III
Труднее всего Булгакову давались сцены с рабочими. Как мы указывали, это была совершенно Новая страница в его творчестве.
Так, картина вторая "У Сильвестра" имеет фактически три редакции. В черновом автографе сохранился самый ранний набросок. Он не был закончен в 1938 году, а на листе 17-м первой тетради (14. 7) имеется пометка Булгакова: "После перерыва работа возобновилась 16.1.1939"16. В этом наброске вначале акцент делался на семейных отношениях. Сильвестр оказывался старшим братом Порфирия (как в первоисточнике), был женат, характеризовался сознательным. Он не очень-то доверял младшему брату, склонному к анархическим действиям. Сильвестр вспоминал свою бедную жизнь в деревне (помещик их обижал и за долг в один рубль приказал отнять единственное их "богатство" - чугунный котел, в котором семья готовила пищу для детей). Он говорил Порфирию в ответ на его жалобу о тяжелой жизни: "Так всегда было и будет, пока сами не восстанем против помещиков, заводчиков и царя" (14. 7, л. 19). Сильвестр сообщал Порфирию о Сталине: "Так вот - человек этот приехал из Тбилиси для того, чтобы всех объединить на борьбу" (там же).
Как видим, сцена, включая в себя экспозиционные моменты, носит объяснительный характер. Такой оттенок давал себя знать и во втором черновом варианте сцены. В нем акцент делался на взрывном, горячем характере Порфирия. Возникал мотив со штрафами. Механик из-за пустяка (поломка ножа) оштрафовал Порфирия на пять рублей, даже ударил. Порфирий настолько возмущен нанесенным оскорблением, что даже грозит убить механика.
Сильвестр, приютивший Сталина в своем доме, говорит жене:
"С<ильвестр>. Порфирия не посвящай в тайну - горячий, как порох.
Н<евестка>. Ну что ты. Брата?
С<ильвестр>. В нашем деле нет брата, есть только свои и враги... Нет, ты не думай, я Порфирию доверяю вполне... Но он горячий человек и неопытный..." (14. 8, л. 15).
Как видим, Сильвестр ригоричен. Его слова: "В нашем деле нет брата, есть только свои и враги" - звучат совсем в духе суровых 30-х годов. Их Булгаков решительно убирает и меняет сцену.
как вожака и агитатора. Надо было избежать декларативности, добиться естественности в развитии ситуации, рисовать яркие индивидуальности. Булгаков добивается этого, но с каким трудом!
Воспитательную функцию по отношению к Порфирию от Сильвестра автор передает Сталину и развивает события по сценическим правилам (внезапное знакомство, удивление Порфирия, переход его чувства от недоверия к догадкам, а затем и к доверию).
Отметим интересный факт в творческом процессе Булгакова, отразившийся в черновиках. Способность молодого Джугашвили воздействовать на собеседника - и силой своего характера и логикой убеждения - Булгаковым показана в "Прологе" - в сцене беседы со своим однокурсником. Но эта сцена была написана значительно позже сцены с Порфирием (она находится во второй клеенчатой тетради 14. 8, л. 99-103). Фактически сцена "Исключение" написана была после того, как сделаны черновые редакции основных картин пьесы. Так что сцена Сталина с Порфирием - это самая первая в творческой истории "Батума", когда Булгаков показывал Сталина в непосредственном общении с рабочими, раскрывал его способности воздействовать на собеседника и убеждать его. Это своеобразный камертон ко всей пьесе. И не всегда он звучал так, как хотел драматург.
В черновых вариантах молодой Сталин впадал в резонерство, и это нарушало психологическое напряжение, переход от незнания к знанию (на чем строилось развитие действия) и естественную взаимосвязь героев. У автора проявлялась заданность - выделить Сталина, его роль. Социальная доминанта в изображении ситуации, в характеристике героев не сливалась с психологическими мотивами. Речь героя лишалась индивидуальной выразительности, характеристичности. Проявлялась зависимость от источников. На этот недостаток мы обращаем особое внимание. Драматург будет решительно от него избавляться в процессе работы над всей пьесой.
Когда в черновой редакции сцены Порфирий, выказывая свой строптивый характер, не соглашался со Сталиным, предлагавшим ему отказаться от одиночного анархического выступления (убить механика, нанесшего оскорбление Порфирию), и запальчиво говорил: "А что же? Подставить им голову, пускай лупят, пускай сосут кровь?.." - Сталин в ответ произносил нравоучительный монолог: "Ой, вай, вай. Ты говоришь - им? Они? Их надо всех уничтожить. Понимаешь, всех! Отнюдь не одного этого холопа механика, некультурного слугу своих господ, а именно начать с них, с господ. Значит, нужно уничтожить вашего Ротшильда, его управляющего, всех заводчиков, фабрикантов... Всех! Но Ротшильду проломить голову зубилом, тоже ничего не поможет. Нет! Нужно вырвать у них у всех из рук то, чем они владеют, - капитал, нужно уничтожить весь порядок, который существует, который порождает таких механиков. Нужно разрушить всю цепь, обвивающую тело рабочего, а значит, и капиталистов и ту силу, которая их охраняет, и первое ее звено - царя! И когда рухнет этот чудовищный организм, распадется в прах, наступит иное время, когда никто не осмелится ударить тебя по лицу" (14. 7, л. 24-25).
"Значит, нужно уничтожить...", "Нужно вырвать...", "Нужно разрушить...". Взаимосвязь действующих лиц нарушалась. Все внимание переключалось только на Сталина. Порфирию отводилась роль пассивного слушателя, послушно внимающего поучениям.
В третьей редакции пьесы (об этом свидетельствует машинопись) Булгаков решительно переделывает сцену.
Он не просто уравновешивает линии действия Порфирия и Сталина. Он насыщает ситуацию внутренним драматизмом. Сквозное действие развивается, как мы указывали, он незнания к знанию. Порфирий в сцене так же активен, как и Сталин. Он не сразу соглашается с незнакомцем, даже дерзит ему: "Вы в квартиру как попали?"17. Но слова Сталина о бессмысленности борьбы в одиночку падают уже на подготовленную почву. Чувствуется, что Порфирий, накаленный обидой, раздумывая, как поступить, внутренне начинает соглашаться с молодым Сталиным. Между Сталиным и Порфирием возникает взаимопонимание, та атмосфера взаимопричастности, которой и добивался Булгаков. Из самой ситуации, из реплик героев, их вопросов и ответов - непосредственно (как это свойственно сценическому искусству) вырастает представление о возможной эволюции Порфирия. Булгаков стремится создать ярчайший образ, который в своем своеобразии выражал бы одно из характернейших явлений эпохи - вызревание ревоционного сознания рабочих.
Напомним: М. Горький считал, что в драматургии самым трудным делом является показ эволюции героя, вызревания у него нового чувства и нового миропредставления. Герой должен самораскрываться, а не действовать по подсказке автора. Тем более это важно, когда речь идет о воплощении характерных общественных явлений. Репрезентативность героя, вместе с его индивидуальной выразительностью, в процессе эволюции должна возрастать. Так и получается с образом Порфирия в пьесе Булгакова.
16. В комментариях к "Батуму" А. Нинов, не изучив чернового автографа, делает заключение: "В архиве Булгакова сохранилась черновая рукопись пьесы "Пастырь", начатая 10 сентября 1938 года и законченная в январе 1939-го (ГБЛ, ф. 562, к. 14, ед. хр. 7, 8)". (См.: Булгаков М. Собр. соч. Т. 3. С. 702.) Это заключение А. Нинова ошибочно. Черновой автограф "Батума" отражает в себе все основные этапы работы Булгакова начиная с 10 сентября 1938 года и кончая 11 июля 1939 года, когда состоялась читка пьесы в Комитете по делам искусства.
"Батума" опубликована с комментариями В. И. Лосевым в "Записках отдела рукописей" ГБЛ (Вып. 48. М., 1990. С. 226. В дальнейшем ссылки на машинопись даются на это издание с указанием в тексте только страницы.