В зале, около одной из колонн, букет дам. Среди букета сияющий Чичиков. Одна из дам (знакомая нам Анна Григорьевна), проходя мимо Чичикова и прикрываясь веером, тихо говорит ему:
Две горлицы покажут
Тебе мой хладный прах...
Чичиков радостно вздрагивает и, выскользнув из круга, устремляется за Анной Григорьевной...
Оставшись одни, дамы тотчас же закрылись веерами и, сомкнувшись в кружок, стали язвительно шептаться и хихикать...
- А где же наш любезный Павел Иванович? - подскочив к ним, спросил вспотевший губернатор. Но дамы на его вопрос почему-то дружно рассмеялись...
На террасе, среди цветов и зелени, стоят, освещенные луной, Чичиков и Анна Григорьевна.
- Верите ли вы в тайное сочувствие душ? - играя веером, кокетливо спрашивает она Чичикова.
- Душ!.. - испуганно отстраняясь, спросил он - Каких душ?
Придвинувшись к нему ближе, Анна Григорьевна притиснула его к кустам и вдруг тихонько запела.
- Так вот вы как, Павел Иванович! - прорезал вдруг пение насмешливый голос. Чичиков обернулся, перед ним стояла сама губернаторша.
- О, помилуйте! - воскликнул Чичиков и, подскочив к губернаторше, ловко поцеловал у нее руку.
- Вы еще не знаете моей дочери? - не без гордости спросила губернаторша, метнув при этом в сторону Анны Григорьевны насмешливый презрительный взгляд. Чичиков с сожалением разводит руками...
- Вот вам моя дочь... - входя в гостиную, продолжает губернаторша, подводя Чичикова к дочери, - только что выпущена из института. Познакомься, душенька, - обращается она к дочке, - это Павел Иванович!.. - Дочка встает... и Чичиков узнает в ней ту самую блондинку, которую он встретил на дороге... на мгновение он немеет... потом, овладев собой, говорит:
- Я имел уже счастье нечаянным образом познакомиться... - склоняясь, он целует ручку дочки и присаживается с ней рядом.
В этот момент в дверях гостиной, волоча за собой прокурора, появился пьяный Ноздрев. Чичиков беспокойно привстал... А Ноздрев, заметив его, радостно растопырил руки и закричал:
- Ба! Ба! Ба! Херсонский помещик! Херсонский помещик! - Чичиков двинулся было в сторону, но Ноздрев, заливаясь смехом, уже подошел к нему, облапил и поцеловал:
- Ну что, много наторговал мертвых? - не выпуская его, громко спросил Ноздрев.
Чичиков дернулся, изменился в лице.
- Вы знаете, ваше превосходительство! - горланил Ноздрев, обращаясь к губернатору. - Ведь он торгует мертвыми!..
Губернатор ошалело привстал, губернаторша тоже, Сзади них откуда-то появилась "странная личность"...
- Приезжаю сюда, - продолжает Ноздрев, - мне говорят, что он купил на три миллиона крестьян, на вывод... Как на вывод? - обращаясь к Чичикову, вскричал он. - Да ведь ты у меня торговал мертвых!
Чичиков растерянно улыбается... Губернатор и прокурор переглядываются... Дочка и мамаша в ужасе... из зала на голос Ноздрева показались гости...
- Послушай, Чичиков, - не останавливаясь, продолжал Ноздрев. - Ну скажи, зачем ты покупал мертвых?
Чичиков молчит. Среди гостей волнение и шепот.
- позвольте мне поцеловать его...
Чичиков пятится, угрожающе сжимая кулаки...
- Да уж ты не противься, - подходя к нему и пытаясь обнять его, говорит Ноздрев. - Одну безешку позволь запечатлеть в твою белоснежную щечку.
Чичиков в бешенстве толкает Ноздрева. Тот отлетает прямо на губернаторшу с дочкой и падает вместе с ними на пол... Гости ахают. Чичиков бросается вон... Ноздрев вскакивает, хватает стул и с криком:
- Держи его! Держи... - бросается за Чичиковым. Гости шарахаются. Дамы визжат. Оркестр грянул галоп. По залу проносится Чичиков. За ним, распугивая гостей, со стулом мчится Ноздрев. Чичиков с разбегу юркает в дверь... Ноздрев, не добежав, поскользнулся и грохнулся на пол...
Улица. Ночь. Ветер. По улице, оглядываясь, как затравленный зверь, проносится в расстегнутой шинели Чичиков... Вбегает в ворота гостиницы... взлетает по лестнице...
....и, появившись в номере, захлопывает дверь, набрасывает крючок и настороженно замирает. Затем подходит к окну и, тяжело дыша, прислушивается... Издалека ветер доносит обрывки галопада.
- Черт бы побрал всех, кто выдумал эти балы... - злобно говорит он, сбрасывая шинель и шляпу. - И чему сдуру обрадовались... В губернии неурожай... голод, так они за балы... Невидаль, что иная навертит на себя тысячи и пойдет вертеть хвостом... а ведь все на счет оброков или на счет совести нашего брата... - остервенело шипит Чичиков, срывая с себя воротничок, галстук и фрак.
- Балы, балы... Веселость! - зло продолжает он. - А ведь просто дрянь!.. Взрослый, совершеннолетний вдруг выскочит весь в черном, общипанный, как черт, и ногою дряг, дряг, дряг, точно блохи его кусают. А все из обезьянства, все из обезьянства! Эх... вы!.. - угрожая кому-то кулаком, исступленно выкрикнул Чичиков и ослабело опустился на стул.
- Но Ноздрев... Ноздрев... - сжимая голову, простонал он. - Ах, подлец!
Внезапно закашлявшись, Чичиков испуганно смолк... хватается за горло, трогает шею, разевает рот... Сразу мрачнеет, делается испуган и озабочен...
В это время на одной из отдаленных и пустынных улиц города дребезжал весьма странный экипаж, появление которого может еще более увеличить то неприятное положение, в какое попал наш герой.
Дело в том, что в этом экипаже, похожем скорее на толстощекий арбуз, поставленный на колеса, среди бесчисленных ситцевых кисетов, валиков, подушек, напичканных калачами, кренделями и кокурками, сидела рядом с дворовой девкой знакомая нам помещица, коллежская секретарша Настасья Петровна Коробочка.
Шум и визг железных скобок и ржавых винтов колымаги разбудил на другом конце улицы будочника, который, подняв алебарду, закричал спросонья что стало мочи: "Кто идет?" Но увидев, что никто не шел, а вдали проехала лишь колымага... поймал у себя на воротнике зверя и, подойдя к фонарю, казнил его на ногте. После чего, отставивши алебарду, он опять заснул по уставам своего рыцарства...
Поутру, едва лишь на приходской церкви Николына-недотыках ударил к заутрени колокол, из дверей оранжевого деревянного дома с мезонином выпорхнула дама в клетчатом щегольском клоке, Вскочила с необыкновенной поспешностью в стоявшую у подъезда коляску, которую лакей тут же захлопнул дверцами, и, ухватившись за ремни сзади коляски, закричал кучеру: "Пошел!"
Дама, назовем ее в отличие от других "просто приятной", везла только что услышанную новость и чувствовала непреодолимое желание скорее сообщить ее...
Подъехав к одноэтажному дому с белыми барельефчиками, коляска остановилась. Выскочив из коляски, дама, торопливо пробежав узенький палисадник с решеткой...
...появилась в передней своей приятельницы. - Вы слыхали, милочка, прелестник-то наш каков? - звонко с ней поцеловавшись, спросила приятная дама.
- А что, что, говорите скорее!.. - воскликнула дама-хозяйка, вводя гостью в голубую гостиную.
- Нет, это роман, совершенный роман! - опускаясь в кресло, начала приятная дама. Вообразите, милочка. Вдруг, в глухую полночь является он, вооруженный с ног до головы, вроде Ринальдо Ринальдини, к помещице Коробочке и требует продать все души, которые умерли...
- Перепуганная насмерть Коробочка, - продолжает приятная дама, - говорит ему, я не могу их продать, они мертвые. А это, - кричит размахивая пиетолью, - мое дело знать, мертвые они или живые!.. и такого ужасного скандальозу наделал. Вся деревня сбежалась... ребенки плачут... все кричат; ну, просто оррер, оррер, оррер!..