Слово на букву «ч»
«Черт с ним! — загремел блондин. — Черт с ним. Машинистки, гей! Он махнул рукой, стена перед глазами Короткова распалась, и тридцать машин на столах, звякнув звоночками, заиграли фокстрот»… Не могу сдержаться в последнее время. Вздрагиваю от этой цитаты из булгаковской «Дьволиады»…
Постоянное чертыхание было характерно и для Маяковского. Причем, не только в обыденной жизни. В поэме «Хорошо!», посвященной Октябрьскому перевороту, рогатый поминается едва ли не через страницу. Поэт неосознанно выразил незримую реальность: бесы как будто действительно толпами вылезли на улицы революционного Петрограда. Георгий Свиридов считал, что М. Булгаков вывел Маяковского в своем знаменитом романе под именем Богохульский. Композитор удивительно тонко чувствовал духовную подоплеку такого творчества: «Это искусство — тесно сращенное с государственной деспотией. Но представители его, однако, держат кукиш в кармане, ибо имеют и другого хозяина (самого главного)» (Свиридов Г. Музыка как судьба, с. 193).
1929 года. В заключение своего выступления он сказал: «Товарищи, обычно дореволюционные ихние собрания и съезды кончались призывом «с богом», — сегодня съезд кончится словами «на бога». Вот лозунг сегодняшнего писателя».
— никуда. И, зная о страшном конце поэта, начинаешь понимать, что слово на букву «ч» в его поэме «Хорошо» не случайно постоянно выскакивает как из табакерки. Оно вырастает из фигуры речи, из эмоционального звука в обозначение реальной свиты несчастного, сочащегося инфернальной злобой, человека.
«ч», которого тщательно избегали наши благочестивые предки, широко вошло в русскую речь? Было «экспортировано» из малороссийской языковой среды Гоголем. «Все гоголевские обороты, выражения, — вспоминал В. В. Стасов, — быстро вошли во всеобще употребление. Даже любимые гоголевские восклицания: «чорт возьми», «к чорту», «чорт вас знает» и множество других, вдруг сделались в таком ходу, в каком никогда до тех пор не бывали. Вся молодежь пошла говорить гоголевским языком». Исследователь Владимир Глянц задается вопросом: «Почему именно молодежь кинулась чертыхаться? Разве она не имела того же, что и у старших, языкового инстинкта и навыка? Разумеется, имела. Но против него-то она и восставала, чувствуя, что тут можно более или менее безнаказанно показать кукиш нормативному благочестию и предъявить миру свое «свободомыслие»… Существенно, что после происшедшего с Гоголем в 1840 г. религиозного переворота в его прозе все реже встречается слово «черт»». Да, писатель, столь ярко написавший в своем «Портрете» о проникновении беса в самое вдохновение художника, не мог не понимать, что каждое упоминание нечистого — это его вольный или невольный призыв. Николай Васильевич жаждал иной поддержки. Он даже молитву составил, в которой связал плоды своего творчества с силой Господней…