пришел к М. А. и предложил в долг деньги.

    М. А. хочет этим как бы отблагодарить его, а я чувствую, что ничего хорошего не получится. Нет ничего хуже, когда двое работают.

    9 декабря. Днем у Викентия Викентьевича. Отнесли ему последнюю тысячу Мишиного долга. Обоим нам стало легче на душе.

    Решено огласить Мишину идею, то есть, что пьеса без Пушкина.

    На обратном пути, в гастрономическом магазине на Арбате, случайная встреча с Руслановым {71}.

    Спрашивал, над чем работает Миша. Я сказала, что Михаил Афанасьевич сейчас очень занят, тут и пьеса для „Сатиры“, и кино, но главное — это его новый замысел — его работа над Пушкиным вместе с Вересаевым.

    У Русланова глаза стали как фонари у автомобиля. Подошел Миша, Русланов — с вопросами. Миша сказал, что его решение — делать пьесу без Пушкина.

    Русланов тут же попросил разрешения позвонить на этих же днях.

    11 декабря. Позвонил днем Русланов и пришел сейчас же. Страшно заинтересован. Любезен чрезвычайно [...] Разговор начал с того, что Театр и сам давно хотел обратиться к М. А. по поводу Пушкина, только они не надеялись, что М. А. заинтересуется.

    Мы на это вежливо молчали.

    12 декабря. Днем были у Вересаева. Разговор о Русланове. Решено идти на договор. Отдыхаю душой, когда они говорят о Пушкине.

    16 декабря. Днем Миша с Вересаевым были у вахтанговцев — договорились.

    17 декабря. — директора Вахтанговского театра. Договорились материально, подписал договор [...] После этого — Миша на репетиции „Мольера“, а у меня разговор с Егоровым [...] Имел наглость удивиться, что Миша пишет пьесу для другого театра, а не для МХАТ. Что могла — все сказала ему, о всех издевательствах, которые они проделывали над Мишей в течение нескольких лет, что они сделали с „Бегом“, что они делают с „Мольером“, которого репетируют несколько лет!

    18 декабря. Прекрасный вечер: у Вересаева работа над Пушкиным. Мишин план. Самое яркое: в начале — Наталья, облитая светом с улицы ночью, и там же в квартире ночью тайный приход Дантеса, в середине пьесы — обед у Салтыкова (чудак, любящий книгу), в конце — приход Данзаса с известием о ранении Пушкина.

    22 декабря. [...] Вообще, эти дни Миша мучается, боится, что не справится с работой: „Ревизор“, „Иван Васильевич“ и надвигается „Пушкин“.

    28 декабря. Я чувствую, настолько вне Миши работа над „Ревизором“, как он мучается с этим. Работа над чужими мыслями из-за денег. И безумно мешает работать над Пушкиным. Перегружен мыслями, которые его мучают [...]

    К 9 вечера — Вересаевы. Работа над пьесой. Миша рассказывал, что придумал, и пьеса уже видна. Виден Николай, видна Александрина — и самое сильное, что осталось в памяти сегодня, сцена у Геккерена — приход слепого Строганова, который решает вопрос — драться или не драться с Пушкиным Дантесу.

    Символ — слепая смерть со своим кодексом дуэли убивает.

    Сегодня звонил Русланов, зовут вахтанговцы встречать у них Новый год. Но мы не хотим — будем дома [...]

    31 декабря. Кончается год. И вот, проходя по нашим комнатам, часто ловлю себя на том, что крещусь и шепчу про себя: „Господи! Только бы и дальше было так!“

    1 января 1935 г. [... ] А вечером мне Миша диктовал „Ревизора“.

    12/II. Днем ходили с М. на лыжах по Москве-реке. Хорошо!! Вечером — у Вересаевых. Миша читал 4, 5, 6, 7 и 8 картины пьесы. Впечатление сильное, я в одном месте (сумасшествие Натальи) даже плакала.

    Старикам больше всего понравилась четвертая картина — у Дубельта. Вообще же они вполне уверены в том, что пьеса будет замечательная, несмотря на то, что после чтения они яростно критиковали некоторые места: старик — выстрел Дантеса в картину, а М. Г. оспаривала трактовку Нат. Ник. Но она не права, — это признал и В. В.

    18/II. Вечером были у Вересаева, там были пушкинисты. Я, по желанию В. В., сделала небольшой доклад по поводу моего толкования некоторых записей Жуковского о смерти Пушкина и его последних днях [...] Видимо, кажется, неплохо. И Миша очень похвалил, и пушкинисты.

    26 марта — набережная Мойки. Трудная картина — зверски! Толпу надо показать. Но, по-моему, он сделал очень здорово!

    Я так рада, что он опять вернулся к Пушкину. Это время из-за мучительства у Станиславского с „Мольером“ он совершенно не мог диктовать, но, по-видимому, мысли и образы все время у него в голове раскладывались, потому что картина получилась убедительная и выношенная основательно. Замечательная концовка сцены — из темной подворотни показываются огоньки — свечки в руках, жандармы... Хор поет: „Святый Боже...“

    5 апреля. Миша у Вересаевых [...] Читал две последние картины из „Пушкина“ вчерне.

    6 апреля. Вечером был Русланов. Миша ему рассказал содержание пьесы, и, по-моему, на того произвело впечатление.

    По дороге [...] говорили о том, как назвать ее. Русланов думает, что лучше, если пьеса будет называться „Пушкин“.

    9 апреля. [...] Вечером зашел к нам Вересаев по звонку Миши. Миша с ним говорил о предложении Серг[ея] Ермол[инского] инсценировать будущего „Пушкина“. Вересаев сказал: „Я уже причалил свою ладью к вашему берегу, делайте как вы находите лучшим“. По-видимому, старику понравилось предложение. Он только спросил, „устраивает ли сценариста пьеса без Пушкина“.

    Потом ушел наверх к Треневу, где справлялись именины его жены. А через пять минут появился Тренев и нас попросил придти к ним [...]

    Шумно [...] Когда выпили за хозяйку первый тост, Пастернак сказал: „Я хочу выпить за Булгакова“. Хозяйка вдруг с размаху — „Нет, нет! Мы сейчас выпьем за Викентия Викентьевича (Вересаева), а потом за Булгакова“, на что Пастернак упрямо заявил: „Нет, я хочу за Булгакова. Вересаев, конечно, очень большой человек, но он — законное явление, а Булгаков — незаконное“. Билль-Белоцерковский {72} и Кирпотин{73} опустили глаза — целомудренно.

    18 мая. В 12 ч. дня Миша читал пьесу о Пушкине. Были Русланов, Рапопорт, Захава, Горюнов {74} словом, хорошо слушали. Да, сказать правду, уж очень пьеса хороша!

    А старики были недовольны — он — тем, что плохо слышит (а не может же Миша орать при чтении!) — она — тем, что ей, видимо, казалось, что Вике мало внимания оказывают.

    20 мая. Оглушительное событие: Вересаев прислал Мише совершенно нелепое письмо. Смысл его тот, что его не слушают. В частности, нападает на роль Дантеса и на некоторые детали [...] Целый день испортил, сбил с работы. Целый день Миша составлял ему письмо.

    Вышло основательное, резкое письмо. В частности, я напомнила Мише про одну деталь, касающуюся Дубельта. Миша поместил цитату в письме.

    [...] Вдруг звонок по телефону. Старик предлагает забыть письма. Все приходит в норму, по-видимому. Цитатой был оглушен. „— Давайте поцелуемся хоть по телефону“.

    28. V. [...] Миша диктует все эти дни „Пушкина“. Второго июня чтение в Вахтанговском театре, а 31-го мая он хочет нескольким знакомым дома прочесть.

    29. V. — сговорились — он придет вечером для обсуждения.

    30. V.  Был Вересаев. Начал с того, что стал говорить о незначительных изменениях в ремарках и репликах (Никита не в ту дверь выходит, прибавить слово „на театре“ — и все в таком роде).

    — А об основном позже буду говорить [...]

    Миша говорит, что старик вмешивается в драматургическую область, хочет ломать образ Дантеса, менять концовку с Битковым и так далее. Сначала разговор шел в очень решительных тонах, В. В. даже говорил о том, что, может быть, им придется разъехаться, и он снимет свою фамилию [...] Но потом опять предложил мириться. Решено первого опять встретиться.

    Вчера, 31-го, было чтение [...] Читал Миша первоклассно, с большим подъемом, держал слушателей в напряженном внимании [...] Оля {75} сказала, уходя: пройдут века, а эта пьеса будет жить. Никто, никогда так о Пушкине не писал и не напишет.

    Сереже Ерм[олинскому] и Конскому {76} невероятно понравилась пьеса, они слов не находят для выражения наслаждения ею [...]

    — чем больше он думает, тем больше понимает, как замечательна пьеса. Она его встревожила, он взволнован, не может спать. Она так необычна, так противоречит всему общепринятому [...]

    Яншин слушал тяжело, в голове у него в это время шевелились мысли, имеющие отношение к пьесе, но с особой стороны.

    Он сказал потом, что эта пьеса перекликается с Мольером и что Мишу будут упрекать за нее так же, как и за Мольера. За поверхностность (?), что он, как актер, знает, что это не так; потом говорил, что ему не понравились Наталья, Дантес и Геккерен.

    В общем, резюме — очень интересное чтение, очень интересный вечер. Я счастлива этой пьесой. Я ее знаю почти наизусть — и каждый раз — сильное волнение.

    2 июня. „Пушкина“ вахтанговцам. Успех — большой. После чтения говорили сначала артисты, потом Миша и Вересаев. Мише аплодировали после его слов (так же, как и после чтения).

    22 августа. Прервался мой дневник, потому что суматошная шла жизнь, и просто нет сил уследить за всеми событиями и записать. Не записано: отказ в поездке за границу, история с Вересаевым, которая выражалась в том, что старик наделал жутких неприятностей — вмешался в драматургическую часть, предложил чудовищные по пошлости варианты, пытался вести борьбу за эти варианты. Восстановить все это, конечно, нельзя [...]

    26 августа. Судакову нужен „Пушкин“. Сегодня Женя Калужский, Арендт {77}

    29/VIII. Марков, Виленкин, Сахновский, Топорков, Федя {78}, Калужский, Мордвинов {79} [...] — „Пушкин“. Впечатление опять такое же. Явно уцепились за пьесу [...] Федя: это нужно ставить только Станиславскому.

    11/IX. Звонок. Возбужденный Илья {80} передает, что Акулов {81} сказал, чтобы ему дали пьесу на просмотр. Запаковала, надписала, послала в адрес Акулова. Повезут через Театр. Теперь пойдет всякая кутерьма между вахтанговцами и мхатчиками.

    [...] Миша сказал, что Захава сообщил о разрешении Реперткомом „Пушкина“. Стоит помолиться Богу — наконец радостный день!

    24 сентября. У Миши сегодня Русланов. Взволнован тем, что МХАТ хочет играть „Пушкина“.

    25/IХ. „Пушкин“ пошел к Немировичу.

    Вахтанговцы прислали МХАТ письмо с протестом против постановки, говорят, что пьеса — ихняя [...]

    27 сент[ября]. Ольга сообщила, что Немирович сказал о пьесе: она написана большим мастером, тонко, со вкусом. Но образы сделаны так сдержанно, четко, что надо будет, как он сказал, „рыть глубины“.

    1 октября. „Пушкине“, действует как пират. Больше всех волнуется Русланов, потому что Качалов хочет играть Николая.

    2 окт[ября]. Сегодня Ольга [...] трогательно призналась в том, как мхатчики распечатали пакет с пьесой, посланной Акулову, и, конечно, списали экземпляр.

    Самое лучшее — не вмешиваться в это дело и предоставить все естественному течению.

    3 окт[ября]. — Сергей Прокофьев с Дмитриевым. Он производит приятное впечатление.

    Вопрос об опере на основе Мишиной пьесы (Пушкин). Взял с собой пьесу. За ужином Миша прочел половину пьесы.

    Прокофьев хочет ввести Глинку. Пригласил нас завтра на концерт свой в Большом театре.

    16 окт[ября]. [...] Сегодня вечером — Прокофьев с женой и Дмитриев [...] Прокофьев, по просьбе Миши, сыграл Сереже {82} 

    Дальше — интересный разговор о пьесе. Прокофьев говорит, что в оперу обязательно должен быть введен Глинка [...] Прокофьев едет в турне в Африку, вернется через два месяца.

    7-го ноября. Проводила Мишу утром на демонстрацию. Он рассказывал потом, что на площади колонны шли в несколько рядов сплошным потоком.

    Видел на трибуне Сталина — в серой шинели, в фуражке.

    1/XII. Чтение „Пушкина“ у нас. Книппер-Чехова, Горчаков, Мелик-Пашаев, Кторов, Попова {83}, Станицын, Вильямсы, Калужские, и Ермолинские [...] Было весело».

    Комментарии

    Сост.

    {72} Билль-Белоцерковский Владимир Наумович (1884―1970) — советский драматург.

    {73} Кирпотин Валерий Яковлевич (1898―1997) — советский литературовед и критик, в то время — зав. сектором художественной литературы ЦК ВКП(б).

    {74} Все — режиссеры и артисты Вахтанговского театра. — Сост.

    {75} О. С. Бокшанская. — Сост.

    Сост.

    {77} Врач, близкий знакомый семьи Булгаковых. — Сост.

    {78} Ф. Михальский. — Сост.

    {79} Все — члены коллектива МХАТ. — Сост.

    {80} И. Я. Судаков. — Сост.

    Сост.

    {82} Cын Е. С. Булгаковой. — Сост.

    {83} Актриса МХАТ. — Сост.

    Разделы сайта: