СИНОНИМИЯ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ М. БУЛГАКОВА:
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ АСПЕКТ
Исследование индивидуально-авторского употребления синонимов является одним из элементов изучения структуры и содержания языковой личности в художественном произведении.
Синонимы, как и любые языковые единицы, функционируют в определенных условиях, способствующих, с точки зрения говорящего, реализации, а с точки зрения слушающего, - выявлению смысла или варианта значения, который вкладывается в эту единицу говорящим. Одним из заметных факторов употребления и, что важно, интерпретации синонимов является социокультурный контекст или фон. Роль контекста (в широком смысле этого понятия) при рассмотрении синонимов весьма значительна, а при анализе речевой синонимии, синонимии художественного текста, становится еще более важной, так как именно контекст определяет окончательную степень семантического преобразования слов-синонимов, подчиненность денотативному значению и т. д.
Как известно, синонимия в художественном тексте многофункциональна. Основные и сопутствующие художественно-эстетические функции синонимов определяются рядом факторов: положением в контексте, взаимоотношением с другими языковыми единицами, наличием эмоциональных оттенков в слове-синониме, стилистической маркированностью, типичными особенностями переносного значения и т. п. Кроме того, особую роль играют неязыковые факторы: авторская задача, тема контекста, социально-культурная среда, в которой живут персонажи, время создания произведения, его жанр и др.
Стилистические, семантико-стилистические и контекстуальные синонимы в силу своей эмоционально-оценочной маркированности более многофункциональны и способны вместе с уже названными двумя функциями реализовывать достаточно сложные художественно-эстетические задачи. Например, в отрывке из Мастера и Маргариты, где кот обращается к оркестру, читаем:
[...] кот выскочил к рампе и вдруг рявкнул на весь театр человеческим голосом:
- Сеанс окончен! Маэстро! Урежьте марш!!
Ополоумевший дирижер, не отдавая себе отчета в том, что делает, взмахнул палочкой, и оркестр не заиграл, и даже не грянул, и даже не хватил, а именно, по омерзительному выражению кота, урезал какой-то невероятный [...] марш [1958].
Приведенный синонимический ряд в контексте выполняет несколько функций - и создания образности, и нагнетания эмоционального состояния, и создания комического эффекта. Отдельно отметим, что он фиксирует и воссоздает (для внимательного читателя) характерную для 1920-30-х годов в России жаргонную среду, когда в разговорной речи активно использовались, часто занимая доминантное положение (урезать - в значении «лихо и громко заиграть»), жаргонные и просторечные слова, заимствованные из лексикона асоциальных и деклассированных элементов.
Особо рельефно социальный контекст проявляет себя при реализации синонимами функции сопоставления, например, обозначая принадлежность персонажей к разным социальным группам. Так, в повести Собачье сердце, находим:
- Ну уж, знаете... [...] - вскричал Филип Филиппович по-русски. - Имейте в виду, Шариков. господин, что я, если вы позволите еще одну наглую выходку, я лишу вас обеда и вообще питания в моем доме [...].
Тут Шариков испугался и приоткрыл рот.
- Я без пропитания оставаться не могу, - забормотал он, - где же я буду харчеваться? [1959]
В ответ на употребленное доктором книжное слово питание, Шариков отвечает разговорным харчеваться, вполне соответствующим его социально-культурному уровню.
Отметим, что Булгаков достаточно часто и удачно использует лексические синонимические средства для дополнительной социально-культурной характеристики персонажей. «Старорежимность» и эмоциональность профессора Преображенского отражается в не очень заметной синонимической паре, в которой с помощью устаревших, возвышенных по стилистической принадлежности слов, реализуется эксплицитная авторская характеристика поведения героя:
- Опять! - горестно воскликнул Филипп Филиппович. - [.] Пропал Колобуховский дом [...].
[1960].
Точное понимание контекста и интерпретация синонимов требует от читателя определенной «культурной компетенции» и со временем может меняться вместе с трансформацией культурно-исторического контекста. Например, контекст с идеографическими синонимами телеграмма - депеша («Удивительная телеграмма! Однако умные люди на то и умны, чтобы разбираться в запутанных вещах. Очень просто. Произошла ошибка, и депешу передали исковерканной» [1961]) современным читателем воспринимается несколько иначе, чем ранее, так как депеша уже не является просто телеграммой - в этом значении слово устарело и употребляется чаше как: «срочное дипломатическое донесение, сообщение». Причем как устаревшее его фиксирует уже Толковый словарь Ушакова, но персонаж из Мастера и Маргариты употребляет слово депеша потому, что для него, человека немолодого, с соответствующим уровнем языкового сознания, оно не осознается как архаизм.
Бездомного выбор им из возможного синонимического ряда с доминантой украсть жаргонного элемента: «пошел я купаться на Москва-реку, ну и попятили мою одёжу, а эту дрянь оставили!» [1962].
Такая же социальная характеристика «проступает» и у начальствующего персонажа, обращающегося к посетителям вместо принятого нейтрального входите с грубым просторечным влезаете: «Вы чего [...] без доклада влезает е» [1963].
«маскируется», представляется обыкновенным человеком и подражает уличной речи, к тому же, разговорные слова для него - яркое средство речевой экспрессии: «голову у покойного стащили из гроба. [...] До ужаса ловко сперли» [1964].
Отметим, что у М. Булгакова, особенно в романе Мастер и Маргарита, употребление стилистических синонимов четко регламентировано авторской задачей. Так, персонажи, прибывшие в Москву, стараются быть похожими на москвичей и внешностью, и речью. Например, фраза Коровина: «А Груни нет, я услал ее в Воронеж. Она жаловалась, что вы у нее отпуск зажилили» [1965]. Любопытно, что в первоначальной редакции фраза выглядела так: «я услал ее в Воронеж, так как она жаловалась, что вы давно не даете ей отпуска» . Но автор на полях машинописного текста написал зажилили и подчеркнул. Он посчитал это слово более уместным в силу его экспрессивной и семантической емкости. К тому же, подобные лексические элементы подчеркивают «криминальный» характер группы персонажей и речевой среды города. Отсюда и другие подобные варианты синонимического употребления: катись вместо уходи, сплавили вместо выпроводили, замели вместо арестовали и т. п., причем в разнообразных коммуникативных ситуациях - от конферанса в варьете до авторской речи: «Катись отсюда! [.] - Таперича, когда этого надоедалу сплавили [.. ,]» [1967] ; «А тем временем старушка, узнавшая от соседей, что ее кота замели, кинулась бежать в отделение [...]» [1968]
Особенностью авторского стиля М. Булгакова можно считать активное употребление синонимических рядов, в составе которых проявляются контекстуальные синонимы, эксплицитно актуализуется несколько значений многозначного слова. Вот, например, контекст, в центре которого синонимический ряд с доминантой говорить, произносить:
[...] Степа выговорил:
- Что вам угодно? - и сам поразился, не узнав своего голоса. Слово «что» произнес дискантом, «вам» - басом, а «угодно» у него совсем не вышло.
[...]
- Простите. - прохрипел Степа [...].
- Позвольте с вами рассчитаться, - про скулил убитый Степа [,..] [1969].
Меняющееся состояние персонажа проявляется с помощью ряда: выговорил, произнес, прохрипел, проскулил, пискнул. В нем три элемента (прохрипел, проскулил, пискнул) передают «качество» речи благодаря вторичным оттенкам, имплицитно проявляющимся в речи. Похожих употреблений встречаем в текстах достаточно много. Например: «и он не прошептал, а прошипел: - Я так и знал!» [1970]«Есть! - залихватски крикнул Канавкин. - Браво! - крикнул конферансье! - Браво! - страшно взревел зал» [1971].
Особую функцию выполняют слова с уже названной семантикой в повести Собачье сердце. Как известно, в ней персонаж из пса превращается в человека. В бытность свою псом он скулил, выл, и в контексте эти слова реализуются и воспринимаются в прямом значении. Ср.: «раза два подвыл, чтобы поддержать жалость к себе» [1972]; «У-у-у, - жалобно заскулил пес» ; «- Пес не вынес кошек и гавкну л» [1974] и т. д. Но и для Шарикова-человека автор подбирает слова-синонимы, которые указывают на его «прошлое»: «- Я тяжко раненый при операции, - хмуро подвывал Шариков» [1975]«Я не господин, господа все в Париже! - отлаял Шариков» [1976]; «. Он сам бросился в объятия неизбежного и гавкнул злобно и отрывисто: - Да что такое в самом деле!» [1977]. Тут гавкать - «отрывисто и зло говорить, браниться» .
В синонимических рядах произведений М. Булгакова зафиксировались также и неологические единицы, которые вошли в речь в 1920-30-е годы, стали ее приметой, а затем вышли из активного употребления. Например, в одном из текстов находим слово вентилировать, в значении «перен. Обсуждать, выяснять (нов. газет. разговор.)» [1979], активно использовавшееся в то время как синоним к словам выяснить, разобраться:
Если как следует провентилировать этот вопрос, выходит, что я, в сущности, даже и не знал-то по-настоящему покойника. [...] И далее, граждане, [...] разберемся вот в чем .
Кроме всего прочего, слово вентилировать в данном значении является ярким примером «нового бюрократизированного языка» советской эпохи, который в научной литературе именуют «канцеляритом».
Время, в которое активно творил М. Булгаков, - это период социальных преобразований, когда социально-культурная сфера оказывает заметное влияние на язык, особенно, на состояние его лексической системы. Появились новые слова, обозначающие новые понятия, некоторая часть лексических и фразеологических единиц вышла из активного употребления, изменила стилистическую и оценочную маркированность, у слов появились новые значения и т. д. Все это отразилось и на употреблении синонимов. Синонимические ряды пополнились новыми единицами, изменились стилистические оппозиционные отношения. Социально-культурный контекст создает условия для активизации синонимических отношений заимствованных слов, неологизмов, жаргонизмов, для активизации процессов семантико-стилистической трансформации. В определенной степени эти явления обусловлены и изменением языковых ориентиров носителей языка, но в художественных произведениях важную роль играет также авторская задача, реализация которой, порой, требовала использования особой эмоционально-оценочной экспрессии и создания новых семантических пересечений.
Олег Анатольевич Семенюк *
Украина
* Доктор филологических наук, профессор, ректор Кировоградского государственного педагогического университета им. Владимира Винниченко, заведующий кафедрой перевода и общего языкознания.
[1958] М. Булгаков, Мастер и Маргарита, в кн.: он же, Избранные произведения. В двух томах, т. 2, Киев 1989, с. 459.
[1959]
[1960] Там же, с. 478.
[1961] М. Булгаков, Мастер и Маргарита..., с. 523.
Там же, с. 396.
[1963] Там же, с. 517.
[1964]
[1965] Там же, с. 410.
[1966] Там же, с. 739.
Там же, с. 454.
[1968] Там же, с. 712.
[1969]
[1970] Там же, с. 478.
[1971] Там же, с. 496.
М. Булгаков, Собачье сердце..., с. 458.
[1973] Там же, с. 464.
[1974]
[1975] Там же, с. 510.
[1976] Там же, с. 524.
Там же, с. 541.
[1978] Толковый словарь русского языка. В четырех томах, под ред. Д. Н. Ушакова, т. 2, Москва 1935-1940, с. 533.
[1979]
[1980] М. Булгаков, Мастер и Маргарита..., с. 444.