IV
Большого мастерства потребовали от Булгакова массовые сцены, в которых участвовали большие группы рабочих. Закон исторических хроник, сам жанр, который выбрал драматург, диктовал условие - выделять в массовых сценах живые индивидуальности, чтобы они не терялись в толпе, создавать картины, выдумывать положения, драматические ситуации, адекватные и быту, и взаимоотношениям рабочих, и характеру борьбы (столкновениям с властями). Елена Сергеевна в дневнике 18 января 1939 года точно характеризует работу
Булгакова: "И вчера и сегодня вечерами Миша пишет пьесу, выдумывает при этом и для будущих картин положения, образы, изучает материал"18.
Действительно, в черновом автографе Булгаков между сценами для себя делает наброски, пометки, выписки из источников, характеристику действующих лиц, отмечает их линию поведения, фиксирует внимание на кульминационных пунктах событий19. Предварительно он сделал список 35 рабочих, создал схему событий (14. 7, л. 184), крестиками отметил, в каких событиях рабочие участвовали. Вместе с Порфирием, который принимает участие в столкновении с губернатором, а затем в демонстрации (он ранен и шлет проклятие произволу властителей), Булгаков выделяет фигуры Канделаки (он сознательный революционер), Хиримьянца (он с красным флагом возглавляет мартовскую демонстрацию, рядом с ним идет молодой Сталин), Геронтия Каландадзе (он от имени рабочих предъявляет требования губернатору, ранен во время демонстрации). В предварительных записках Булгаков для себя отмечает: "Котэ Каландаров (22-23-х лет) работал на заводе Манташева, а жил на Пушкинской, вместе с Коция Канделаки" (14. 7, л. 11). О Сильвестре и Порфирии записано: "Братья Ломджария, старший Сильвестр и младший Порфирий. Жили недалеко от кладбища Соук-Су.
Порфирий работал в распиловочном цехе у Ротшильда" (14. 7, л. 13).
В заготовках о демонстрации особо отмечено поведение Михи Хиримьянца и Теофила Гогиберидзе: "Рабочие Миха Хиримьянц и Теофил Гогиберидзе перед Дрягиным (помощником военного губернатора. - В. Н.) с требованием - "или освободить арестованных или всех арестовать..." (14. 7, л. 8). Речь, как видим, идет о самом главном в рабочем движении - солидарности: один за всех, все за одного. На 9-м листе автографа (14. 7) Булгаков отметил: "Поведение Гогиберидзе важно". С этим эмоциональным ощущением (на какие важные моменты обратить внимание) Булгаков и создавал массовые сцены в своей исторической по жанру хронике, добиваясь индивидуальной выразительности героев и обобщенной их значимости. При этом он проявлял, как заметил Вл. И. Немирович-Данченко, удивительное чувство сценического искусства, особенно - взаимодействия сцен, единства действия, естественности в поведении героев, выразительности их речи, реплик. И все это в движении, в столкновении.
Но как трудно все это давалось! Третья картина "Новогодняя встреча" уже в черновике имеет три наброска. Булгаков примеряется к тому, как изображать важнейшее событие: конспиративное собрание, происходящее под видом встречи Нового года на квартире у Сильвестра. На собрании присутствовало 25 человек. Это была фактически конференция рабочих кружков. Но ведь надо было создавать картину, а не фиксировать события. Черновые автографы передают весь творческий процесс создания этой красочной картины, наполненной особой атмосферой. Булгакова не удовлетворяют наброски, хотя среди них есть яркие кроки, сцены, диалоги, монологи. Он три раза заново переписывает всю картину (во второй переписке участвует Елена Сергеевна), уточняет мотивы, ситуации, характеристику героев, а на заключительной стадии, как свидетельствует машинопись, вносит в рукопись значительные сокращения, сжимает действие, добиваясь сценической выразительности.
Судя по черновым автографам, вначале в замысел Булгакова не входило изображать пожар (он произошел позднее встречи Нового года). Но уже в расширенной редакции третьей картины Булгаков вводит сцену с пожаром, которая усиливает динамику событий.
Вначале автор явно следовал за источниками. Используя выражение М. Чудаковой, можно сказать: вот где, в самых первоначальных наметках, драматург пытался вышивать по готовой канве. Особенно это чувствовалось в конце второго чернового наброска. Сильвестру принадлежала реплика: "Ты явился светочем для батумских рабочих". Ему вторил Коция Канделаки: "Ты месяц здесь и за это время создал 11 кружков (соц. -дем. рабочих), ты лично проводил занятия" (14. 7, л. 29).
Да и начало вечера походило не на встречу Нового года, а на партийную конференцию. Сталин говорил: "Ну что же, товарищи... познакомимся. Среди вас и рабочие типографии, и железнодорожники, и наши заводские, к числу которых относится и наш дорогой хозяин Сильвестр" (14. 7, л. 28).
Булгаков решительно отказывается от такого непосредственного следования за источниками. Он стремится к обобщениям, к созданию драматической картины. Меняется, как свидетельствуют черновики и особенно машинопись, официозная атмосфера. Перед нами картина встречи Нового года с жизнерадостным тамадой, Михой Габуния, который умеет вести застолье. Речь его красочна, насыщена образностью, колоритна: "Вот он, Новый год, подлетает к Батуму на крыльях звездной ночи! Сейчас он накроет своим плащом и Варцхану, болото Чаоба, и наш городок!"
В это время снаружи донеслось глухо хоровое пение "Мравалжамиер"...
"Сильвестр. Он уже пришел в соседний дом!
Миха. Погоди, я не давал тебе слова! Их часы впереди" (с. 229).
Если ранее в черновиках действие в картине концентрировалось вокруг фигуры Сталина, то теперь основное внимание Булгаков обращает на изображение рабочих. От них исходят гравитационные потоки. За столом 25 человек. Булгаков перечисляет имена главных героев. Семейные отношения Сильвестра определяются по-новому. Он глава семьи, отец. Наташа - его старшая дочь. Порфирий - младший сын. Каждый из рабочих - действующее лицо, особенно активны: Габуния, Канделаки, Сильвестр, Порфирий, русский рабочий Климов. Если ранее все начинания, истоки шли от Сталина, ему принадлежала главная роль, то теперь он такое же действующее лицо, как и все остальные рабочие. Более того, Основную инициативу в выборе руководящего центра проявляет не Сталин, а Канделаки, Сталин только комментирует предложение. Булгаков подчеркивает атмосферу деловитости и слаженности в действиях рабочих. Фигура Сталина раскрывается в контексте событий.
Не сразу Булгаков достиг такого драматического эффекта. Черновые варианты картины показывают, как много он работал над речью Сталина. Ранее он ее стремился выделить, насытить образностью, сделать эмоциональной. Это чувствуется с самого первого наброска новогодней речи Сталина. Он говорил, как поэт: "Светает... Я пью за рассвет! Подымем чаши, выпьем за то время, когда будет свергнут капитализм и станет у власти рабочий класс! Выпьем за солнце, за то, чтобы оно вечно сияло над нами. За солнце свободы" (14. 7, л. 26).
Затем, как мы уже указывали, эмоционально поэтическим началом Булгаков в первую очередь наделяет речь жизнерадостного тамады Михи Габуния. Она определяет тональность сцены. Но в двух развернутых черновых вариантах картины "Встреча Нового года" чувствуется зависимость от источников. В них Булгаков особо выделяет фигуру молодого Сталина. Он оказывается в центре сценических событий. Молодой революционер произносит три монолога. Один из монологов превращается в речь трибуна. Даже отделывая черновой вариант развернутой картины "Встречи Нового года", Булгаков оставил эту речь Сталина (ее переписала своим четким почерком Елена Сергеевна). Чтобы наглядно был виден творческий процесс, приведем центральный (большой по размеру) монолог молодого Сталина, несмотря на то, что он займет много места:
"Сталин. Ну что же... можно сказать и о Новом годе (поднимает стакан). За Новый год! Итак, старый ушел в вечность, и в этот момент хорошо было бы оглянуться вокруг. Если мы бросим взгляд на окружающее, то убедимся, товарищи, в том, что мы встречаем Новый год так же, впрочем, как и предыдущий, в поразительном богатстве!
В порту на причале стоят корабли, и чрево их налито нефтью, которой нет цены. Но кроме нефти там есть и кое-что другое, и это другое - человеческий пот и кровь.
Спрашивается: кто создал все это богатство? Ты... И ты... и ты... И что же ты имеешь за это? Возможность влачить свою жизнь, как каторжник влачит заржавленные цепи. А плодами безмерного труда пользуется совсем другой, кто никакого труда не вложил ни во что. Так дело обстоит в городах. Но если мы пойдем в деревню, то увидим, что там то же самое. Крестьянин работает на плодоносной земле, как вол, но пользуется плодами этой земли помещик.
Невольно хочется спросить, почему существует такой странный порядок? Почему малая горстка дармоедов, капиталистов и помещиков присваивает себе то, что создано рабочими, крестьянами? Ведь их же множество!.. Почему они не могут отнять у этой малой горстки то, что принадлежит им по праву? Причина этому одна: они не объединены. Пусть разрозненные группы попробуют не подчиниться воле манташевых, пускай крестьянин откажется принести свою подать помещику - не будет успеха! Заступится за помещиков и заводчиков вооруженное правительство Николая. Это правительство - приказчик всех капиталистов, и этот приказчик раздавит необъединенного рабочего!
Но наступит неотвратимая пора, когда рабочему придется дать бой самодержавию, ибо без этого боя нам никогда не увидеть жизни. Кто победит в этом бою? В нем неизбежно победит рабочий класс, лишь только объединится великая сила.
Бой влечет за собой жертвы, это знайте все. Но их придется принести, чтобы не было жертв гораздо больших и худших! Но тот из нас, кто падет в борьбе, падет с сознанием, что миллионам людей он помог подняться и выйти, наконец, к солнцу! Выйдем к солнцу! За это я пью в ночь под Новый год!" (14. 8, л. 17-18).
Монолог - самый трудный вид сценического искусства. Это или кульминационный, или поворотный пункт в развитии сквозного действия. Ни того, ни другого в речи Сталина нет. Развитие действия в пьесе подменялось, как в классицистических драмах, объясняющими декларациями. Речь Сталина носит чисто пропагандистский характер.
Как свидетельствует машинопись, Булгаков решительно отказывается от таких приемов. И развитие действия в сцене происходит иначе, чем в черновом автографе. Сталин присутствует на сцене не с самого начала, а появляется тогда, когда Габуния уже провозгласил тост в честь Нового года. В это время входит Хиримьянц, а затем за ним появляются Канделаки и Сталин. Реплики Сталина растворяются в общем потоке драматической ситуации. Особо выделяется только новогодний тост молодого Сталина. Но он краткий, имеет сказовую форму, многозначим по смыслу: "Существует такая сказка, что однажды в рождественскую ночь черт месяц украл и спрятал в карман.
И вот мне пришло в голову, что настанет время, когда кто-нибудь сочинит, только не сказку, а быль. О том, что некогда черный дракон похитил солнце у всего человечества. И что нашлись люди, которые пошли, чтобы отбить у дракона это солнце, и отбили его. И сказали ему: "Теперь стой здесь в высоте и свети вечно! Мы тебя не выпустим вообще!"
Что же я хотел сказать еще? Выпьем за здоровье этих людей!.. Ваше здоровье, товарищи!" (с. 230).
Тост Сталина органически включается в ситуацию. Добавленная сцена пожара усиливает драматизм событий. Включая сцену с пожаром, Булгаков допускает анахронизм. Пожар на лесном складе завода Ротшильда был позднее (в январе 1902 года, но не накануне Нового года). Драматург сдвигает события, чтобы усилить ситуацию, придать ей многозначимость. Сполохи пожара освещают перспективу развития действия. Рабочие по-разному реагируют на пожар лесного склада на заводе Ротшильда. Порфирий выражает свою ненависть: "Горит кровопийское гнездо". Другие сожалеют. Третьи не хотят тушить пожар. Но беда-то оказывается общей. И когда приказчик обещает за помощь платить особую плату, рабочие спешат тушить пожар. Сталин, видя, что зарево уже стоит в полнеба, отправляется вместе с рабочими на пожар.
Еще с большей силой зависимость Булгакова от первоисточников сказывалась в черновом наброске сцены "На кладбище Соук-Су"20. Напомним, что по первоначальному плану эта сцена должна была следовать за картиной "Встреча Нового года". А затем была исключена совсем. И не случайно. Она носила комментаторский характер. В ней развивались два мотива: экспозиционный (рабочим стало известно, что в Батум приезжает губернатор) и организационный (по предложению Сталина вырабатывались требования рабочих, эти требования они должны предъявить властям при встрече с губернатором). Сама форма собрания, выработка требований, наметки, кто и в какой форме эти требования будет предъявлять от имени бастующих, - все это копировало форму заседания партийного комитета. Сталин вел заседание по заданному трафарету:
"Сталин. Итак, первое требование... чтобы вернули на завод всех 389 уволенных до единого человека. И, конечно, всем им уплатили бы за прогул. Кто же будет говорить по этому вопросу?
Порфирий. Я предлагаю Теофила.
Канделаки. Кто-нибудь против этого есть?
Голоса. Нету.
Сталин. Следующее требование - сбавить штрафы. Кто по этому вопросу?" (14. 7, л. 134).
Несмотря на то что в сцене "На кладбище Соук-Су" была создана колоритная фигура сторожа Иллариона (при ее создании автор дал свободу вымыслу), Булгаков решительно отказался от этой сцены в целом. Важные мотивы, намеченные в ней - непреклонная воля рабочих в отстаивании своих интересов, - были сценически реализованы в картине встречи рабочих с губернатором. Сталин в ней не участвовал. Все основные требования рабочих губернатору предъявляют Геронтий, Климов, Порфирий. Сцена передает накал противоречий и возросшую в процессе стачки активность рабочих, рост их сознания. Булгаков спрессовывает действие, показывает растерянность губернатора, который от заигрывания с рабочими переходит к репрессиям, приказывает арестовать активистов. Сцена имеет поворотное значение в развитии сквозного действия в пьесе.
Но перед этим Булгаков долго раздумывал, как строить композицию картин в центральной части пьесы. Вначале в намеченном плане он вычеркнул сцену "У военного губернатора". Вместо нее поставил сцену "На кладбище Соук-Су". Внимание автора сосредоточивалось на показе заседания подпольного комитета. Но стремление расширить общую картину событий берет верх. Булгаков вычеркивает сцену "На кладбище Соук-Су" и сбоку, более светлыми лиловыми чернилами, четко пишет: "4. У военного губернатора". Вымысел берет верх.
В сцене "У военного губернатора" меняется аспект изображения. События в Батуме (забастовка на заводе Ротшильда, волнения рабочих на фабрике Сидеридиса) предстают отраженно, в сгущенном виде, передаются через восприятие кутаисского военного губернатора. Булгаков создает колоритнейшую фигуру (в духе щедринских типов) тупого градоначальника, косноязычного, неспособного верно воспринять донесения, доклады и разобраться в происходящих событиях. С блеском проявляется сатирическое мастерство Булгакова в лепке живых характеров, в передаче событий через речь и поведение героев.
Черновые автографы показывают, что картина "У военного губернатора" была создана после того, как была написана бо'льшая часть пьесы. Уже закончена работа над кульминационной картиной "Кровавое побоище" (демонстрация) и "Арест Сталина". Драматург долго раздумывал над картиной "У военного губернатора". Поэтому уже в черновом варианте сцена вылилась в целостную картину, где четко выявляются основные мотивы пьесы, характеристика действующих лиц, накал событий. И не случайно Елена Сергеевна в дневнике 14 июня 1939 года с восхищением записала: "Миша над пьесой. Написал начало сцены у губернатора в кабинете. Какая роль!"21
На взлете вдохновения написана эта сцена. И в упорной работе. В черновом варианте картины имеются важные разночтения. Ваншейдт (управляющий заводом Ротшильда) начинал читать губернатору текст листовки, которую он с перепугу спутал со списком активистов:
"В<аншейдт>. Вот, в<аше> пр<евосходительство>! [(читает). Товарищи рабочие! Гнусное правительство, сосущее кровь честных рабочих, показало свою мерз... Я не могу читать, в<аше> пр<евосходительство>! (подает листовку).]
Г<убернатор>. Но позвольте... Это же прокламация?!" (14. 7, л. 156).
Булгаков вычеркивает чисто политический мотив (содержание листовки), обыгрывая только факт: вместо списков активистов Ваншейдт находит у себя в кармане прокламации.
"В<аншеидт>. Они меня кровопийцей назвали!
Г<убернатор>. Что такое? Что же вы?
В<аншейдт>. Что же... Не на дуэль же мне их вызывать. Я еле из конторы выскочил. Хватали за пиджак. Угрожали лишить жизни, в<аше> пр<евосходительство>!
Г<убернатор>. Что же потом?
<аншейдт>. Не помню! Только помню, что в поезд попал, а как попал... Ужас. Стынет в жилах кровь.
Г<убернатор>. Но это чудовищно" (14. 7, л. 155).
Прямые характеристики действующих лиц автор вычеркнул. Из самой ситуации становится ясно, что Ваншейдт трус, а губернатор глуп. Картина изобилует сценическими находками. Контраст между внешней фанаберией, самомнением губернатора и его внутренней никчемностью делает фигуру этого сановника гротескно выразительной и броской, а вся сцена пронизывается авторской иронией.
Сцена "У военного губернатора" по структуре камерная, но очень емкая по смыслу. У Булгакова был богатый опыт в создании таких сцен. Но массовые сцены потребовали от него больших усилий.
Особенно много усилий потребовала от него кульминационная сцена - мартовская демонстрация. По свидетельству Елены Сергеевны, Вл. И. Немирович-Данченко считал ее самой сильной и мастерски сделанной сценой.
По этим материалам можно проследить весь процесс создания центральной сцены - от ее зародыша до третьей редакции, близкой к окончательному тексту. Но это заняло бы много места. Отметим главные моменты.
При создании центральной картины Булгаков решал три задачи: сценические (как строить развитие действия, когда надо вывести на сцену огромную массу людей, показать шествие рабочих, поведение начальства, столкновение рабочих с городовыми и солдатами, расстрел демонстрантов); психологические (как характеризовать поведение рабочих, изображать Сталина, раскрывать возрастающее напряжение, приведшее к кровавому столкновению); и идейные (как пронизать сценическое действие общим смыслом произведения).
Эти моменты были намечены в самых ранних редакциях. Но действие в них развивалось иначе. Персонажи имели подлинные имена: Дрягин - помощник кутаисского военного губернатора. В окончательном тексте вместо него участвует сам губернатор, образ которого уже раскрыт в предшествующих сценах; Зейдлиц - жандармский полковник (впоследствии заменен вымышленной фигурой - Трейницем, профессионалом сыска); Ловен - полицмейстер (впоследствии обозначен просто как "полицмейстер", то есть ему придано, как и "губернатору", обобщающее имя); капитан Антадзе 7-го кавказского стрелкового батальона. Другими словами, представители начальства вначале действовали под собственными именами.
В первой редакции Булгаков обращает внимание на динамику событий, на показ непосредственного столкновения противоборствующих сил. В экспозиции подчеркивается: издали "нарастает гул очень большой приближающейся толпы. Она подходит с песнями и трудно различимыми выкриками" (14. 7, л. 73). В окнах казарм, превращенных в пересыльную тюрьму, мелькают лица арестованных. Среди начальства и городовых нарастает тревога, чувство растерянности. Демонстрацию возглавляет Хиримьянц с красным флагом. Рядом с ним идет Сталин в башлыке.
В первой редакции Булгаков особо выделял фигуру Сталина. Собственно говоря, вокруг Сталина разворачивались события. Зейдлиц обращал на него свое пристальное внимание и считал его виновником всех событий в Батуме, главным зачинщиком и забастовки и демонстрации22
"Зейдлиц. Так, так... (прячет бинокль, обращается к Ловену). Вот она - птица! Видите, полковник?.. Вон рядом с флагом. Теперь все понятно.
Ловен. ().
Зейдлиц. Надо будет потеснить толпу, полковник, и, когда начнется кутерьма, этого взять непременно. Это он и есть...
Ловен. Может, из рабочих.
Зейдлиц. Положитесь на мой глаз. Еще не обманывал ни разу. Я хорошо знаю этих господ. Надо отрезать его и взять.
Ловен. Толпа велика...
Жандарму. ) Руководи городовыми, брать этого в башлыке, рядом с флагом..." (14. 7, л. 75).
Булгаков не просто выделял фигуру Сталина, но и приподнимал его над толпой. Сталин возглавлял шествие, дерзил начальству, иронизировал над приказами Дрягина. А затем, поднимаясь на камень у забора казармы, словно на подиум, выкрикивает, обращаясь к окнам казармы: "Братья, здравствуйте! Вас не забыли. Мы пришли, чтобы вас освободить.
(Казарма отвечает на эти крики. Из окон машут руками. Околоточный залился свистом. Стихает.)
" (14. 7, л. 76).
Кульминационный пункт картины - нападение солдат на рабочих - изображался в первой редакции иначе.
Булгаков впрямую выводил взвод солдат под командой капитана Антадзе на сцену, солдаты теснили толпу, вместе с городовыми, происходила свалка. Солдаты пускали в ход приклады. Рабочие применяли испытанное оружие - камни.
("... камень попадает в голову Антадзе, тот выхватывает револьвер, ударяет одного рабочего рукояткой...")
Даже полицмейстер Ловен не одобряет действий Антадзе. А тот, рассвирепев, отдает приказ солдатам: отойти назад, приготовиться к стрельбе. Из казарм вырвались арестованные, в том числе Порфирий. И в это время Антадзе за сценой отдает приказ солдатам стрелять. Раздается залп. Начинается смятение:
"Теофил. Стойте твердо! Это холостые.
(Второй залп. Падает Порфирий, Каладзе... Начинают падать убитые... Послышались крики женщин. Начинается смятение. Наталья в ужасе закрывает лицо руками.
Третий залп. Толпа побежала. В ворота казарм обратно бросаются выбегавшие под огонь. Порфирий поднимается, держится за раненую руку, прижимается к забору.)
Рабочий (). Это мне? Еще давай, еще давай.
Разрывает на груди рубаху, падает. Наталья отбегает к забору, кричит. Еще несколько отдельных выстрелов.)"
(14. 7, Л. 81).
Во второй редакции, близкой к окончательному тексту, Булгаков переделывает сцену, вносит в нее большие изменения. Демонстранты действуют в ней более организованно. Достаточно сказать, что они шествуют с пением Марсельезы: "Слышны слова: "... нам не нужно златого кумира, ненавистен нам царский чертог..." Булгаков в сцене усиливает накал событий, обращая внимание на массовый характер выступления рабочих и растерянность начальства. Драматург отказывается от концентрации событий вокруг фигуры Сталина. Он действует как один из участников событий. Вместе с ним активное участие в событиях принимают Теофил, Хиримьянц, Сильвестр, Наташа. "За ними стеной рабочие, среди них есть женщины" (с. 245).
Трейница, заранее подготовлена. Булгаков добивается многолинейности развития действия. На сцене сталкиваются три силы - рабочие, которые ведут себя организованно (их около шести тысяч). Небольшая кучка начальства во главе с губернатором (здесь его охрана, городовые, жандармы). Они напуганы событиями, ведут себя трусливо. Затем издали надвигается рота солдат. Всеми сценическими средствами Булгаков стремится подчеркнуть нарастание грозовых событий. Вся ситуация пронизывается током высокого напряжения. Реплики действующих лиц, полифония звуков насыщаются особой силой выразительности.
Обозленный требованиями рабочих освободить арестованных, губернатор в бессилии кричит: "Всех перестреляю". Издали послышался грохот барабанов, а затем - солдатская песня. Надвигается реальная опасность.
"Приближение войска взволновало толпу. Послышались крики: "Войско идет! Ой, войско идет!", "Стрелять будут!".
Вл. И. Немирович-Данченко, восхищаясь сценой, спрашивал Булгакова: "Только вот рота... что делать с ротой". Режиссера смущала многолинейная структура развития действия в сцене"23. Перерабатывая первую редакцию сцены, автор как бы предвидел режиссерские затруднения с показом непосредственного столкновения солдат с рабочими и прибегнул к опосредованному изображению. Он в полифонии звуков, в реакции толпы дал представление о приближении вооруженной опасности и все внимание сосредоточил на поведении рабочих и Сталина в момент кровавого столкновения.
"Сильвестр, Теофил, Сталин пытаются успокоить рабочих.
Сильвестр. Не посмеют стрелять в безоружных!" (с. 246).
Но опасность возрастает. Хитрый Трейниц уводит губернатора подальше от огня. "Ваше превосходительство! Что вы делаете?! Ведь вы на линии!.. Сюда, сюда!.." Он-то знает, что оружие будет применено. Булгаков показывает, что кровавые события 9 марта 1902 года в Батуме были генеральной репетицией расстрела мирной демонстрации 9 января 1905 года в Петрограде. Вся сцена у Булгакова насыщается тревогой. Трейниц, губернатор, полицмейстер убегают с линии огня. Вдали слышится команда. Раздаются сигналы горниста - первый, второй, третий! Напряжение возрастает. В это время из ворот казармы вырываются арестованные, в том числе Порфирий, Климов, Геронтий и еще двое рабочих, и присоединяются к демонстрантам.
Вот в это именно время, "в это мгновение ударил первый залп вдали. Порфирий падает на колено. Геронтий падает, схватившись за плечо. Наташа, закрываясь рукой как будто от резкого света, бежит к забору, прижимаясь к нему, рядом с околоточным. Падает ничком и остается неподвижен рабочий рядом с Хиримьянцем. Выпадает из рук Хиримьянца флаг с перебитым древком".
"Порфирий (). Назад! Назад! (Хромая, отходит к флагу, грозит кулаком, кричит.) Да сгорит ваше право! Сгорит в аду!
(Ударил второй залп, упал рабочий рядом с Теофилом.)
схватываясь за грудь). Ах, это мне? Ну, бей, еще!..
(В толпе послышался истерический женский крик: "Убивают!" Климов падает и затихает.)" (л. 247).
По сравнению с первой редакцией события в сцене даются в динамике. Булгаков показывает результат зверской акции, фиксируя внимание на поведении рабочих, образы которых уже были раскрыты в предшествующих картинах пьесы (Порфирия, Теофила, Климова, Наташи, Геронтия, Сильвестра). Они ведут себя, как в бою.
"Сталин. Так?.. Так?.. (Разрывает на себе ворот, делает несколько шагов вперед.) Собаки!.. Негодяи!.. (Наклоняется, поднимает камень, хочет швырнуть его, но бросает его, грозит кулаком, потом наклоняется к убитому Климову.)
Сталин (обернувшись к ним, кричит). Не надо!.. Назад!" (с. 247).
Сцена драматически выразительна. Сталин быстро оценивает ситуацию, сдерживет порывы Хиримьянца, Теофила, Михи, начинает оказывать помощь раненому Геронтию. Он ведет себя в соответствии с экстремальной ситуацией24.
Примечания
18. Дневник Елены Булгаковой. С. 236.
19. Когда Булгаков создавал сцены, он зримо представлял себе их композицию. Временами он набрасывал схему сценического действия. Так, в автографе 14. 7, л. 125, сделаны предварительные схемы двух картин - первой и второй - в следующем виде:
20. Черновой ее вариант опубликован В. И. Лосевым в "Записках отдела рукописей" ГБЛ. (Вып. 48. М., 1990. С. 237-241.)
22. Так, выделяя фигуру Сталина, Булгаков следовал за сборником "Батумская демонстрация 1902 года", но расходился с фактами истории и признанием самого Сталина, что в Батуме он был "подмастерьем" - то есть учеником, помощником рабочих. Выступая перед железнодорожниками Тифлиса в 1926 году, Сталин говорил: "От звания ученика (Тифлис), через звание подмастерья (Баку) к званию одного из мастеров нашей революции (Ленинград) - вот какова, товарищи, школа моего революционного ученичества" (Сталин И. В. Соч. Т. 8. С. 175).
24. Вряд ли в жесте Сталина: "Разрывает на себе ворот, делает несколько шагов вперед" - следует видеть какой-то гладиаторский жест, как думают некоторые критики. В черновой редакции этот жест принадлежал рабочему, попавшему под обстрел, и выражал его отчаянную смелость, с которой он встречал смерть. Жест Сталина - это и жест смелого человека, и одновременно жест отчаяния - опять-таки человека (а не обреченного на смерть гладиатора), возмущенного несправедливостью. Он гневно осуждает виновных: "Собаки!.. Негодяи!.." Конечно, Булгаков здесь приподнимает Сталина, но поведение его - в сценическом плане - естественно в тех условиях, в которых г оказался.