Александр Пушкин
Рукопись. Март 1935
Картина 3

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Дворец  Воронцовых.  Зимний  сад.  Видна часть колоннады - часть залы. Яркое
                         освещение. Лампы в зелени.
Издали  слышится  музыка оркестра, гул бальной толпы, изредка показываются в
глубине,  там,  где  колоннада,  проходящие фигуры мужчин в мундирах и дам в
                              бальных платьях.
                 У входа в зимний сад стоит негр в тюрбане.
                                Поздний час.
В  креслах  сидит  Наталья,  а  спиной  к  публике,  перед  нею в креслах, в
гвардейской  парадной  форме  сидит  генерал. В зелени, укрывшись от всех, в
бальном  фрачном одеянии, сидит князь Петр Владимирович Долгоруков, [молодой
           человек с язвительным лицом,] и подслушивает разговор.
                          Сцена Натальи и Николая.
  Камергер выходит из-за колонн, проходит мимо негра, подходит к Николаю.

     Камергер. Ваше величество, ея величество приказала мне доложить  вашему
величеству, что она отбывает через десять минут.

                     Наталья встает, приседает, уходит.

     Николай (камергеру). Вы недавно в вашей должности?
     Камергер. Три месяца, ваше величество.
     Николай. Когда я разговариваю, меня нельзя прерывать. Вы болван!

                  Счастливый Долгоруков хихикает в зелени.
                   Камергер улыбается счастливой улыбкой.

     Николай. Доложите ея величеству, что я подойду через десять минут.

                              Камергер уходит.
                     Из-за колоннады выходит Жуковский.
                        Сцена Жуковского и Николая.
   В зимний сад с другой стороны прокрадывается Богомолов, натыкается на
                                Долгорукова.

     Долгоруков. Осторожней, место занято.
     Богомолов. Что это вы, князь, уединились так?
     Долгоруков. Да  и  вы,  ваше  превосходительство,  спешите  уединиться.
Присаживайтесь.
     Богомолов (усаживается). Любите балы, князь?
     Долгоруков. Обожаю. Сколько сволочи увидишь!
     Богомолов. Ваше сиятельство! Цвет аристократии!..
     Долгоруков. Какая же это аристократия? Это холопия.
     Богомолов. Ваше сиятельство! Да вы мизантроп!
     Долгоруков (указывает на проходящего в звездах). Видите, прошел?
     Богомолов. Вижу.
     Долгоруков. Холуй.
     Богомолов. Ваше сиятельство! А этот?
     Долгоруков (всматривается). Холуй.
     Богомолов (смеется). А этот?
     Долгоруков. Вор.
     Богомолов. Ах, князь, услышал бы вас кто-нибудь...
     Долгоруков. Самое интересное вы пропустили, ваше превосходительство.
     Богомолов. А что такое?
     Долгоруков. Сам был...
     Богомазов. Вы, Петенька, поосторожнее. Его величество?
     Долгоруков. Его.
     Богомазов. С кем изволил беседовать?
     Долгоруков. С арапской женой...
     Богомазов. Ах, язык!
     Долгоруков. Умора... Он стоит  как  демон  за  колонной  и  блюдечко  с
мороженым в руках, а она здесь сидит и слушает, а  сам...  Скоро  будет  наш
поэт украшен... (Вскакивает, прикладывает рожки к затылку, кривляется.)

       Показывается Воронцова в зелени, в недоумении слушает, уходит.

     Богомазов. Тсс!

    В сад входит Геккерен, садится, а через некоторое время показывается
                                  Наталия.

     Геккерен (вставая ей навстречу). Как я рад видеть вас, прекрасная дама.
О, вы цветете. О, северная Психея.
     Наталия. Барон!
     Геккерен. Я, впрочем, понимаю, насколько вам надоели комплименты. Такая
красота, как  ваша,  ослепляет,  но  сколько  зла,  сколько  бед  она  может
причинить...
     Наталия. Бед? Я вас не понимаю, барон.
     Геккерен (шепотом). Вы сделали несчастным человека...
     Наталия. Кого?
     Геккерен. Верните мне сына... Мне жаль его...
     Наталия. Я не хочу вас слушать. Замолчите.
     Геккерен. Бездушная, жестокая женщина...  Посмотрите,  во  что  вы  его
превратили...

   Входит Дантес {Сцена в рукописи опущена. Булгаков написал карандашом:
        "Любовная сцена. Возмущение Пушкина и оценка Богомазова".}.

     Воронцова. Ну, князь, как понравился вам вечер?
     Долгоруков. Графиня, он поразителен.
     Воронцова. А мне взгрустнулось как-то.
     Долгоруков. Графиня, вы огорчаете меня. Это, нервическое,  уверяю  вас.
Прогулка завтра - и к вам, вернется ваше чудесное расположение духа, которым
вы пленяете свет.
     Воронцова. Нет, грусть безысходна. Не приходила ли вам в голову, князь,
мысль о том, какие нравы окружают нас? Холодеет сердце. Ах,  князь,  сколько
подлости в мире! Неужели вы не задумывались над этим?
     Долгоруков. Графиня! Всякий день! О,  как  вы  правы,  графиня.  Сердце
сжимается при мысли, до чего дошло падение нравов. И тот, кто  имеет  сердце
чувствительное, не огрубевшее, может заплакать.
     Воронцова. Висельник!

                            Долгоруков умолк...

Висельник! Пища палача! Гнусная тварь. Pendard! Шлюха! Un maquerean!

 Гость, вышедший из-за колонны со словами: "Madame...", шарахнулся и исчез.

     Долгоруков. Вы больны, графиня! Я кликну людей!
     Воронцова. Я давно уже видела, что какая-то шайка травит его. Но  я  не
могла подозревать, чтобы подобный вам мерзавец мог существовать среди людей!
Если бы я не боялась, что его измученное сердце погибнет, если  нанести  еще
один удар... Я не хочу растравлять его рану напоминанием, а то бы  я  выдала
вас ему! Убить, убить как собаку вас надо! Желаю вам погибнуть на эшафоте.
     Звездоносный гость (выходит). Madame la comtesse j'ai l'honneur...
     Воронцова (Долгорукову). Adieu... (Уходит со Звездоносным гостем.)
     Долгоруков (один).  Бешеная  кошка.  Подслушала!  Вот  что...  Понимаю,
любовница! А все ты, все из-за тебя, проклятая  обезьяна.  Ты,  ты  на  моем
пути! Ну, погодите же! (Грозит кулаком.)

             Лампы гаснут. Долгоруков идет, хромая, к колоннам.
                                   Темно.