В голубой же гостиной уже появилась третья дама - Софья Ивановна.
- Нет, нет! - категорически заявляет она. - Здесь не мертвые души! Здесь что-то другое...
- Ну, а что, что вы полагаете?
- Как вы думаете, Софья Ивановна?
- Я, признаюсь, потрясена. Совершенно потрясена! - закатив глаза, интригующе воскликнула Софья Ивановна.
- Но, однако ж, говорите...
- Не томите ради бога!.. - наперебой вскричали дамы.
- Мертвые души... - медленно начала Софья Ивановна.
- Ну, что, что? - вся в волнении, подхватила хозяйка.
- Мертвые души... выдуманы для прикрытия, а все дело в том, мои милые, что он хочет увезти губернаторскую дочку!..
Это было так неожиданно и необыкновенно, что приятная дама и дама-хозяйка, услышав это, так и окаменели на месте... Затем, вскрикнув в одни голос:
- Ах, боже мой!
- Ах, как интересно! - вскочили и бросились к дверям...
...и, выбежав из дома и обмениваясь на ходу какимито восклицаниями, возбужденные до крайности, дамы чуть ли не бегом добрались до своих экипажей, вскочив каждая в свою коляску, они мгновенно разъехались в разные стороны...
"...Решив так остроумно вопрос с мертвыми душами, - говорит голос автора, - дамы полетели по городу разносить эту новость... И буквально через час все пришло в брожение... Как вихрь, взметнулся дремавший доселе город. Везде и всюду заговорили про мертвые души, про Чичикова и губернаторскую дочку..."
звуки, склоняясь над тазом, Чичиков полощет горячим молоком с фигой больное горло...
- Петрушка! - окончив полоскание, хрипло сипит он. Но на зов никто не откликается...
...ибо Петрушка, дрожа от страха, стоял в это время в какой-то казенной комнате с решеткой перед длинным усатым ротмистром жандармерии. В стороне у стола "странная личность" что-то записывает...
- ...В Костроме мы были... городе Нижнем были... Ярославле... - Стирая рукавом слезы и кровь из разбитой губы, рассказывает, заикаясь, Петрушка.
- А не покупал ли твой барин там мертвых?.. - спрашивает ротмистр.
- Не ведаю, ваше благородие... - испуганно лепечет Петрушка. - Истинный Христос-бог, не ведаю! - крестясь, закричал он и повалился и колени.
Ротмистр взглянул на "личность", тот сделал рукой знак "убрать". Распахнув ударом ноги дверь, ротмистр крикнул:
- Убрать!..
Вбежали два рослых жандарма и, подхватив, уволокли Петрушку за дверь, втолкнув вместо него Селифана.
- А ну-ка скажи, любезный, - спрашивает ротмистр Селифана. - Кто твой барин?
- Сколеский советник, ваше благородие, - вытянувшись, ответил Селифан.
- А чем он занимается, где служит?
- У его величества батюшки государя императора, ваше благородие!..
"Личность" удивленно вытягивается.
- ...А не арестовать ли нам господина Чичикова, как подозрительного человека! - воинственно говорит полицмейстер.
- А если он нас арестует, как подозрительных людей? - ехидно спрашивает инспектор врачебной управы сидящих и гостиной (у вице-губернатора) - председателя палаты, прокурора и самого вице-губернатора.
- Может, он, господа, - опасливо оглядываясь, продолжает инспектор, - и есть подосланный к нам из Петербурга чиновник для произведения тайного следствия по делу тех, умерших...
Все испуганно приподнимаются.
Прокурор бросается к инспектору и закрывает ему рот.
- Тсс!..
- Тсс!..
Все с ужасом смотрят друг на друга.
Вдруг распахивается дверь, вбегает бледный, перепуганный почтмейстер.
- Вы знаете, господа, - с трудом переводя дыхание, заявляет он, - говорят, что Чичиков - делатель фальшивых ассигнаций...
- ...Что за притча, мертвые души? - жалобно спрашивает сам себя губернатор. Он стоит в кабинете на фоне портрета Николая I и непонимающе разводит руками.
- И зачем, для чего покупать их? К какому делу их можно приткнуть...
В двери, втаскивая за руку плачущую дочь, влетает гневная губернаторша.
- Ты слышал? - трагично вопрошает она, перстом указывая на дочь.
- Но, матушка, зачем же ему покупать мертвых?..
- Дурак! - оборвала его губернаторша.
- Не мертвых... А нашу дочь... наше дитя он хочет увезти!.. - и горько зарыдав, губернаторша прижала к себе плачущую дочь...
- Его благородие коллежский советник Чичиков, - входя в кабинет, докладывает пожилой лакей.
- Не принимать! - закричал губернатор, затопав ногами... - Вон, вон его!
- Не приказано... - говорит тот же лакей стоящему в передней у лестницы Чичикову.
- Как не приказано? - удивляется Чичиков. - Да ты, видно, не признал меня. Ты всмотрись хорошенько, - говорит он, приподнимая с лица повязку.
- Вот тебе на! Но отчего же?
- Таков уж приказ...
- Петрушка! - через силу хрипит Чичиков, влетая в дверь своего номера.
Появляется мрачный, с подбитым глазом Петрушка.
- Ты где шляешься, сукин сын?
- В участок водили... про вас спрашивали...
- Что?! - как ужаленный, подскочил Чичиков. - Кто спрашивал? Ты что мелешь... пьян, что ли?
- Пьян... - обиженно пробурчал Петрушка. - Вот глаз подбили и два зуба вышибли... Пьян...
Растерянный Чичиков какое-то мгновение стоит точно окаменелый, Затем, скинув шинель, он бросается собирать вещи.
- Тащи чемодан! - отрывисто прохрипел он. - Да крикни Селифану, чтобы немедля запрягал...
Петрушка исчез, через секунду вернулся с чемоданом, следом за ним вошел Селифан, тоже порядком потрепанный в жандармерии.
- Никак нельзя, барин... - остановившись у двери и почесав затылок, робко заявил он.
- Что нельзя?
- Да запрягать-то.
- Почему?
- Да колесо малость того... его вишь... перетягивать надо...
- Подлец ты! - прохрипел Чичиков и, подскочив к Селифану, схватил его за грудки.
- Убить! Зарезать меня хочешь! Две недели сидели... ты хоть бы заикнулся, а теперь как ехать, так ты... Чичиков ожесточенно ударяет Селифана.
- Слышу... - пятясь к дверям, пробормотал Селифан.
- А коли нет, так я тебя... - угрожая, двинулся к нему Чичиков, - в рог согну! - узлом завяжу!.. Ну, пошел, ступай!
И, потупив голову, Селифан вышел.
"...Чтобы окончательно выяснить, кто такой господин Чичиков и как с ним поступить... - говорит автор, - чиновники, собравшись у полицмейстера, пригласили Ноздрева, так как, по слухам, он был в тесных отношениях с Чичиковым и без сомнения знал кое-что из обстоятельств его жизни..."
Кабинет полицмейстера. Двери заперты. Окна закрыты. Горят свечи. На столе закуска и бутылки. За столом Ноздрев.
Полицмейстер, вице-губернатор, председатель, почтмейстер, прокурор и инспектор врачебной управы сидят вокруг Ноздрева. Все до крайности встревожены и очень похудевшие.
- Верно ли, господин Ноздрев, - спрашивает председатель, - что Чичиков скупал мертвых?
- Верно, - выпивая и закусывая, отвечает Ноздрев. - Да я сам ему продал. И не вижу причин, почему бы не продать.
Чиновники переглядываются.
- А верно ли, - опять спрашивает председатель, - что он хотел увезти губернаторскую дочку?
- Верно, - говорит Ноздрев. - И я сам ему помогал. Договорился с попом из Турмачевки. Поп взял за венчание сто рублей.
- Но... Зачем же для этого покупать мертвых? - недоумевает председатель.
- А... чтобы подарить их губернаторской дочке. За ее здоровье! - подняв бокал, говорит Ноздрев и залпом выпивает.
Чиновники невероятно смущены и подавлены... Пауза...
- А не делатель ли он фальшивых ассигнаций? - привстав с места, спрашивает полицмейстер.
- Делатель, - спокойно подтверждает Ноздрев. - И очень, подлец, ловкий...
Прокурор в ужасе поднимается и, подойдя к Ноздреву, тихо спрашивает:
- По городу ходят слухи... что будто Чичиков... Наполеон?
- На-поле-он!
Прокурор отшатнулся, со стуком опрокинул стул... Чиновники в смятении вскочили, попятились...
Ноздрев тоже встал, пальцем поманил их к себе и, наклонившись к ним, вполголоса продолжал:
- Англичане выпустили его с острова святой Елены... Вот он и пробирается в Россию... - на словах "пробирается" Ноздрев, сверля рукой воздух, таинственно подошел к арке, закрытой портьерой, и, погрозив чиновникам пальцем, скрылся... Чиновники в недоумении переглядываются... и вдруг все в ужасе отшатываются...
Откинув портьеру, в том квадрате арки стоял Наполеон-Ноздрев. Он в треугольной шляпе полицмейстера и мантилий полицмейстерши, которая драпируется на нем, как плащ. Руки его скрещены на груди, клок волос выпущен из-под треуголки.
Чиновники в страхе прячутся за стулья, кресло, стол.
- Вив лемперер! Ура! - заорал Ноздрев и, пошатнувшись, упал на диван и замолк.
Выйдя осторожно из-за прикрытия, чиновники подошли к нему.
- Пьян... - констатировал вслух полицмейстер.
- А знаете, господа, кто этот Чичиков? - хлопнув себя по лбу, внезапно вскричал почтмейстер.
- Кто? Кто? - разом обернувшись, спросили чиновники.
- Это, господа, никто иной, как капитан Копейкин!..
Вдруг грохот в дверь. Все вздрагивают... смотрят на дверь. Грохот сильней... Полицмейстер с испугом открывает дверь, в ней появляется жандармский ротмистр, за ним "странная личность" в темных очках.
- Господа! - выступая вперед, заявляет "личность". - В город только что прибыл генерал-губернатор князь Хованский. Его сиятельство незамедлительно просит вас всех пожаловать к нему!.. - четко и громко объявив это, "личность" и капитан исчезают.
Полицмейстер, испуганно вскрикнув "Ах!", бросается вслед за "личностью", за ним ринулись председатель и вице-губернатор. Прокурор было тоже рванулся, но хватается за сердце, меняется в лице и падает на пол...
Инспектор и почтмейстер остолбенело смотрят на прокурора, потом начинают метаться.
- Ах, батюшки! - кричит инспектор, бросаясь в дверь. - Доктора! Доктора!
- Воды! Воды! - кричит почтмейстер, выбегая вслед за ним.
Ноздрев поднимается с дивана, оглядывается, видит лежащего на полу прокурора, берет свечу, наклоняется к нему...
- Умер...
Вечер. Двор гостиницы. Фонарь. У крыльца снаряженная бричка, около брички Петрушка и Селифан укладывают последние вещи.
Номер. Пусто. На полу валяются обрывки бумаг, на табуретке в подсвечнике догорает свеча... Чичиков в шинели и картузе стоит посреди номера и тревожно прислушивается, затем осторожно подходит к окну, выглядывает, берет под мышку шкатулку и, крадучись, идет к дверям... вдруг останавливается.
В дверях стоит дама в черной мантилий и вуали, в руках у нее саквояж.
- Нет, я должна была к тебе прийти! - трагически восклицает дама и, рванувшись к ошеломленному Чичикову, обнимает его. - Что свет? Толпа людей, которые не чувствуют! - целуя его, страстно шепчет дама. - Что жизнь? Долина горестей...
- Но позвольте! - с трудом вырвавшись из объятий, перебивает ее Чичиков. - Кто вы? Что вам угодно?
- Я та, что вам писала... - откинув вуаль, говорит дама.
Чичиков отпрянул. Перед ним стояла Анна Григорьевна.
- ...и та, которую вы отвергли на балу... - грустно улыбнувшись, добавляет она.
- Простите, но я... - чуть смущенно, но вместе с тем сухо произносит Чичиков. - Мне, видите ли, надо немедля ехать... бежать... - вырывается вдруг у него.
- Да, да, бежать! Бежать! - подхватывает Анна Григорьевна. - В пустыню! В горы! На край света! - вдохновенно продолжает она, снова обнимая Чичикова. - О, как я мечтала навсегда покинуть этот город!..
- Оставьте меня!.. - грубо отстраняя ее, кричит Чичиков. И для осторожности несколько отступает.
- Это у вас от безделья, сударыня... - зло говорит он. - Шили бы вы рубахи... вязали чулки, да рожали...
- Ах, вот как?! - гневно перебивает его Анна Григорьевна. И, закрывшись вуалью, поворачивается и гордо направляется к дверям...
...Две горлицы покажут
Тебе мой хладный прах.
Воркуя, томно расскажут,
Как я умерла в слезах!..
Остановившись у дверей, трагически, с надрывом произносит она и, как видение, исчезает...
- Дура... Черт бы ее побрал... - облегченно вздохнув, выругался Чичиков... и замер... услышав шум подъехавших к гостинице экипажей. Подскочив к окну, он выглянул и, схватив шкатулку, стремительно кинулся к дверям...
- По приказу его сиятельства генерал-губернатора, - четко говорит ротмистр, - вы арестованы... Чичиков в ужасе застывает...
- ...В острог! В Сибирь! С мерзавцами и разбойниками! - кричит генерал-губернатор... на стоящего перед ним в его кабинете Чичикова.
- Виноват, ваше сиятельство! - падая на колени, вскричал Чичиков. - Я мерзавец! Я негодяй! Но бог свидетель, я всегда исполнял долг гражданина! Я всегда любил и уважал начальство! - задыхаясь от страха, он подползает к ногам генерала.
- Подите прочь!.. - кричит генерал, отпихивая его носком сапога.
- Смилуйтесь! Пощадите, ваше сиятельство... - хватаясь за сапог и целуя его, плача, выкрикивает Чичиков.
- Прочь! Взять его!
- Сжальтесь! Пощадите! Старуха мать! Жена! Дети! - орет, лобзая сапоги, Чичиков. Жандармы оттаскивают его, волокут по полу к дверям. Чичиков отбивается, визжит, плачет...
- В острог! В Сибирь! На каторгу! - орет взбешенный генерал-губернатор.
Особая комната главной канцелярии. Шкафы. У одного из шкафов стоит какой-то пожилой, важный чиновник и "странная личность". В руках чиновника толстая книга "Купчих крепостей". У "странной личности" опечатанная чичиковская шкатулка.
Книгу и шкатулку вкладывают в шкаф, а шкаф закрывают на ключ и запечатывают сургучной печатью...
- Шка-ту-лка! - доносится издалека чичиковский вопль...
- Шкатулка!.. - кричит Чичиков, бешено колотя кулаками железную дверь мрачной, полуподвальной камеры острога.
- Моя шкатулка... - стонет он, бессильно прислонясь к стене. - Ведь там все!.. Имущество... Деньги... Бумаги... Все разнесут... Все украдут...
Где-то далеко возникает похоронный звон.
- О боже... - тяжело дыша, продолжает Чичиков. - Какая судьба! Какая судьба... Потом и кровью добывал я копейку, чтобы в довольстве остаток дней прожить... Покривил, не спорю, покривил... Но ведь я трудился, я изощрялся. А эти мерзавцы, что тысячи с казны берут, что грабят небогатых и последнюю копейку сдирают с того, у кого нет ничего! За что же мне такие несчастье?.. Почему же другие благоденствуют! Всякий раз, как только я начинаю достигать плодов... и уже, кажется, рукой их... Вдруг буря! Вихрь! Подводный камень... И сокрушение в щепки всего корабля! За что же такие удары... - с болью стонет он. - Где справедливость небес?! Ведь я три раза сызнова начинал! Снова терял... И опять начинал! За что же такие удары? О господи! За что?! - в отчаянии Чичиков разрывает на себе одежду и, громко зарыдав, падает на солому...
Похоронный звон ближе. Запел, нарастая, хор певчих:
Недвижно, словно мертвый, лежит на соломе Чичиков. Поет, разрастается похоронный хор, наполняя собой камеру... Медленно приподнимаясь, Чичиков испуганно вслушивается... Затем вдруг вскакивает, бросается к окну и, прильнув к решетке, смотрит.
- А-а, прокурора хоронят! - зло усмехаясь, кричит он. - Жил, жил и умер. И вот напечатают теперь в газетах, - издевательски продолжает Чичиков, - что скончался почтенный гражданин, редкий отец, примерный супруг... Эх вы! Мошенники! - потрясая кулаком, кричит он. - Весь город мошенники. Один был порядочный человек, да и тот свинья!..
Злобно захохотав, Чичиков плюнул в окно и, отойдя, с тяжелым стоном опустился на скамейку...
Затихает похоронный хор, удаляясь все дальше и дальше...
Вдруг Чичиков насторожился, приподнял голову. За дверью послышались шаги, лязг ключей, запоров, наконец, дверь с визгом отворяется и в камере появляется "странная личность", за ней силуэтом виднеется жандармский ротмистр.
"Личность" подошла к Чичикову и, вежливо поклонившись, отрекомендовалась:
- Самосвитов.
Встречались.
Знаю все...
Но... не отчаивайтесь... -
загадочно улыбнувшись, "личность" приблизилась к Чичикову и тихо добавила, - тридцать тысяч. Чичиков вздрогнул, отшатнулся.
- Тут уж всем: и нашим, и генерал-губернаторским, и... - жестом дополнила "личность".
- И мне... мне, удастся освободиться?.. - взволнованно спросил Чичиков.
"Личность" молча кивнула головой.
- Но позвольте... - дрожащим от волнения голосом спрашивает Чичиков, - как же я могу... Мои бумаги, деньги... Шкатулка...
- Не беспокойтесь... - перебивает его "личность". - Ночью получите все.
- А лошади?.. А бричка?..
- Все будет готово. Ждите, - спокойно сказала "личность" и, еще раз улыбнувшись, двинулась к дверям...
Ночь. Особая комната главной канцелярии генерал-губернатора. Шкафы. В дверь быстро одна за одной входят две фигуры в темных плащах. Войдя, они открывают плащом небольшой фонарь, тускло освещая себя и комнату, - это "странная личность" и жандармский ротмистр. Подойдя к одному из шкафов, "личность" срывает печать, открывает его и вынимает шкатулку.
Ротмистр тем временем сгребает к шкафам какие-то бумаги и, достав из фонаря огарок свечи, поджигает их. Вспыхнули, загорелись бумаги, повалил дым... юркнув, скрылись за дверью фигуры...
Рассвет. Тревожные удары набата. Из-за угла выскакивает закутанный в шинель Чичиков, за НИМ СО шкатулкой в руках Петрушка.
Испуганно озираясь, они бегут под нарастающий гул набата по переулку... подлазят под какие-то покосившиеся ворота... перескакивают через изгородь... прыгая с могилы на могилу, проносятся через кладбище и, шатаясь от изнеможения, подбегают к стоящей на дороге тройке.
Вскочив в бричку, Чичиков, с трудом переводя дыхание, смотрит на виднеющийся внизу город.
В центре города огромное зарево пожара. Багровый дым... доносится гул тревожного набата...
- Пошшшел! Гони! - падая в бричку, крикнул Чичиков...
И тройка рванулась, понеслась, помчалась...
- Э! э-эх, любезные! - кричит Селифан, нахлестывая и чубарого, и гнедого, и каурую пристяжную...
Мчится тройка... то взлетая на пригорок... то срываясь вниз... то снова взлетая... Словно по воздуху, почти не трогая копытами земли - летят, несутся кони...