VII
Добавим несколько слов о Воланде.
Критики много спорят о Воланде - и я уверен - будут еще спорить: настолько сложен и загадочен этот булгаковский князь тьмы. Прослежены все черты сходства и различия между Воландом и Мефистофелем. При этом критики порою забывают, что Мефистофель Гете более романтизированное создание, чем Воланд. В Мефистофеле воплотились гетевские искания границ добра и зла, сущности мироздания и тайны истории - вопросы, на которые так и не смог найти ответ гениальный поэт. И в его произведении противоречия (и объективные и субъективные) застыли - на века - как изверженная вулканическая лава. Воланд, каким его создал Булгаков, не с такой рельефной силой воплощает в себе эту вулканическую лаву вечных, не остывших еще противоречий. В нем нет той силы всеразрушающего скепсиса, как в Мефистофеле. Это не адская насмешка над добром и злом.
А. Овчаренко верно заметил, что о Воланде Булгакова "в большей мере, чем о Мефистофеле из "Фауста" Гете, можно сказать: он - часть той силы, что вечно хочет зла, а творит вечно добро". Но Овчаренко не прав, заявляя о Воланде, что он "хотел бы видеть людей - вне зла"46. Здесь ученый приписал Воланду авторские взгляды: это не Воланд, а Булгаков хотел бы видеть людей вне зла. Не прав также и П. Палиевский, увидевший в романе Булгакова "странный... поворот" автора к Воланду. Романист, по его мнению, "посмеивается и над дьяволом"47
Не следует нам забывать, что Воланд - это мифологизированный герой. В определенной степени - это сюжетообразующая фигура. От него, как и от Мефистофеля в "Фаусте", исходят таинственные истоки тех сил, которые определяют в конечном счете вечные, с точки зрения Булгакова, трагические явления жизни.
Но в отличие от Мефистофеля, например, Воланд, как тип героя, временами менее активен, менее энергичен. Он наделен большей созерцательностью. И даже способен к абстрактному, атараксальному восприятию событий. Его уже ничто не волнует из происходящего на земле, даже массовая гибель людей. Исполняет его волю, устраивает карусель в жизни, "озорует", издевается над мошенниками, карьеристами и пройдохами "его шайка" в лице Коровьева, Азазелло и кота Бегемота. (Затем выясняется, что Коровьев и Азазелло - бывшие рыцари, допустившие скандальные промахи, а кот Бегемот - бывший самолюбивый паж.) Да, повторим, по сравнению с активно действующим Мефистофелем Воланд во многом созерцатель. Но - особый. Вспомним сцену с глобусом и особым объективом, позволяющим Воланду видеть все, что происходит на земном шаре, в том числе - военные события. Маргариту приводит в ужас картина военного сражения, разрушения домов, кровь невинных, в том числе гибель матери, "а возле нее в луже крови разметавшего руки маленького ребенка". Кровь младенца обагрила землю - факт, который потрясал сердца гуманистов всех эпох. А Достоевский считал, что все хрустальные дворцы счастья на земле ничего не будут стоить, если для их строительства придется перейти через одну каплю крови младенца. А что же Воланд? Он не только равнодушен, он не только фиксирует сам факт, - он еще признает смерть, войну - закономерностью, неизбежным явлением в жизни людей. По поводу гибели невинного младенца, "разметавшего руки в луже крови", Воланд говорит: " - Вот и все, он не успел нагрешить". И затем добавляет: "Работа Абадонны (ангела гибели. - В. Н.) безукоризненна". Воланда не потрясает гибель людей, гибель младенца. Он восхищается работой Абадонны, сеющего гибель на земле и карающего с равнодушием обе воюющие стороны. Воланд говорит об Абадонне: "Он на редкость беспристрастен и равно сочувствует обеим сражающимся сторонам. Вследствие этого и результаты для обеих сторон бывают всегда одинаковы". Это уже не просто софистика Воланда, в которой его упрекает Левий Матвей ("старый софист"), а его позиция. Зло, оказывается, неистребимо на земле. И равно поражает правых и виновных.
В заключительных главах романа Булгакова Воланд кажется утомленным, уставшим от борьбы со злом на земле, от тяжести людских преступлений. Он в какой-то степени становится типологически похожим на лермонтовского Демона, каким он показан в финале поэмы, когда властитель мира, царь природы повержен, снова оказывается обреченным жить во мраке и не ведать ни света, ни любви.
В отличие от Гете Булгаков не стал искать грани между добром и злом. В образе Воланда он заявил, что добро и зло в жизни неразделимы и являются вечными ипостасями жизни. Дьявольскую силу зла Булгаков явно преувеличивал и считал непреодолимым явлением. Отсюда и все противоречия самого Булгакова и трагизм его ощущений. Воланд у Булгакова - воплощение вечных и неразрешимых противоречий жизни в их нерасторжимом единстве. Вот почему Воланд оказался такой загадочной фигурой.
46. Овчаренко А. Большая литература. С. 28.