III
Во второй части романа Булгакова сильнее, чем в первой, сказывается тяга автора к эпическим формам обобщения. Повествование во многом обретает эпический характер. Точка зрения автора меняется в зависимости от того, какой герой и какое событие оказывается в центре внимания.
Вторая часть романа Булгакова небольшая по размеру. В ней, собственно говоря, рассказывается о наступлении петлюровцев на Город и их победе. Речь идет об одном дне - четырнадцатом декабря 1918 года. Больше, чем в первой части романа, здесь уделяется внимания характеристике героев. При описании событий Булгаков стремится к исторической точности. А при характеристике героев - к объективности. Но вздыбленность чувств автора, необычность событий приводит к тому, что Булгаков не может удержаться от выражения своих ощущений. И тогда объективированное повествование прерывается экспрессионистическими приемами. Общая картина наступления петлюровцев на Город, эпизоды сопротивления батальона Най-Турса, поведение в бою Николки оказываются яркими, а стиль - многообразным.
Принцип монтажа сюжетных событий в повествовании сохраняется. Но каждый эпизод, кроме изобразительного ряда, исполнен внутренним зарядом, внутренним авторским чувством, который дополняет общую картину и движет сюжет.
Первые эпизоды, характеризующие обстановку вокруг Города (лагерь петлюровцев), сходны по стилю (в жанровом отношении) с военными романами. Они в сгущенном виде характеризуют героев: Козыря-Лешко - командира черношлычной конницы, Торопца - командира корпуса облоги, соратника Петлюры по Белой Церкви, Болботуна - лихого вояки, командира ударного соединения конницы. Мы узнаем их биографии, видим их лица, их военные действия. Все наглядно и зримо, как в кинокадрах.
"- А нуте, скажить хлопцам, щоб выбирались с хат, тай по коням, - произнес Козырь и перетянул хрустнувший ремень на животе".
И все дается в движении - масштабно, зримо. Панорама событий и сам пейзаж рисуются так, словно воспринимаются через окуляры военного бинокля:
"Город вставал в тумане, обложенный со всех сторон. На севере от Городского леса и пахотных земель, на западе от взятого Святошина, на юго-западе от злосчастного Поста-Волынского, на юге за рощами, кладбищами, выгонами и стрельбищами, опоясанными железной дорогой, повсюду по тропам и путям и безудержно просто по снежным равнинам чернела и ползла и позвякивала конница, скрипели тягостные пушки, и шла и увязала в снегу истомившаяся за месяц облоги пехота Петлюриной армии".
Как в военных романах, мы видим замысел боевых действий командира облоги Торопца по захвату Города:
"... Хитер был чернобровый, бритый, нервный полковник Торопец. Недаром послал он две батареи под Городской лес, недаром грохотал в морозном воздухе и разбил трамвайную линию на лохматую Пуще-Водицу... Хотел Торопец ввести в заблуждение защитников Города, что он, Торопец, будет брать Город с его, Торопца, левого фланга (с севера), с предместья Куреневки, с тем, чтобы оттянуть туда городскую армию, а самому ударить в Город в лоб, прямо от Святошина по Брест-Литовскому шоссе, и, кроме того, с крайнего правого фланга, с юга, со стороны села Демиевки".
По этому плану и развиваются боевые действия, сея панику. Вначале мы видим лишь общую панораму, а затем события сужаются к центру, разбиваются на эпизоды, образуя своеобразную круговерть.
Зримые картины в описании батальных сцен перебиваются экспрессионистическими приемами, вплоть до звукоподражания, как это делал Б. Пильняк.
"- Аррррррррррррррррррр-па-па-па-па-па! Па! Па! Па! рррррррррррррррррррр!!
- Кто?
- Як кто? Шо ж вы, добродию не знаете? Це полковник Болботун".
поперек. Так передаются неразбериха и паника среди защитников Города, а также панические слухи среди обывателей, возникшие в связи с тем, что в Город ворвалась петлюровская конница Болботуна: "Поехала околесина на дрожках:
- Болботун - великий князь Михаил Александрович.
- Наоборот: Болботун - великий князь Николай Николаевич.
- Болботун - просто Болботун.
- Будет еврейский погром.
- Бегите-ка лучше домой.
- Болботун против Петлюры.
- Наоборот: он за большевиков.
- Совсем наоборот: он за царя, только без офицеров.
- Неужели? Неужели? Неужели? Неужели? Неужели? Неужели?"
На время накал боевых действий как бы замирает. Полк Болботуна наткнулся на сопротивление. Правда, - жидкое. Но среди юнкерской цепи был один броневик. Он окатил петлюровцев тремя выстрелами. Полк Болботуна спешился. Началась вялая дуэль. Вот здесь в повествовании образуется сложная спираль. Лучше сказать, - сложный круговорот. Обзор событий с места боевых действий в романе перемещается в центр Города, находящийся во власти гетмановских войск. В частности - в автобронедивизион. От действия этого дивизиона зависит успех защиты Города.
В романе Булгакова выделяется особая ситуация и создается особый герой, Михаил Семенович Шполянский, командир второй машины броневого дивизиона. При характеристике Шполянского Булгаков прибегает к экспрессионистическим приемам, выделяя в образе героя особенное (по внешним кричащим признакам):
"пил белое вино,
купил картину "Купающаяся венецианка",
ночью жил на Крещатике,
утром в кафе "Бильбокэ",
днем - в своем уютном номере лучшей гостиницы "Континенталь",
"Прахе" (декадентском клубе. - В. Н.),
на рассвете писал научный труд "Интуитивное у Гоголя".
Булгаков относится к Шполянскому с явной неприязнью, раскрывая его нравственную беспринципность, декадентство, анархизм. Он ставит в параллель Шполянскому образ сифилитика-футуриста Русакова. Цинизм и анархизм являются доминантой в характеристике Шполянского и определяют его поведение:
"- Все мерзавцы. И гетман, и Петлюра. Но Петлюра, кроме того, еще и погромщик. Самое главное, впрочем, не в этом. Мне стало скучно, потому что я давно не бросал бомб..."
Вот этот-то Шполянский - человек без чести и совести - и совершает (с помощью своих сообщников) диверсию, выводит из строя три бронеавтомашины, а затем скрывается. Диверсия Шполянского облегчает задачу петлюровцев - Город гетмана пал ранее на три часа7.
противоречия Города, находящегося под гетмановской властью. Образ Шполянского вбирает в себя эти противоречия.
Затем центр повествования в романе Булгакова меняется. Внимание сосредотачивается на противоположном петлюровцам лагере, на изображении Най-Турса, Алексея Турбина, Николки, Малышева. С точки зрения этих героев автор показывает ход событий, раскрывает ту трагедию, которая обрушилась на Город и на честных людей, втянутых в борьбу. Сюжетная линия Най-Турса раскрывается в традиционном классическом стиле, с подробным описанием его военной биографии, подчеркиванием особых примет. Най-Турс сильно грассирует, отличается честностью и безмерной храбростью. Линия Николки - психологична. Автор раскрывает диалектику чувств молодого юнкера, впервые участвующего в бою. Его чувства и переживания (по принципам изображения) явно перекликаются с чувствами и переживаниями Пети Ростова ("... все время проверял себя: "Не страшно?" - "Нет, не страшно", - отвечал бодрый голос в голове, и Ни колка от гордости, что он, оказывается, храбрый, еще больше бледнел").
Сюжетная линия Алексея Турбина осложнена внешними факторами. Автор показывает переживания человека, который наблюдает в Городе панику (Алексей Турбин опоздал на сбор артдивизиона), не может понять, что происходит в Городе и за объяснениями едет в штаб к полковнику Малышеву. Экспрессивный стиль повествования здесь сочетается с очерковостью. В характере Алексея Турбина проявляются его внутренняя мягкотелость и неуверенность в своих действиях.
Наоборот, образ полковника Малышева предстает, в отличие от Алексея Турбина, в своей волевой характерности. Он знает обстановку в Городе, знает, что надо делать. Сцена встречи Алексея Турбина с полковником Малышевым наполняется внутренним драматизмом. Полковник Малышев переодевается в гражданскую одежду, готовится скрыться (может быть, бежать на Дон, куда, по его словам, собираются "лучшие").
Диалог Малышева с Алексеем Турбиным обнаруживает мастерство Булгакова-драматурга, умеющего насытить реплики Действующих лиц большим внутренним содержанием.
"- В чем дело? В чем дело, скажите, ради Бога?.." - умоляет Турбин.
"- Дело? - иронически-весело переспросил Малышев. - Дело в том, что Петлюра в городе. На Печерске, если не на Крещатике уже. Город взят. - Малышев вдруг оскалил зубы... - Штабы предали нас..."
На бессвязные реплики Турбина об офицерах, скрывшихся в музее, Малышев, темнея лицом, зло ответил:
"- Не касается... Теперь меня ничего больше не касается. Я только что был там, кричал, предупреждал, просил разбежаться. Больше сделать ничего не могу-с. Своих я всех спас. На убой не послал! На позор не послал! - Малышев вдруг начал выкрикивать истерически, очевидно, что-то нагорело в нем и лопнуло, и больше себя он сдерживать не мог. - Ну, генералы! - Он сжал кулаки и стал грозить кому-то. Лицо его побагровело".
Вся гамма чувств сильного человека вырывается наружу. А за его словами встает живая картина действительных событий: и разложение гетманских штабов, и попытка исполнить долг, и бессилие предотвратить катастрофу.
романах. Только в произведении Булгакова быстро меняются эпизоды, а с ними - и точка обзора событий.
"Козырь-Лешко, не встретивший до самого подхода к Политехнической стрелке никакого сопротивления, не нападал на Город, а вступил в него, вступил победно и широко, прекрасно зная, что следом за его полком идет еще курень конных гайдамаков полковника Сосненко, два полка синей дивизии, полк сечевых стрелков и шесть батарей..."
Действительно, наступает на Город армада. А что ей противостоит? Разрозненные действия отдельных групп, обреченных на смерть! Неразбериха. Паника. Эту неразбериху и панику, как мы указывали, автор передает экспрессивными приемами. Но вот героизм Най-Турса и поведение Николки в бою он описывает подробно. Общее проявляется в конкретном.
Най-Турс со своим батальоном принимает бой, встречает залпами полк Козыря-Лешко, но затем, видя, что он одинок, что подкреплений нет... отдает приказ об отступлении, а потом распускает юнкеров. Здесь пересекается линия поведения Най-Турса и Николки, приведшего свой отряд на позицию, где не оказалось никого, кроме его 28 юнкеров.
Булгаков достигает сопричастности читателя к событиям. Мы зримо видим картину уличных боев, сопереживаем поведение Николки, мечтающего о подвиге, а оказавшегося в непонятном и невероятном, с его точки зрения, положении: "Где отряд? Где неприятель? Странно, что как будто бы в тылу стреляют?" Тревога пронизывает чувства Николки и передается читателю. Все дается в динамике. И самое удивительное, что Булгаков при описании уличных боев, паники юнкеров, чувств Николки отказывается от распространенных в прозе 20-х годов экспрессивных приемов, рваных фраз, звукоподражаний. Стыкуя разные, реальные в своей основе эпизоды, он достигает зримой экспрессивности.
"Тяжелые, рослые, запаренные в беге, константиновские юнкера в папахах вдруг остановились, упали на одно колено и, бледно сверкнув, дали два залпа по переулку туда, откуда прибежали. Затем вскочили и, бросая винтовки, кинулись через переулок, мимо Николкиного отряда. По дороге они рвали с себя погоны, подсумки и пояса, бросали их на разъезженный снег. Рослый, серый, грузный юнкер, равняясь с Николкой, поворачивая к Николкиному отряду голову, зычно, задыхаясь, кричал:
- Бегите, бегите с нами! Спасайся кто может!"
Николка пытается остановить панику. Но его попытка, как и романтические представления о подвиге, разбиваются в пух и прах при встрече с реальными событиями. Два потока чувств - внутренний и зримый - переплетаются и усиливают экспрессивность стиля. Контрастность возрастает:
"И тут произошло чудовищное. Най-Турс вбежал на растоптанный перекресток в шинели, подвернутой с двух боков, как у французских пехотинцев. Смятая фуражка сидела у него на самом затылке и держалась ремнем под подбородком. В правой руке у Най-Турса был кольт, и вскрытая кобура била и хлопала его по бедру. Давно не бритое, щетинистое лицо его было грозно, глаза скошены к носу, и теперь вблизи на плечах были явственно видны гусарские зигзаги".
"... сгывай погоны, кокагды, подсумки, бгосай огужие!.. На Подол!! Гвите документы... пгячьтесь, гассыпьтесь..."
Най-Турс делает все, чтобы спасти людей. Его поступок боевого офицера гуманен (как гуманен и поступок Малышева, распустившего артдивизион). Но он и трагичен. Распуская свой батальон и взвод Николки, Най-Турс сам ложится за пулемет и прикрывает бегство юнкеров. Он гибнет на глазах у Николки. Это кульминационный пункт батальных сцен. И его реплика о бессмысленности жертв: "- Ребят! Ребят!.. Штабные стегвы!.." - фактически предсмертная, как молния, освещает глубину чувств героя и глубину мысли автора.
Тот факт, что образ Най-Турса окунут в противоречия и вбирает их в себя, что он реален и в то же время приподнят, укрупнен и в определенной степени идеализирован (недаром во сне Турбина он предстает в рыцарских доспехах), свидетельствует о поисках Булгаковым эпических форм обобщения, о трудностях, которые он испытывал, пробуя совместить экспрессионистические и реалистические стилевые приемы. Опора на реализм, его традиции оказывается в его поисках решающим фактором. Это особенно заметно при изображении Николки, его линии поведения, нравственного потрясения, которое он испытывает, видя смерть Най-Турса. Выше уже указывалось, что здесь особенно заметно следование Булгакова за традициями великого Толстого.
Суровая реальность при описании смерти Най-Турса в бою и общечеловеческие потрясения Николки переплетаются, образуя сложный поток чувств героя. "Николкин мозг задернуло черным туманцем, он сел на корточки и, неожиданно для себя, сухо, без слез всхлипнувши, стал тянуть полковника за плечи, пытаясь его поднять. Тут он увидел, что из полковника через левый рукав стала вытекать кровь, а глаза у него зашли к небу..."
Все потрясает Николку. И предсмертные слова Най-Турса: "... бгосьте гегойствовать, к чегтям, я умигаю..." И признаки смерти: "Нижняя его челюсть стала двигаться. Ровно три раза и судорожно, словно Най давился, потом перестала, и полковник стал тяжелый, как большой мешок с мукой".
"Так умирают? - подумал Николка. - Не может быть. Только что был живой..."
От прежнего романтического представления Николки о смерти в бою не остается и следа. И его охватывает страх - страх, что он оказался один на один с непонятным для него, сошедшим с ума миром и чудовищными античеловеческими событиями. В стиле появляются детали, передающие обостренные чувства Николки. Герой замечает то, что в обычных условиях он не замечал. Страх заставляет Николку действовать, спасать свою жизнь. Булгаков раскрывает все сложные чувства Николки в их изменении: от романтики до трагедии; от смертельного страха до чувства радости, что удалось спастись; от беззаботного отношения к жизни до осознания, что в Городе произошла катастрофа. Сюжетная линия Николки органически всписывается в общую картину романа Булгакова.
Автор детально - в переплете драматического и комического - показывает, как спас свою жизнь Николка, с перепугу ударивший рыжего сторожа ("Нерона") рукояткой кольта, забыв, как обращаться с оружием. Герой взрослеет на глазах читателя. Вместе с нравственными потрясениями и жизненными испытаниями приходит к Николке осознание суровой реальности фактов: "Услыхал, что сзади, со стороны того перекрестка, на котором он оставил Най-Турса, загремел пулемет и ему отозвались пулеметы и ружейные залпы впереди Николки, оттуда, из Города. Вот оно что. Город захватили. В Городе бой. Катастрофа. Николка, все еще задыхаясь, обеими руками счищал снег..."
Для стиля Булгакова характерно, что автор, передавая остроту восприятия Николкой окружающего мира, не забывает подчеркнуть всю нелепость происходящих событий. Реальные детали при этом обретают гротескно-фантастический вид: "Бежала какая-то дама по противоположному тротуару, и шляпа с черным крылом сидела у нее набоку, а в руках моталась серая кошелка, из нее выдирался отчаянный петух и кричал на всю улицу "Пэтурра, Пэтурра". Из кулька, в левой руке дамы, сквозь дыру, сыпалась на тротуар морковь. Дама кричала и плакала, бросаясь в стену. Вихрем проскользнул какой-то мещанин, крестился на все стороны и кричал:
- Господисусе! Володька, Володька! Петлюра идет!"
автора к эпическим формам повествования.
Начало первой зарисовки сурово реалистично: "В глубоких снегах, верстах в восьми от предместья Города, на севере, в сторожке, брошенной сторожем и заваленной наглухо белым снегом, сидел штабс-капитан. На столике лежала краюха хлеба, стоял ящик полевого телефона и малюсенькая трехлинейная лампочка с закопченным пузатым стеклом. В печке догорал огонек. Капитан был маленький, с длинным острым носом, в шинели с большим воротником. Левой рукой он щипал и ломал краюху хлеба, а правой жал кнопки телефона. Но телефон словно умер и ничего ему не отвечал".
Трагическая нота в зарисовке нарастает. "Кругом капитана, верст на пять, не было ничего, кроме тьмы и в ней густой метели". Капитан - один: вся прислуга и трое прапорщиков разбежались. Он чувствует свою обреченность:
"- С ума сойду. В сущности, следовало бы застрелиться", - говорит штабс-капитан.
В это время звонит телефон, следует приказ открыть шестой батарее беглый огонь по урочищу, где наступают петлюровцы. Но капитан не может выполнить приказа, даже не может объяснить почему. Телефон замолк. Голос перерезало. Трагическое чувство достигает апогея.
"Четыре мрачных и страшных пушки уже заносило снегом, и на дулах и у замков начало наметать гребешки. Крутило и вертело, и капитан тыкался в холодном визге метели, как слепой".
Штабс-капитан до конца выполнил свой долг: снял замки с орудий, спрятал их. "Затем ушел в тьму". И эта тьма оказалась его концом. "Часа два он шел, утопая в снегу, совершенно невидимый и темный, и дошел до шоссе, ведущего в Город. На шоссе тускло горели редкие фонари. Под первым из этих фонарей его убили конные с хвостами на головах шашками, сняли с него сапоги и часы".
Все детали зарисовки многозначимы. Но их объединяет пронзительное чувство страшной нелепости происходящего, обреченности людей на бессмысленную гибель.
Вторая зарисовка в романе Булгакова более краткая, но не менее драматически значимая. Тот же голос, что и в первой зарисовке, отдает приказ второй батарее открыть огонь по урочищу, по коннице врага. И ничего не хочет слушать в ответ: неприятель наступает на Город. Командир в панике. Батарея-то без прикрытия. Четыре офицера и три юнкера выполняют приказ и обрекают себя на гибель. Снова творится нелепость. "Конная сотня, вертясь в метели, выскочила из темноты сзади на фонари и перебила всех юнкеров, четырех офицеров".
Но в развитии действия в финале событий делается неожиданный поворот. Звучит реплика командира батареи, выражающая накал противоречий. Она словно вспышка огня освещает смысл происходящих событий и несет в себе большую идею. "Командир, оставшийся в землянке у телефона, выстрелил себе в рот. Последними словами командира были: "Штабная сволочь. Отлично понимаю большевиков". Так развиваются сюжетные события во второй части романа Булгакова. Заканчивается она различного рода миниатюрами, рисующими разные эпизоды: возврат Николки домой, в дом N 13 по Алексеевскому спуску; переживания Елены, не знающей, что происходит в Городе и куда пропал старший брат; неожиданный приезд Лариосика и появление раненого Алексея Турбина. Повествование сужается до частных картин. В стиле преобладают экспрессивные и лирические формы обобщения. Они по-своему тоже многозначимы. Автор подчеркивает, что жизнь вступила в новый период. В эпизоде, когда Николка, весь еще охваченный переживаниями событий, происходящих в Городе, с улицы видит в квартире Щегловых сцену мирной жизни ("Марья Петровна мыла Петьку. Петька голый сидел в корыте и беззвучно плакал, потому что мыло залезло ему в глаза") - в этом эпизоде отчетливо проявляется заветное чувство автора - тяга к мирной жизни и решительное неприятие кровавого разгула войны: "Николке показалось, что у Щегловых очень уютно, а ему в расстегнутой шинели очень холодно".
7. М. Чудакова доказывает, что прототипом Шполянского является Виктор Борисович Шкловский. Он был в Киеве в 1918 г. Служил в гетмановском бронеавтодивизионе. В своей книге "Сентиментальное путешествие." он рассказывает, как ему удалось "засахарить гетмановские машины." и вывести броневики из строя (см.: Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., 1988. С. 337-342). Однако, несмотря на некоторые биографические совпадения, образ Шполянского нельзя считать слепком с фигуры В. Б. Шкловского. Достаточно сказать, что в дальнейшем образ Шполянского окутывается некоей романтической тайной. Шполянский, оказывается, связан с людьми, сочувствующими большевикам (с Щуром). Русаков, ударившийся в богоискательство и осуждавший свою связь с Шполянским, считает его "предтечей... Троцкого.". В черновом варианте заключительной главы "Белой гвардии." делался намек, что Шполянский - авантюрист.