VI
Под знаком подчеркивания исторической многозначимости происходящих событий и развиваются дальнейшие сцены в пьесе.
Сцена "Тюрьма", видимо, сложилась у автора в уме до ее создания. В черновом автографе она вылилась в целостную картину. Булгаков концентрирует в ней свое внимание на трех моментах - бунт, возникший в тюрьме (причина: зверское обращение надзирателей с заключенными); приезд губернатора и его столкновение со Сталиным; перевод Сталина из Кутаисской в Батумскую тюрьму.
Булгаков обращает внимание на создание психологических характеров. Из уголовников, работающих во дворе тюрьмы (убирают сор), он выделяет тип весельчака, ёрника, который все время острит и стремится говорить стихами27. Вместе с драматическим накалом событий его неожиданные реплики создают юмористический эффект. Так, когда разразился бунт (его начал Сталин, вступившийся за Наташу, которую ударил надзиратель во время прогулки), уголовники поддержали политических, охрана растерялась, появившийся губернатор (в сопровождении адъютанта и казака) недоуменно спрашивает: "Что такое здесь?" - именно весельчак-уголовник, построив своих "подметал" в шеренгу, отвечает: "Бунт происходит, ваше высокопревосходительство!" И читает стихи о подметалах. Губернатор механически хвалит уголовников: "Молодцы!" А затем, спохватившись и поняв, что в тюрьме неладно, приказывает вызвать сотню.
В черновой редакции особо подчеркивалось, что молодой Сталин во время бунта в столкновении с надзирателями снова проявляет смелость и дерзость. Надзиратель грозит Сталину, взобравшемуся на подоконник одиночки: "Слезай! Стрелять буду! (выхватывает револьвер)".
Сталин смело отвечает: "Стреляй!"
"1-й надзиратель (растерян, стреляет в воздух. Тотчас шум разрастается. Вся тюрьма кричит, грохочет. Двери конторы распахиваются. Выбегает начальник тюрьмы, за ним надзиратели.)
Сталин. Стреляй в окно. За убийство судить будут. Стреляй!
Наташа. Убивают!
2-й надзиратель. Я тебя не трогаю!
Начальник. Что такое? Прекратить!
1-й надзиратель (указывая на окно Сталина). Вот, ваше благородие...
(Где-то нестройно запели: "... отречемся от старого мира..." Послышались свистки.)"
(14. 7, л. 168).
Дерзко и смело ведет себя молодой Сталин и в столкновении с губернатором. От имени заключенных он предъявляет губернатору ряд требований (в том числе - разрешить на свои деньги купить тюфяки: заключенные спят на голом полу). Губернатор выказывает высокомерное недоумение, но Сталин пускается в дискуссию. Его реплики получают декларативный характер:
"Губ<ернатор>. То есть как требуете?.. Вы требуете?.. Это курьезно... Гм... Вы слышите, полковник?
Трейниц. Слышу.
Треиниц (бросает тяжелый взгляд на губернатора, но ничего не говорит).
Сталин. Нет.
Губернатор. Почему же-с?
Сталин. Зачем сотрясать воздух требованиями преждевременными и неисполнимыми?
Губернатор. Что? Преждевременными? Да вы понимаете ли, что я могу вас в кандалы заковать?
Сталин. Не можете меня заковать в кандалы, потому что я не вор и не убийца. Если совершите это новое беззаконие, тюрьма будет протестовать.
Губ<ернатор>. Что? Тюрьма? Как это может тюрьма протестовать? Что такое?
Сталин. Тюрьма не просто коробка, она живая, она полна людьми, и она поднимет свой голос в защиту справедливости..." (14. 7, л. 176).
В черновом автографе Булгаков, как видим, особо подчеркивал тупость и глупость губернатора. Как и в предшествующих сценах, губернатор совершенно не понимал сути происходящих событий. Булгаков даже вкладывал в уста Трейница резкую оценку губернатора: "Боже, какой осел!" (Второй вариант: "Дали сокровище губернии". 14. 7, л. 180).
Булгаков на заключительной стадии работы над сценой отказался от тенденции во что бы то ни стало во всех ситуациях особо выделять фигуру молодого Сталина, сократил его декларативные реплики, сжал диалог, оставив только то, что вытекало из развития действия (Сталин отстаивал требование арестованных, хитрый Трейниц подсказывал губернатору, что в целях смягчения обстоятельств частные требования арестованных можно удовлетворить). Сатирический аспект в отношении к фигуре губернатора в сцене ясно проявлялся и без дополнительных разъясняющих реплик.
Финал сцены в черновой редакции такой же, как в машинописи.
Сталина под конвоем переводят в другую тюрьму, надзиратели выстраиваются в подворотне, вдоль стены, в цепь и устраивают ему экзекуцию. Каждый из них бьет его ножнами шашки, "норовя успеть ударить несколько раз" (14. 7, л. 180). Трейниц делает вид, что не замечает этого: "Сталин швыряет свой сундучок. Отлетает крышка. Сталин поднимает руки и скрещивает их над своей головой так, чтобы оградить ее от ударов. Идет..." (с. 260).
Реплика начальника тюрьмы: "У, демон проклятый!.." отсутствует в черновой редакции. Она появилась в машинописи.
Некоторые критики в этой реплике видят доказательство особой философской концепции, выраженной в пьесе Булгакова. Так, Мирон Петровский утверждает: "Булгаков проделал неслыханный по дерзости (художественный и политический) эксперимент: соединил в образе Сталина черты пророка и демона, Христа и Сатаны, то есть сказал - на булгаковском языке достаточно прямо, что его герой - Антихрист"28.
Догадка глобальная! Но черновые редакции пьесы "Батум", отражающие сложный творческий процесс, свидетельствуют о другом. Даже тогда, когда автор приподнимал героя, он нигде не наделял его инфернальными чертами. Он стремился, как мы уже показали, нарисовать образ реального героя, действующего в реальных обстоятельствах. Он не избежал романтических сгущенных форм обобщения. Но и здесь Булгаков как художник не допускал произвола, а следовал законам жанра, который он избрал, - жанра исторической хроники.
Булгаков стремился подчеркнуть характерное. Он следовал за эпохой. Об этом свидетельствует и картина "У Николая II".
Первоначально эта сцена не входила в общий замысел автора. В плане "Пастыря", который мы уже приводили выше, она отсутствует. Обозначена она в новом плане пьесы, написанном более свежими лиловыми чернилами (14, 7, л. 184). Черновая редакция сцены в автографе отсутствует, хотя мы знаем, по свидетельству Елены Сергеевны, что автор над ней много работал. Елена Сергеевна в дневнике 24 июля 1939 года записала: "Пьеса закончена! Проделана была совершенно невероятная работа - за 10 дней он написал девятую картину и вычистил, отредактировал всю пьесу - со значительными изменениями"29.
Девятая картина - это и есть картина "У Николая II". Но варианты ее в автографе отсутствуют. Есть только самый первоначальный набросок картины во второй клеенчатой тетради (14. 8, л 63). Вот этот набросок:
"Картина IX.
Материал и наброски
Министр Николай Валерианович Муравьев, 54 лет.
Военный министр Кропоткин,
ин. дел. - Ламздорф.
Канарейка. Малиновая рубаха.
Этого оставить без последствий я не могу!"
(14. 8, л. 63).
Здесь намечены самые предварительные мотивы. Булгаков строго следует за историей и выделяет имена подлинных деятелей - царских министров Муравьева, Кропоткина, Ламздорфа. (Дневник министра иностранных дел Ламздорфа в двух томах Булгаков наверняка читал.)
Из этих трех министров в сцене выведен только один - министр юстиции Николай Валерианович Муравьев. Остальные исторические лица, видимо, должны были быть упомянуты в диалоге.
В экспозиции упомянут Малый Петергофский дворец. А для характеристики Николая II выделены три мотива: канарейка, малиновая рубаха и реплика: "Этого оставить без последствий я не могу!" В окончательном тексте эти мотивы обретают в картине особое место и особое звучание. Так, Николай II предстает одетым "в малиновую рубаху с полковничьими погонами и с желтым поясом, плисовые черные шаровары и высокие сапоги со шпорами". В своем наряде самодержец похож на канарейку. И эта параллель, а также тот факт, что царь обучает находящуюся в клетке канарейку (под звуки шарманки) петь гимн "Боже, царя храни!", бросает на Николая II резкий сатирический свет. Аксессуары обретают метонимическое значение.
Намеченная автором реплика Николая II: "Этого оставить без последствий я не могу!" - касается самого главного события пьесы "Батум" - кровавого столкновения - и отражает в себе в сгущенном виде уровень мышления царя. Когда Муравьев докладывает о батумских событиях, Николай II обращает внимание не на причины, вызвавшие демонстрацию (бедственное положение рабочих), а на тот факт, что среди расстрелянных оказалось мало убитых и раненых - всего 14 убитых и 54 раненых.
"Николай. Этого без последствий оставить нельзя. Придется отчислить от командования и командира батальона, и командира роты. Батальон стрелять не умеет. Шеститысячная толпа - и четырнадцать человек..." (с. 263).
Булгаков резко снижает образ венценосца. Все строится на контрастах. Вместо образа самодержца перед зрителем предстает марионетка с солдафонским уровнем мышления. Николай II самозабвенно рассказывает об исцелении болезней знахарями, блаженными, монахами. С помощью этих контрастов Булгаков достигает удивительного драматургического эффекта. Он, как в зеркале, отраженно, дает представление - через быт и психологию царя - о загнивании самодержавия, о его разложении, о его антигуманной сущности30. И царю не остается ничего делать, как обучать канарейку петь гимн: "Боже, царя храни!"
Фактически на эффектной сцене "У Николая II" конфликт, положенный в основу пьесы, получает завершение. Но развитие сквозного действия, призванного отражать ход истории, нуждалось в новом импульсе. Булгаков пишет "Эпилог" (X картину "Возвращение после побега"), в котором в центре внимания снова оказываются рабочие (семья Сильвестра) и образ Сталина.
Автограф свидетельствует, что основные сценические ситуации в эпилоге были определены уже в черновой редакции (14. 8, л. 45-55). На первом плане - характеристика настроения Наташи, Порфирия, их дум о молодом Сталине, внезапное его появление, сцена узнавания в "незнакомце" ("чужом"), одетом в солдатскую шинель, Coco, бежавшего из ссылки. Следовал рассказ Сталина, как он бежал из ссылки. Финал был тот же, что и в машинописи. Измученный побегом ("четыре ночи не спал"), Сталин на глазах Наташи и Порфирия засыпал со словами: "... убей... не пойду... от огня". Появляется Сильвестр, удивленно спрашивает: "Что?! Вернулся?!" Порфирий подтверждает: "Вернулся" (14. 8, л. 55).
В черновом автографе были намечены интересные мотивы, связывающие эпилог с прологом и картиной встречи Нового года. Эти мотивы придавали композиции пьесы внутреннюю "кольцевую" завершенность и подчеркивали новый характер развивающихся событий (по восходящей спирали). Сценические события в эпилоге происходили накануне нового, 1904 года. Порфирий заявлял Наташе: "Желаю встретить Новый год с тобой и с Сильвестром". А затем сетовал: "Каждый год встречаем по-разному... прошлый в тюрьме, а этот в одиночестве у огня" (14. 8, л. 48)31.
Но в автографе имеются существенные разночтения по сравнению с машинописью. Они показывают, в каком направлении шла работа автора. Прежде всего бросается в глаза, что Булгаков не сразу нашел доминанту в характеристике Порфирия. Диалог Порфирия с Наташей насыщался личными мотивами. Подчеркивалось мрачное настроение Наташи, остро переживающей спад в подпольной деятельности. Порфирий пытался вывести сестру из мрачного состояния, вселить уверенность, но впадал в резонерство и, как это свойственно романтическим героям, начинал... сам себя восхвалять. Это нарушало логику характера героя. Порфирий говорил Наташе: "Не понимаю такой молчаливости. Я не только сидел в тюрьме, но я был ранен в первом большом бою, чем горжусь. Но я сжался от всего, что перенесено, в комок, стал бесстрашен, и мысли у меня отточенные, как ножи, и, конечно, я не могу, повесив голову, смотреть в огонь. И, конечно, громов залпы мне кажутся гораздо важнее хотя бы воспоминаний о поганом механике, тем более что он и умер". Наташа одергивала брата и резонно замечала: "Ничего нельзя понять, что ты говоришь" (14. 8, л. 47-48). А Порфирий настаивал на своем и продолжал самохарактеристику, наделяя себя особыми качествами: "Но ты не можешь отрицать того, что во всей организации среди живых и мертвых, павших, погибших и тех, что существуют, я был одним из самых боевых и буду, когда разгромленная организация встанет опять" (14. 8, л. 48).
Как свидетельствует машинопись, Булгаков заметил, что логика в поведении героя нарушена. Тогда он по-новому строит начало сцены и диалог Порфирия с Наташей. В машинописи Порфирий мыслит сурово и ведет себя сурово. Булгаков начинает сцену с мотива ожидания героями известия о Сталине и раскрывает их отношение к событиям. Сценическое действие строится на контрастах. Порфирий считает, что Сталин в ссылке погиб (грудь слабая). Наташа упрекает его в малодушии. И в этот момент Порфирий говорит о себе, но говорит не как романтический герой, а сурово мыслящий боец, учитывающий реальную обстановку. Порфирий закалился в борьбе. Сама ситуация заставляет героя самораскрываться, в том числе и говорить о планах, которые он скрывал до сих пор. Булгаков подчеркивает сложную эволюцию Порфирия, который из анархически настроенного бунтаря превратился в сознательного бойца. Линия развития образа Порфирия получает свое завершение. Из речи Порфирия явствует и характеристика Трейница, жестокого жандармского полковника, который пытался сломить волю молодого борца. Кульминацией исповеди Порфирия является признание о том, что у него был смелый план, как вызволить из ссылки молодого Coco. Вновь в пьесе звучит мотив солидарности. Ввиду важности монолога Порфирия, кстати сказать, он подготавливает внезапное появление вернувшегося из ссылки Сталина, приведем этот монолог полностью. Он показывает, как Булгаков по-новому строил ситуацию и давал характеристику герою.
"Наташа.... Ты стал какой-то малодушный...
Порфирий. Что ты сказала? Я малодушный? Как у тебя повернулся язык? Я спрашиваю, как у тебя повернулся язык? Кто может отрицать, что во всей организации среди оставшихся и тех, кто погибли, я был одним из самых боевых! Я не сидел в тюрьме? А? Я не был ранен в первом же бою, чем я горжусь? Тебя не допрашивал полковник Трейниц? Нет? А меня он допрашивал шесть раз! Шесть ночей я коверкал фамилию Джугашвили и твердил одно и то же - не знаю, не знаю, не знаю такого! И разучился на долгое время мигать глазами, чтобы не выдать себя! И Трейниц ничего от меня не добился! А ты не знаешь, что это за фигура! Я не меньше, чем вы, ждал известий оттуда, чтобы узнать, где он точно! Я надеялся... почему? Потому что составил план, как его оттуда добыть!
Наташа. Это был безумный план.
Порфирий. Нет! Он безумным стал теперь, когда я всем сердцем чувствую, что некого оттуда добывать!.." (с. 225).
Появление Coco в солдатской шинели знаменует поворот в развитии действия пьесы. Порфирий, похоронивший в своем уме Coco, не может себе представить, чтобы он вернулся. Вся сцена опять-таки строится на резких контрастах, становится внутренне драматичной. Порфирий резок и непримирим в своей реакции на поведение "чужого", посмевшего ночью стучаться в окно в дом Сильвестра. Но Наташа своим чутким сердцем догадывается, а затем узнает в отдаляющейся фигуре, кто пришел. Следует сцена узнавания - многозначимая в витке развивающихся событий.
во время побега, был короче. Отсутствовали важные моменты. В частности, в рассказе о том, как Coco чуть не погиб, переходя реку (он провалился в прорубь, весь обледенел), ничего не говорилось, что приютили его и обогрели добрые люди - сибиряки: "... сняли с меня все и тулупом покрыли..." Этот мотив появился в машинописи.
Ранее в автографе было: "Я, понимаете, провалился в прорубь, обледенел, вылез и так шел двенадцать верст...", "Дошел до ночлега... Снял одежду. Повалился и думаю, как я буду сейчас умирать. И заснул и спал пятнадцать часов и проснулся, и с тех пор не кашлянул ни разу..." (14. 8, л. 53).
Как свидетельствует машинопись, во второй редакции сцены Булгаков развертывает картину. Смертельно уставший Coco даже подшучивает над собой, рассказывая, как ему повезло (помогли добрые люди), а сибирский мороз оказался целительным ("У меня совершенно здоровая грудь"); "Я, понимаете, провалился в прорубь... там... но подтянулся и вылез... а там очень холодно, очень холодно. И я сейчас же обледенел... Там все далеко так, ну, а тут повезло: прошел всего пять верст и увидел огонек... вошел и прямо лег на пол... а они сняли с меня все и тулупом покрыли... Я тогда подумал, что теперь я непременно умру, потому что лучший доктор..."
"Порфирий. Какой доктор?
Сталин. А?.. В Гори у нас был доктор, старичок, очень хороший...
Порфирий. Ну?
думаю, обидно... в сравнительно молодом возрасте... и заснул, проспал пятнадцать часов, проснулся, а вижу - ничего нет. И с тех пор ни разу не кашлянул. Какой-то граничащий с чудом случай..." (с. 226).
Подчеркнем еще раз: все в диалоге строится на контрастах. И сам финал пьесы тоже вызывающе контрастен. Безмерно уставший герой, измученный дальней дорогой и бессонными ночами, засыпает на глазах зрителя.
"Наташa. Coco, ты что, очнись...
Сталин. Не могу... я последние четверо суток не спал ни одной минуты... думал, поймать могут... а это было бы непереносимо... на самом конце...
Порфирий. Так ты иди ложись, ложись скорей!
Засыпает. )" (с. 267).
И после этого следует появление Сильвестра и его знаменательная реплика: "Вернулся!.." Сталин вернулся в родную среду.
В финале Сталин - одновременно и сильная личность и живой человек. Автор показывает его именно человеком, преодолевшим неимоверные трудности, безмерно уставшим. Но в нем нет ничего сверхчеловеческого.
в истории, показал образ молодого революционера, действующего в гуще рабочего движения. Этот образ типичен для плеяды революционеров, сформировавшихся в то время. И он индивидуально своеобразен. Но нет в пьесе идеализации этой личности, фимиама в честь нее, тем более преклонения перед ней, чем были заполнены пьесы и фильмы 30-х годов.
Прав был К. Симонов, писавший в марте 1968 года С. А. Ляндресу: "Прочитал я "Батум". Пьеса талантливая, как и все, что делал Булгаков. Что касается Сталина, то в этой пьесе, конечно, есть отношение к нему как крупной личности... и в то же время нет никакого намека на коленопреклонение. Пьеса, по-моему, справедливая. Это очень важно"32.
Примечания
27. 1-й надзиратель, провожая его в камеру, грозит: "Если ты, стервец, не перестанешь стихами говорить, я тебя в карцер на месяц закатаю" (14. 7, л. 172).
28. Петровский Мирон. Дело о Батуме // Театр. 1990. N 2. С. 164.
30. Булгаков еще в 1921 году "лелеял мысль", как он писая матери 17 ноября 1921 года, "создать грандиозную драму" о Николае и Распутине, собирал материал. "Уже готовы некоторые наброски и планы" (т. 5, с. 405). У Булгакова было резко отрицательное отношение к Николаю II как виновнику гибели России. Несомненно, что собранней в 1921 году материал о Николае II был частично использован в пьесе "Батум".
32. Цитирую по статье В. И. Лосева. Последняя пьеса Михаила Булгакова // Записки отдела рукописей ГБЛ. Вып. 48. М., 1990. С. 213.