КАВКАЗ - ЛЕРМОНТОВ - БУЛГАКОВ:
ПРОБЛЕМЫ ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОГО ДИСКУРСА
Среди многих легендарных, воспетых в художественной литературе топосов (Урал, Клондайк, Килиманджаро, Киев, Петербург, Париж, Нью-Йорк и др.), исключительное положение занимает Кавказ, известный по античным мифам о золотом руне и Прометее Прикованном, а также по более поздним эпическим легендам и сказаниям о необыкновенных героях и о богатырях гор - нартах. Край суровых кавказских гор постоянно манит и притягивает к себе личности, пытающиеся ощутить и осознать силу и влияние на человека энергетики вековых вершин, а затем воплотить ее в таких уникальных созданиях, как Кавказский пленник, Герой нашего времени, Демон, Мцыри, Хаджи Мурат. Здесь, на древней земле, витают мысли великих мудрецов.
«Плененным» Кавказом, хотя и не по доброй воле, оказывается и Булгаков, который по-своему ощущает внутреннее напряжение, исходящее от непокорных и непокоренных высот Кавказа и от событий, творимых здесь историей и человеком. Так, изображая, например, Ханкальское ущелье, он пишет:
Временами мне кажется, что это сон. Бог грозный наворотил горы. В ущельях плывут туманы. В прорезах гор грозовые тучи [590].
Подобные булгаковские описания органично вплетаются в стилистику кавказского текста. Чем дальше уходит в историю наследие М. А. Булгакова, тем явственнее проявляется многозначность, притягательность и актуальность сочинений Мастера. В этом заключаются закономерности эволюции глубоко наполненного художественного слова, обладающего в булгаковских текстах особой проникновенностью.
Изучение феномена Михаила Булгакова активизируется с конца 60-х годов прошлого столетия. Булгаковедение складывается на основе трудов российских ученых Л. Яновской, М. Чудаковой, А. Смелянского, В. Лакшина, А. Вулиса, В. Воздвиженского, Г. Файмана, Б. Соколова и многих других, а также исследований зарубежных лингвистов и литературоведов (за последние 30 лет за границей о Булгакове опубликовано более 300 работ).
Лингвисты и литературоведы, разрабатывающие с середины XX века учение о речевых актах и теории текста, устанавливают специфику человеческой коммуникации и определяют новые пути интертекстуального, когнитивно-концептуального, дискурсивного и других видов анализа художественных текстов, которые дают возможность соотносить образ автора, время, пространство и т. п. Для рассмотрения проблем сюжетопостроения и текстопорождения в данном направлении сочинения Булгакова дают уникальный материал.
Постепенно филология привыкает считать любой сотворенный текст дискурсивным продуктом, так как он выступает конечным итогом пространственно-временных, социально ориентированных, эстетически обусловленных, интертекстуальных и прочих видов коммуникации автора с изображенной действительностью, нацеленной в свою очередь на когнитивно-концептуальное воздействие на читателя, к тому же художественный текст - всегда наложение многих картин мира.
Целью данной статьи является рассмотрение кавказского периода жизни и творчества Булгакова, определение роли данного этапа в становлении мастерства писателя, в освоении им приемов дискурсивно-описательного комплекса, а также выявление характера интертекстуальности в нарративной системе автора и определение ее значения как средства когнитивно-концептуального воздействия на читателя.
В настоящее время собственно дискурс как реальное слияние (или единство) языковой практики и экстралингвистических факторов манифестирует формы, механизмы и условия производства и восприятия сообщения, доступные человеку. Термин «дискурс», благодаря работам Фуко, Альтюссера, Дерриды, Лакана и др., получает философскую направленность, и его применение обретает широкое распространение, объясняемое создаваемой возможностью сочетать идеологические, исторические, лингвокультурологические, социопсихологические аспекты речевой деятельности человека.
В последние десятилетия «дискурс» и «концепт» - нередко употребляемые и многообразно толкуемые понятия. Скорее всего, невозможно дать им общепризнанное определение, по существу охватывающее все случаи их использования. Когда речь идет о дискурсе, чаще всего подразумевают «речевое произведение, которое возникает каждый раз, когда мы говорим» [591] или же «текст, взятый в событийном аспекте» [592].
Если расценивать произведения М. Булгакова как пространство «дискурсивных практик», то современные подходы к их анализу дают возможность более точно обнаруживать подлинный смысл сказанного автором и «вычитывать» те значения, которые как бы скрываются за выраженным и могут выявляться конкретным читателем, наделенным определенной когнитивной базой и соответствующим менталитетом. Представляется, что рассмотрение прежде всего пространственно-временных составляющих языковой картины булгаковского художественного мира, связанных с его пребыванием на Северном Кавказе и нашедших отражение в его творчестве, позволит разносторонне идентифицировать экстралингвистические факторы, объясняющие специфику авторского идиостиля и устанавливающие метапоэтическую природу его сочинений.
Известно, что начало творческого пути Булгакова связано с Кавказом, куда его осенью 1919 года забрасывает стихия Гражданской войны. С этого времени Кавказ вторгается в судьбу мобилизованного на войну медика (получившего по окончании Киевского университета диплом об утверждении его «в степени лекаря с отличием»), а концептосфера Кавказа активно входит в систему его образов-символов с ярко выраженным социокультурным содержанием, включающим экстралингвистические факторы, которые, по мысли исследователей [593], формируют языковую картину личности. Контекст художественного мира Булгакова складывается путем интенсивной трансформации всего происходящего в стране, в родном Киеве, в семье. Все обретает конкретный смысл на страницах его сочинений:
Случилось, надо вам сказать, то, что события залетели ко мне в квартиру и за волосы вытащили меня и поволокли, и полетело все, как чертов скверный сон [594].
Создается впечатление, что Булгаков, описывая своих героев, как будто рассказывает о себе, о том, как он, мобилизованный, прибывает из Киева во Владикавказ. Как известно, пребывание Булгакова на Кавказе и характер созданных им здесь произведений неоднократно становились предметом исследований. Но до настоящего времени в этой теме остается много непроясненного, необнаруженного, неоднозначно оцененного, впереди еще немало открытий. До сих пор биографы [595] спорят, был ли Булгаков мобилизован или ушел в белую армию добровольно, призывался ли он красными, сколько раз и кем был мобилизован, дезертировал ли он и если да, то из какой армии. Л. Яновская предполагает, что он даже пересек линию фронта. Уточняются сроки приезда Булгакова на Кавказ, а также ведутся разыскания по установлению всех художественных произведений и журналистских материалов, написанных (или начатых) на Кавказе, повествующих о Кавказе или повлиявших на создание новых сочинений.
мечтами и вечными тайнами космоса. «Синие горы Кавказа, приветствую вас! - Булгакову, конечно, было известно такое обращение к горам певца Кавказа М. Ю. Лермонтова, - вы взлелеяли детство мое; вы носили меня на своих одичалых хребтах, облаками меня одевали, вы к небу меня приучили, и я с той поры все мечтаю об вас да о небе» [596].
Случилось так, что драматический узел судьбы Булгакова завязывается на Кавказе. Осень 1919 года уводит его из дома на Андреевском спуске и делает соучастником происходящих на юге России событий: военный врач Булгаков получает назначение в госпиталь белых во Владикавказе, затем в Грозном и снова во Владикавказе. Он вызывает к себе жену. Весьма характерны ее впечатления о Владикавказе того периода:
Маленький такой городишко, но красиво. Горы так видны... Полно кафе кругом, столики прямо на улице стоят. Народу много - военные ходят, дамы такие расфуфыренные, извозчики на шинах. Ни духов, ни одеколона, ни пудры - все раскупили. Музыка играет [...]. Весело было [597].
Но Кавказ - беспокойное место, что накладывает отпечаток на тематическую и стилистическую направленность его изображения Булгаковым. Оценки писателя сливаются с голосами предыдущих классиков, ими питаются. Точка отсчета в восприятии Кавказа Булгаковым относится и к лермонтовским сочинениям. Горы, в каком бы когнитологическом измерении они ни рассматривались, олицетворяют собой столкновение.
В это время и сам Булгаков существует в нескольких пространствах: в реально-жизненном, военно-полевом, художественно-творческом, о которых он сообщает в письме от 26 апреля 1921 года: «Дело в том, что творчество мое разделяется резко на две части: подлинное и вымученное» [598], то есть создаваемое в связи с вынужденными обстоятельствами.
Возникает ощущение неслучайности того, что Булгаков оказывается на Кавказе, где, по стечению обстоятельств, определяется его писательский путь, и связано это с Пятигорском. Иногда высказываются мнения, что Пятигорск - роковое для русской литературы место. Сюда ссылают декабристов и всех, кто был неугоден властям, здесь погибает Лермонтов. Но стоит ли соотносить судьбы таких непохожих авторов, имеется ли у них что-то общее? Да, имеется, и немало: оба побывали в пятигорских местах приблизительно в одном возрасте, оба принимали участие в боевых действиях, оба всю жизнь писали о демонах, оба создавали произведения о Кавказе. В судьбах каждого из них Пятигорск сыграл особую, решающую и поворотную роль. Но вместе с тем Лермонтов и Булгаков - художники совершенно разных типов.
После поездки в Пятигорск Булгаков возвращается во Владикавказ, заболевает сыпным тифом и остается прикованным к постели. В это время город переходит в руки красных, и бывший санитарный врач из-за болезни становится фактически дезертиром. Он оказывается на распутье и принимает отчаянное, но, скорее, осознанное решение: не имея для этого никакого формального права, он предлагает редакции только что основанной газеты «Кавказ» свои журналистские услуги.
Необходимо иметь в виду, что у Булгакова уже были ранние творческие опыты. Осенью 1917 года, будучи врачом в больницах Смоленской губернии, он начинает работать над циклом автобиографических рассказов о медицинской практике - это была проба пера. Теперь же его врачебная деятельность прекращается, и он включается в состав литературных сотрудников беспартийной газеты «Кавказ», первый номер которой выходит 28 февраля 1920 года. Среди его коллег оказываются писатели с именами: Александр Амфитеатров, Евгений Венский, Евграф Дольский, Александр Дроздов, Григорий Петров, Николай Покровский, Юрий Слезкин, Дмитрий Цензор и др. Позже в автобиографии он сам отмечает произошедшие перемены: «В начале 1920 года я бросил звание с отличием и писал» [599].
Наконец-то, поле деятельности Булгакова - литература, и не только газета, он выступает перед спектаклями и концертами со вступительным словом, участвует в литературных диспутах о Пушкине, Гоголе, Чехове, пишет рецензии, пробует сочинять драматургические произведения. Начинается период сочетания журналистского, повествовательного и драматургического начал. Во Владикавказе создаются пьесы Самооборона, Братья Турбины, Глиняные женихи, Парижские коммунары, Сыновья муллы (драматургия кавказского периода - тема отдельного исследования).
Летом 1919 года Булгаков пишет Наброски земского врача (ранняя редакция цикла Записки юного врача), рассказы Недуг, Первый цвет и др. До этого времени о подлинных переживаниях врача читатели России знали по Запискам врача В. Вересаева.
Булгаков активно занимается журналистикой. 18 января 1920 года в «Кавказской газете» опубликован его фельетон В кафе, 18 февраля того же года - Дань восхищения. В начале апреля он работает заведующим литературным отделом (Лито) подотдела искусств Владикавказского ревкома, а затем становится заведующим театральным отделом. 28 октября 1920 года комиссия по обследованию деятельности подотдела искусств Владикавказского ревкома резко критикует деятельность подотдела, а 25 ноября изгоняет из него Булгакова вместе с заведующим Ю. Слезкиным.
В Грозном 13/26 ноября 1919 года была напечатана статья Булгакова Грядущие перспективы, которая считается первой публикацией, подписанной инициалами «М. Б.», но об этом становится известно через 65 лет - в 1986 году, благодаря находке Г. Файмана, обнаружившего в архиве номер газеты «Грозный». Принято отмечать, что Булгаков имел в виду статью Грядущие перспективы, когда писал в автобиографии 1924 года:
Как-то ночью в 1919 году, глухой осенью, едучи в расхлябанном поезде, при свете свечечки, вставленной в бутылку из-под керосина, написал первый маленький рассказ. В городе, в который затащил меня поезд, отнес рассказ в редакцию газеты. Там его напечатали[600].
Таким городом, скорее всего, мог быть Ростов. Трудно согласиться с тем, что Булгаков называет статью рассказом. Высказываются предположения (в частности, П. С. Поповым - первым биографом М. Булгакова), что первым рассказом мог быть дошедший до нас в нескольких фрагментах текст под названием Дань восхищения.
Статья Грядущие перспективы отличается антисоветским содержанием, поэтому понятно, почему автор вырезку из газеты наклеил в свой альбом лицевой стороной вниз. Булгаков, анализируя в статье положение в России, подчеркивает:
[...] наша несчастная родина находится на самом дне ямы позора и бедствия, в которую ее загнала «великая социальная революция» [601].
Оказавшись, по собственному признанию, под впечатлением только что просмотренного английского иллюстрированного журнала, как отмечает автор, Булгаков сравнивает Россию с Западом:
На Западе кончилась великая война великих народов. Теперь они зализывают свои раны. Конечно, они поправятся, очень скоро поправятся [602].
Перспективы же будущего России Булгаков оценивает весьма мрачно:
[603]
Уместно вспомнить, что в дальнейшем в СССР неоднократно ставились задачи (в частности, Н. С. Хрущевым в 1950-е годы) «догнать и перегнать Америку».
Тогда, в 1919 году Булгаков предсказывает:
Нужно будет платить за прошлое неимоверным трудом, суровой бедностью жизни. Платить и в переносном, и в буквальном смысле слова. Платить за безумство мартовских дней, за безумство дней октябрьских, за самостийных изменников, за развращение рабочих, за Брест, за безумное пользование станком для печатания денег... За все! [604]
Стоит обратить внимание на использование слова «безумство». Возможно, сказалось влияние М. Горького («Безумству храбрых поем мы песню»). А может быть, фраза, объясняющая смысл происходящих событий, как говорится, витала в воздухе.
Булгаков как представитель того поколения, которое он называет «неудачливым, дает наказ будущим поколениям:
И мы, представители неудачливого поколения, умирая еще в чине жалких банкротов, вынуждены будем сказать нашим детям:
- Платите, платите честно и вечно помните социальную революцию [605].
Звучит как завещание. Во многих отношениях статья является пророческой, в ней отражены размышления о будущем России. Создается ощущение, что по проблематике и по приемам ее раскрытия (рубленые номинативные предложения, однородные члены - глаголы движения или рефлексии, риторические вопросы и восклицания) она вполне могла быть написана в 1990-е годы.
Начало же 1920-х годов - весьма нелегкое время для Булгакова, он пытается оценить его и в переписке, и в художественном осмыслении. В рассказе Богема он описывает обстоятельства, связанные с появлением в печати 1 апреля 1921 года во Владикавказе фельетона Неделя просвещения:
Фельетон в местной владикавказской газете я напечатал и получил за него 1200 рублей и обещание, что меня посадят в особый отдел, если я напечатаю еще что-нибудь похожее на этот первый фельетон. За насмешки [606].
Сам Булгаков, не удовлетворенный этой вещью, сокрушается в письме сестре Вере:
Посылаю тебе мой последний фельетон Неделя просвещения, вещь совершенно ерундовую, да и притом узко местную [607].
Недоволен остался и редактор «Коммуниста» Г. С. Астахов, скорее, из-за иронического отношения автора к «насильственному просвещению», так как в статье показано, как неграмотного красноармейца посылают в приказном порядке на оперу Дж. Верди Травиата, а он мечтает побывать в цирке и посмотреть слона и клоунов. Позже Г. С. Астахов оказывается одним из ревностных гонителей Булгакова.
Одно из первых произведений Булгакова, в которых изображены события гражданской войны на Кавказе, - рассказ Необыкновенные приключения доктора, напечатанный в Москве в журнале «Рупор» в № 2 за 1922 год. К сожалению, рукопись не сохранилась. П. С. Попов зафиксировал со слов Булгакова ряд фактов его жизни в годы гражданской войны, среди которых имеется упоминание о фельетоне День главного врача как о первой редакции рассказа Необыкновенные приключения доктора. Рассказ этот откровенно автобиографический: сюжет совпадает с событиями в жизни Булгакова в период с конца 1918 до начала 1920 года. Произведение представляет собой «бессвязные записки» из книжки доктора N «без всяких изменений». Он состоит из 14 главок. Весьма лаконичная вступительная часть содержит, однако, обширную информацию: в пяти небольших по объему абзацах адресат, в руках которого оказывается присланная по почте записная книжка бывшего друга, коротко излагает насколько версий о его дальнейшей судьбе: он или убит, или утонул при посадке на корабль в Новороссийске, или же жив и здоров и находится в Буэнос-Айресе. Подобные варианты судьбы Булгаков мог предсказать самому себе.
Первая глава Без заглавия - просто вопль начинается вопросом доктора N: «За что ты гонишь меня, судьба?! Почему я не родился сто лет тому назад?». Этот же вопрос задает доктор Булгаков 31 декабря 1917 года в письме своей сестре. (Отметим, что в сочинениях Лермонтова также немало места отводится размышлениям о роли судьбы).
Герой произведения, рассчитанно близкий к автору, оказывается участником боевых действий на Кавказе. Булгаков как бы прячется под именем Другого, о чем заранее сообщает в собственно предваряющей всё дальнейшее повествование части. Причем уже в самом начале читатель получает представление о подлинном, но безымянном составителе записок и об образе его мыслей. Прежде чем предложить читателю дневник доктора N, Булгаков рассказывает, где обнаружена записная книжка пропавшего друга. Характерно, что доктор N выступает как фоновый персонаж, к тому же явно персонаж из биографии, но его специальность - бактериология. Булгаков старается скрыть свое медицинское образование, особо подчеркивая в рассказе, что это не его собственные воспоминания, а записки друга. По той же причине он приписывает герою рассказа иную сферу занятий и останавливается на версии о том, что до занятий журналистикой доктор N окончил не медицинский, а естественный факультет. Возможно, писатель опасается, что его врачебное прошлое может подтвердить его службу в армии, из-за чего он, видимо, больше не возвращается к медицине и с Кавказа переезжает не в Киев, а в Москву. Необыкновенные приключения доктора убедительно демонстрируют, насколько динамичным может оказаться конструкт соотнесенности «автор - персонаж».
Дневниковый характер Необыкновенных приключений доктора имеет когнитивно-концептуальную направленность, так как, с одной стороны, мотивирует некоторые недосказанности в повествовании, а с другой - заставляет интенсивно вчитываться в текст, чтобы «достраивать» его (иначе зачем целые главки оформлены в виде пунктиров и многоточия) и домысливать (зная эпоху, историю, события) то, что остается за пределами выраженного писателем. Такой метод привлечения читателя к сотворчеству, раскрывающий булгаковскую концепцию отношений между текстом и затекстом, представляет нарративную картину на дискурсивном уровне «писатель - текст - читатель». Интертекстуальность выступает как авторское средство метакомментирующего порядка.
Булгаков, врач по образованию и по первой профессии, нередко (как в Необыкновенных приключениях доктора) делает медиков героями своих произведений: автор в Записках юного врача, Персиков в Роковых яйцах, профессор Преображенский в Собачьем сердце. Фигура врача претерпевает в его сочинениях существенную содержательную эволюцию.
Анализируя кавказский период творчества М. Булгакова, необходимо упомянуть его статью Юрий Слезкин (Силуэт), опубликованную в Берлине в 1922 году; затем она вошла в качестве предисловия в книгу: Ю. Слезкин, Роман балерины (Рига: Литература, 1928). Это, фактически, единственная в наследии Булгакова литературно-критическая статья. Она посвящена творчеству известного еще до революции писателя Юрия Львовича Слезкина (1885-1947), с которым Булгаков знакомится во Владикавказе в 1920-м году во время работы в газете «Кавказ», дружба продолжается и в Москве до середины 20-х годов. Их пути расходятся после публикации Слезкиным романа Девушка с гор (Столовая гора), в котором с Булгакова списан малосимпатичный персонаж, бывший военный врач, впоследствии журналист Алексей Васильевич (намек на врача А. В. Турбина в романе Белая гвардия).
о его требованиях к языку (отмечающего способность бережного отношения к слову). Самому Булгакову бережное отношение к слову было присуще в высшей степени.
Кавказские произведения Булгакова чаще всего построены на кон - цептах «судьба», «гора», «стрельба», «аул», «земля», «солнце» «сон» и др., которые в тексте функционируют, по терминологии современной лингвистики [608], как «оперативные единицы памяти» и ментального лексикона, влияющие на концептуальную систему и создающие картину мира конкретного произведения.
Суммируя приведенные точки зрения и учитывая жизненный и художнический опыт Булгакова, можно сделать обобщение: то, что автор узнает и предполагает об объектах внешнего и внутреннего мира, он фиксирует в виде концептов в своей языковой картине мира, а затем отражает их в художественных текстах. Запечатленные Булгаковым кавказские образы и сложившиеся представления позднее отражаются во многих его произведениях и, в частности, в романе Мастер и Маргарита (возможно, на изображение распятия Иешуа Га-Ноцри повлиял нарисованный в Необыкновенных приключениях доктора портрет убитого, который «руки разбросал крестом»).
В концептуальном отношении весьма выразительна глава Ханкаль- ское ущелье, в которой показано взятие белыми Чечен-аула. Булгаков подробно описывает поле боя, отчетливо выражая сочувствие чеченцам:
на правом. На вытоптанных кукурузных полях батареи. Бьют шрапнелью по Узуну. Чеченцы как черти дерутся с «белыми чертями». [...] Пулеметы гремят дружно целой стаей. Чеченцы шпарят из аула. Бьются отчаянно. Но ничего не выйдет. Возьмут аул и зажгут. Где же им с двумя паршивыми трехдюймовками устоять против трех батарей кубанской пехоты (с. 435-436).
Лермонтов, как известно, с большим сочувствием и уважением относился к горским племенам: «Люблю я цвет их желтых лиц, / Подобный цвету ноговиц, / Их шапки, рукава худые, / Их темный и лукавый взор / И их гортанный разговор» [609]. В стихотворении Валерик Лермонтов выступает против бессмысленности «беспрестанной и напрасной» вражды между народами. Показательно, что Булгаков также описывает, как «с гортанными воплями» отправляется в бой «лихой конный полк» чеченцев.
Подтверждением того, что Булгаков непосредственно участвовал в бою, является и достоверность описания деталей боевых действий, и перечень участвовавших в сражении частей (полки - 1-й Кизляро-Гре - бенский, 3-й Терский казачий, 1-й Волжский гусарский и три батареи кубанской пехоты), что доподлинно установлено историками по газетам того времени уже после смерти Булгакова. Писатель несколько сдвигает хронологию событий, чтобы исключить возможность точного сопоставления эпизодов его биографии и жизни героя.
Для рассмотрения темы Кавказа в русской литературе отношение Булгакова к Лермонтову - большой и существенный вопрос. В документальной повести Д. Гиреева [610] Ревизора Н. Гоголя и др., ко - торые красноречиво говорят об актерских и режиссерских опытах Булгакова в кавказский период его жизни, а также о его многогранном знакомстве с творчеством Лермонтова.
Следует обратить внимание на то, что при описании боя всплывает образ Лермонтова:
Да что я, Лермонтов, что ли! Это, кажется, по его специальности. Причем здесь я!.. Противный этот Лермонтов. Всегда терпеть не мог. Хаджи. Узун. В красном переплете в одном томе. На переплете золотой офицер с незрячими глазами и эполеты крылышками. «Тебя я, вольный сын эфира» (то есть вспоминаются строки из Демона). Склянка-то с эфиром лопнула на солнце... Мягче, мягче, глуше, темней. Сон (с. 436-437).
Дальше в сознании составителя записок сливаются явь и сон, над ним взвивается «мутно-белая птица тоски», как будто навеянная лермонтовскими мотивами. Кстати, Булгаков в беседах с П. С. Поповым признавал большое значение снов в своих произведениях. Упоминание Лермонтова в данном случае можно объяснить той кошмарной ситуацией, в которую попал герой Булгакова, оказавшись в лермонтовских местах:
И вот мы на плато. Огненные столбы взлетают к небу. Пылают белые домики, заборы, трещат деревья. По кривым улочкам метет пламенная вьюга, отдельные дымки свиваются в одну тучу, и ее тихо относит на задний план к декорации оперы Демон (с. 437).
и любитель оперного искусства, неоднократно слушал ее в Киеве. Поистине в прозе Булгакова появляется призрак лермонтовского образа, олицетворяющего дух отрицания. Опираясь на лермонтовские мотивы и образы, тесно соприкаясь с ними, отталкиваясь от них (цитирует строки из Казачьей колыбельной песни - «По камням струится Терек, плещет мутный вал»), вступая с ними в полемику, Булгаков сподвигает читателя к сопоставлению описаний Кавказской войны XIX века, раздвигая таким образом хронологические границы своего повествования и следуя традициям антивоенной направленности русской классической литературы. «Проклятие войнам отныне и вовеки!» - такой протестной фразой завершает Булгаков рассказ Необыкновенные приключения доктора. Этот рассказ ценен как структурно-схематическая «заготовка» замыслов писателя на будущее - тем, сюжетно-фабульных ходов, предметно-повествовательных блоков, художественно-изобразительных средств.
Показательно, что с самого начала творческого пути, с кавказских произведений Булгаков для расширения художественного пространства своих произведений и придания им особой образности обращается к соответствующим литературным источникам, иногда цитирует их, иногда прибегает к различным аллюзиям и упоминаниям. Так, во вступительной части рассказа Необыкновенные приключения доктора писатель, перечисляя содержащиеся в чемодане пропавшего друга вещи, называет роман Марья Лусьева за границей (1912), принадлежащий перу писателя А. В. Амфитеатрова. Такая деталь расширяет представление об образе героя. А характеризуя поступки казаков, писатель вспоминает своего любимого Гоголя: «Казачки народ запасливый. И веревочка пригодится» - слова Осипа из IV действия комедии Ревизор.
Киев - Кавказ - Москва. Три таких значимых топоса являются определяющими в творческой судьбе Булгакова. Кавказ как этап, когда начинает формироваться художественный мир Булгакова, закладывает основы образа Автора, который, в свою очередь, дополняет образ Кавказа. Обобщая наблюдения о кавказском периоде жизни и творчества Булгакова, можно отметить, что это были действительно необыкновенные приключения Доктора, врачевавшего людей, изучавшего их души и пытавшегося улучшить человеческую породу. Доктора, постепенно перерождавшегося в Мастера, который однажды смог бросить магический клич: «За мной, читатель!». На Кавказе он проходит путь: доктор - журналист - литературный критик - драматург - литератор.
Даже такой краткий анализ кавказского периода творчества М. Булгакова подтверждает, что это был напряженный и весьма наполненный событиями этап. Во-первых, формируется жанровая система булкаговской прозы: газетные статьи, фельетоны, рассказы, повести, пьесы, роман. Во- вторых, определяются его ведущие темы - образ врача, тема литературы, вопросы судьбы. В-третьих, разрабатываются композиционные приемы (рассказ в рассказе, «бессвязные» записки) и художественно-изобразительные средства: автобиографизм и документальность, авторская рефлексия, говорящее многоточие, герой-прикрытие, мотив безымянности, сон как прием, ирония, использование средств метакомментирующего порядка и многое другое, выстраивающее для более широкого когнитивно-концептуального воздействия на читателя авторский интертекстуальный дискурс.
Леокадия Васильевна Витковская *
Россия
Примечания
* Доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой русской филологии Пятигорского государственного лингвистического университета.
** Кандидат юридических наук, доцент, Пятигорский государственный лингвистический университет.
[590] скобках.
[591] Э. Бенвенист, Общая лингвистика, Москва 1974, с. 312.
[592] Н. Д. Арутюнова, Дискурс, в кн.: Лингвистический энциклопедический словарь, Москва 1990, с. 317.
[593] Ю. Н. Караулов, В. В. Петров, От грамматики текста к когнитивной теории дискурса, в кн.: Т А. Ван Дейк, Язык. Познание. Коммуникация, пер. с англ., сост. В. В. Петрова, Москва 1989.
[594] М. Булгаков, Я убил, в кн.: он же, Собрание сочинений..., т. 2, с. 651.
[595] 2008.
[596] М. Ю. Лермонтов, «Синие горы Кавказа, приветствую вас!..», в кн.: он же, Сочинения в двух томах, т. 1, Москва 1988, с. 127.
[597] А. Паршин, Чертовщина в Американском посольстве в Москве, или 13 загадок Михаила Булгакова, Москва 1991, с. 75-76.
[598] М. Булгаков, Письмо Вере А. Булгаковой, в кн.: он же, Собрание сочинений..., т. 5, (1990), с. 397.
[599] М. Булгаков, Автобиография, в кн.: он же, Собрание сочинений..., т. 5, с. 604.
[600]
[601] М. Булгаков, Грядущие перспективы, газета «Грозный», 13.11.1919, < http: //lib.ru/ BULGAKOW/perspect.txt>.
[602] Там же.
[603] Там же.
[604] Там же.
[605]
[606] М. Булгаков, Богема, в кн.: он же, Собрание сочинений..., т. 1, с. 466-467.
[607] М. Булгаков, Письмо Вере А. Булгаковой..., с. 397.
[608] Е. Е. Кубрякова, В. З. Демьянков, Ю. Г. Панкрац, Л. Г. Лузина, Краткий словарь когнитивных терминов, Москва 1996; В. И. Красных, Введение в когнитивную лингвистику, под ред. М. В. Пименовой, вып. 4, Кемерово 2004; С. Воркачев, Счастье как лингвокультурный концепт, Москва 2004, с. 43.
[609] М. Ю. Лермонтов, <Валерик> («Я вам пишу случайно; право.»), в кн.: он же, Сочинения..., т. 1, с. 201.
[610]