III
Зеркальный способ отражения дает о себе знать с первой главы романа: "Никогда не разговаривайте с неизвестными". Реальная картина - встреча Берлиоза и Ивана Бездомного на Патриарших прудах "в час небывалого жаркого заката" с Воландом вдруг оборачивается необыкновенными происшествиями, обретает фантастический характер. Заявление Воланда в беседе с Берлиозом о том, что мир непознаваем, что им управляют неведомые силы, неподвластные человеку, из частного столкновения мнений обретает всеобщее значение. Фактически здесь зерно всей концепции произведения и тех невероятных сюжетных событий, которые в такой калейдоскопической форме развернутся в произведении. Воланд ловко оперирует кантовскими императивами, случайное возводит во всеобщий закон (никто не знает, что с ним случится завтра), не только опровергает рационалистические представления Берлиоза, Ивана Бездомного, но и предсказывает их судьбу. Берлиозу он говорит: "Вам отрежут голову..." Ивану Бездомному пророчит шизофрению. Сам пейзаж на Патриарших прудах в это время обретает зловещий характер: наступают сумерки, "в небе", <...> предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черные птицы...". Воланд - с его меняющимся обликом, разными глазами ("правый глаз черный, левый почему-то зеленый"), с его всезнанием и всевидением - все более становится загадочным. Реальное обретает фантастический характер и оборачивается трагической стороной. Предсказания Воланда сбываются. Берлиоз гибнет под колесами трамвая26, у Ивана Бездомного начинается помутнение сознания. Фантастическое оказывается сильнее реального. Но оно призрачно, загадочно, как загадочен Воланд, как загадочен "сотканный" из знойного воздуха глумливый Коровьев (в сажень росту, узок в плечах, на маленькой головке жокейный картузик; в клетчатом кургузом воздушном пиджачке) и неизвестно откуда взявшийся громадный черный кот "с отчаянными кавалерийскими усами".
Реальное и фантастическое переплетаются как в волшебном зеркале. Реальное при этом (и жизненные персонажи, и ситуации) - с конкретными приметами быта, времени - не теряют своей реальности. В Берлиозе - председателе Массолита и редакторе толстого журнала - исследователи угадывают реальные черты реальных типов (от Авербаха до Ермилова). Фантастические же персонажи (Воланд, Коровьев, кот Бегемот, Азазелло), как это свойственно классическим произведениям, обретают художественную реальность. И все начинает жить своею жизнью. С помощью фантастики и гротеска в реальных ситуациях и живых героях обнажаются скрытые пружины жизни, обличается безобразное. Сюжет романа насыщается сложной философией.
Тема Иисуса Христа, возникшая, как разговор Берлиоза о неудавшейся антирелигиозной поэме Ивана Бездомного, обрастает сложнейшими мотивами. Возникает новое "волшебное зеркало" - читатель окунается в тысячелетнюю историю, нарисованную с удивительным историческим правдоподобием. Трагедия праведника Иешуа, вечное противоречие между властью и истиной, как молнией освещает трагическую историю всего человечества и бросает волшебный свет на героев романа.
Сюжетные события в романе Булгакова развиваются по спирали. Один восходящий виток сменяется другим, одно волшебное зеркало, в котором переплетаются и отражаются связанные друг с другом сюжетные линии, сменяется другим, бросает отсвет на все события, на все идеи романа.
Линия, изображающая приступы шизофрении Ивана Бездомного, включает в себя и бытовые юмористические сцены (в погоне за Воландом поэт врывается в незнакомую квартиру и оказывается в анекдотически щекотливом положении)27, и казусные приключения (с купанием), и переодевание (карнавальный элемент). Он появляется в ресторане Дома Грибоедова как "белое привидение": "... был бос, в разодранной беловатой толстовке, к коей на груди английской булавкой была приколота бумажная иконка со стершимся изображением неизвестного святого, и в полосатых белых кальсонах. В руке Иван Николаевич нес зажженную венчальную свечу..." Происходит занимательная карусель событий - столкновение "братьев по литературе". Один из них - в шизофреническом состоянии, но видит всю подноготную (шизофрения его - род прозрения), а другие - реальны, но представлены в гротескном виде.
Все эти фигуры - поэт Двубратский (прототипом является Безыменский), романист Жукопов, литератор Желдыбин, автор морских рассказов "гиганша" Штурман Жорж (это ее псевдоним), Витя Куфтик ("из Ростова, кажется, режиссер, с лиловым лишаем во всю щеку") и "виднейшие представители поэтического подразделения Массолита" - Павианов, Богохульский, Сладкий, Шпичкин и Адельфина Буздяк, - все эти фигуры, обрисованные с гоголевским мастерством, их физиономии, утробные интересы, безудержное веселье (танцы под грохот джаза) бросают резкий сатирический свет на ту среду, где подлинному таланту нет места. Литературные обыватели Дома Грибоедова объявляют Ивана Бездомного сумасшедшим, а между тем сами они - интеллектуальные мертвецы. И недаром их безудержное веселье в ресторане. Дома Грибоедова композиционно затем совпадает с описанием пира мертвецов на балу у Сатаны28.
Система зеркального отражения во всей своей выразительности применяется Булгаковым в сюжетной спирали, когда в центре оказывается образ директора Варьете Лиходеева. С Лиходеева начинается круг событий, связанных с проделками свиты Воланда и в Варьете (волшебный сеанс), и с его работниками - фининспектором Римским, администратором Варенухой, буфетчиком Соковым.
что было с ним вчера) и кончая встречей с Воландом, Коровьевым, котом Бегемотом и Азазелло. Реальное и фантастическое переплетаются и отражаются в своеобразном волшебном зеркале. Спросонья в зеркале Лиходеев увидел "неизвестного человека, одетого в черное и в черном берете". Лиходеев не может понять, то ли ему с похмелья чудится, то ли он наяву видит в зеркале загадочные фигуры, появившиеся в его квартире, - "странного субъекта - длинного, как жердь, и в пенсне... А тот отразился и тотчас пропал..." Затем "в зеркале прошел здоровенный черный кот и также пропал". И вдруг вся сцена оказывается зеркалом подлой натуры, прогнившей совести Лиходеева. Тайное становится явным. Резко, в гротескном виде, следует разоблачение Лиходеева. Издеваясь, Коровье в ("странный субъект") гнусавит в адрес Лиходеева: "Пьянствуют, вступают в связи с женщинами, используя свое положение, ни черта не делают, да и делать ничего не могут, потому что ничего не смыслят в том, что им поручено..."
Сквозь отрицательные черты Лиходеева просвечивается время. Перед нами - броско нарисованный тип выдвиженца 30-х годов, который дела не знает, но использует свой пост в личных целях и ведет себя как сановник, у которого нет ничего святого на свете.
Под увеличительным стеклом сатиры, как в лучах рентгена, виден весь Лиходеев, его тайны, в частности, постоянный страх за свою судьбу. Тема страха в романе Булгакова обретает социальное значение. Оказывается, Лиходеев живет в странной квартире, из которой постоянно исчезают люди - то один, то другой, вплоть до ответственных работников. Арестовывают по дороге на службу, арестовывают на даче. Все это наводит страх на жильцов, в том числе - на Лиходеева.
Но особый страх охватывает Лиходеева, когда он видит сургучную печать на веревке двери квартиры Берлиоза - этого стопроцентного партийца. "То есть кому хотите сказать, что Берлиоз что-то натворил, - не поверят..." Лиходеева пробивает холодный пот. Он вспоминает о своих связях с Берлиозом (навязывал ему статейку - так себе, да и гонорар плевый), вел скользкий разговор. До "печати" это ничего не значило, а теперь может стать криминалом. Дьявольское вторжение свиты Воланда в квартиру Лиходеева несет в себе угрозу. Булгаков - в переплете сложных мотивов - передает атмосферу 30-х годов, тех условий (доносов и арестов), в которых жили не только "выдвиженцы" типа Лиходеева, но и его любимые герои - Мастер и Маргарита.
Развивая сюжетные события, Булгаков в романе усиливает сатиру, создавая ярчайшие картины, в которых реальное обретает фантастический характер, а демоническое демонстрирует свою силу. Такова сцена с магическим сеансом в Варьете. Вся сцена с отгадыванием тайн, фальшивыми купюрами, демонстрациями парижских мод носит буффонадный характер. Она строится не только по принципу зеркального отражения (мистификации реального), но и по способу карнавала (сцены с переодеванием). Сатирически обнажается мещанское нутро обывателей - с их вульгарным представлением о красоте, зоологической жаждой наживы.
"О люди! Жалкий род, достойный слез и смеха". И одновременно властно дает о себе знать трагическая тема: никакой прогресс не способен изменить натуру человека. Воланд явился в Москву только затем, чтобы посмотреть: "... изменились ли эти горожане внутренне?" Экзамен, который устраивает Коровьев своим магическим сеансом, показывает: оказывается, нет! Несмотря на трамваи, автобусы, телефоны, натура людей осталась прежней. "... Люди как люди. Любят деньги, но это всегда было... Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или золота..." Собственнические инстинкты - вечный закон жизни. Так думает Воланд. Такова и точка зрения Булгакова, отстаивающего идею примата нравственного совершенства личности над социальными изменениями.
После сцен в Варьете Булгаков приемами травести срывает маску ложных иллюзий с дам, которые вообразили, что они на сцене у Коровьева обрели "парижский вид". Морок расколдовывается. Реальное предстает во всем своем безобразном виде. Фининспектор Римский видит в окно, что происходит на улице после магического сеанса. Массовая сцена превращается в грубый фарс.
"В ярком свете сильнейших уличных фонарей он увидел... даму в одной сорочке и панталонах фиолетового цвета. На голове у дамы, правда, была шляпа, а в руках зонтик".
Вокруг этой дамы бесновалась, улюлюкала толпа зевак. Вторая дама оказалась в розовом белье, и вокруг нее тоже бесновалась толпа, раздавались "крики и ревущий хохот". Дама пыталась скрыться в подъезде, но толпа не пускала ее.
Зеркальное отражение в романе Булгакова высвечивает эпизоды, насыщает их особым смыслом (история с буфетчиком Соковым, домоуправом Босым, валютчиком Дунчилем). Эти эпизоды рисуются в гротескном плане, овеяны юмором, а по существу, они трагичны, как и сцены в Варьете. В них остро звучит фаустовская тема: "Люди гибнут за металл..."
взяточничества, спекуляции), которые оказались страшно живучими и расцвели новым цветом, приобрели новые дикие формы наживы в наше смутное время. И. Эренбург, конечно, не прав, указывая, что сатирический аспект в романе Булгакова оказался слабым. Нет, и здесь Булгаков не снижал своей силы художественного обобщения.
Гротеск, как показал М. Бахтин в своем исследовании творчества Франсуа Рабле29, требует от писателя высокой культуры, сохранения меры условности. Если она чуть-чуть нарушена, то юмористический эффект пропадает. Этой мерой условности великолепно обладал Булгаков, создавая ситуации, где реальность, как мы указывали, переплеталась с фантастикой и в гиперболической форме обнажала свою сущность. При этом Булгаков безобразное возводил в символ и находил ему меткий синоним, который обретал нарицательное значение и становился крылатым выражением. Такова вся история с буфетчиком Соковым. Притворясь бедным, Соков хочет обвести вокруг пальца самого Воланда. Сталкивается пройдоха, наживший целое состояние на спекуляции, с демонической силой и... терпит крах. Реплики Воланда, разоблачающие Сокова, бьют не в бровь, а в глаз, обретают образную силу. В них раскрывается подноготная тех, кто живет обманом. Такова реплика об осетрине второй свежести: "Вторая свежесть -... вздор! Свежесть бывает только одна - первая, она же и последняя..."
Булгаков подчеркивает, что все потуги мошенников наживаться бессмысленны. Коровьев предсказывает Сокову трагический конец - он умрет от рака печени в клинике МГУ. И никакие деньги и никакие светила медицины его не спасут. Взяточник и мошенник домоуправ Босой сойдет с ума. Валютчика Дунчиля выдаст его любовница, которой он доверил свое состояние. Мошенники сами себе готовят трагический конец.
Фантастический элемент в романе Булгакова не только придает сатирическим ситуациям форму правдоподобия, но и усиливает художественный потенциал гротеска. Его гротеск оказывается на уровне классических образцов. Таков, например, образ бюрократа, чья бездушность возведена в символ, представлена в виде пустого костюма, который с успехом выполняет роль начальника - перекладывает кипу бумаг, накладывает резолюции... "сухим пером", отдает распоряжения в одних и тех же выражениях, как щедринский герой. Бюрократия - сродни безумию. Вот почему служизм зрелищного фонда легко поддается влиянию дьявольской силы и, вместо того чтобы работать в безумном забвении, все поют любимую песню каторжан:
Сатира Булгакова естественно вписывается в общую философскую концепцию его произведения. Ее нельзя отделять от фантастики или противопоставлять ей. Сталкиваясь с дьявольской силой Воланда, безобразное обнажает свое мерзкое существо. Таков смысл ситуаций: Лиходеев - Воланд, Соков - Воланд, Босой - Коровьев. Это уже само по себе заострение, требующее особого мастерства. Назовем это заострение интегральным. Контраст между сущностью и видимостью возрастает.
По ходу столкновения безобразного с дьявольской силой оказывается, что даже Воланд, Коровьев, Азазелло, кот Бегемот более привлекательны, умнее, чем те мерзавцы, хапуги и мошенники, которых они разоблачают или проделывают с ними разные фокусы.
Примечания
26. Кстати сказать, картина гибели Берлиоза под колесами внезапно налетевшего трамвая ("взвыл и наддал.") близка по фаталистическому столкновению событий и даже по натуралистическим деталям с балладой Н. Гумилева "Заблудившийся трамвай." (1921) - жизнь полна инфернальных загадок.
"- Кирюшка! Бросьте трепаться! Что вы, с ума сошли?.. Федор Иванович сейчас вернется. Вон отсюда сейчас же! - и махнула на Ивана мочалкой...".
28. Сравним описание танцев в Доме Грибоедова: "И ровно в полночь... что-то грохнуло, зазвенело, посыпалось, запрыгало. И тотчас тоненький мужской голос отчаянно закричал под музыку: "Аллилуйя!!." Это ударил знаменитый грибоедовский джаз.". И почти такое же описание (с подчеркиванием фантастического элемента) бала у Сатаны: "... обрушился рев труб... гремел нестерпимо джаз... дирижер пронзительно вскричал:
- Аллилуйя!."