4. Роль художественной детали
При всем разнообразии способов передачи психологического состояния персонажей преобладающим является , т. е. передача психологического состояния в его внешнем выражении: жесте, характере речи, мимике.
Прямого анализа психологического переживания такой способ передачи психологии лишен, сам психологический подтекст остается в глубине. Однако такой способ передачи психологии чрезвычайно уплотняет повествование и, что очень важно, придает узнаваемость, запоминаемость персонажам романа. В романе идей, идеологическом романе, это немаловажное качество, поскольку в таком произведении персонажи, как правило, ценны не сами по себе, не своим внутренним миром, неповторимостью, а как иллюстрации к тем или иным идеям, неизбежно выпрямленные, плоскостные.
Особенно важной здесь является художественная деталь, всегда в той или иной мере значимая в любом произведении. В эстетике Е. Замятина художественная деталь лидирует, является ведущим принципом организации портрета героя, что определяется общим импрессионистическим характером изображения.
Е. Замятин «прибегает к гротескному принципу типизации. Он не ставит цель проникнуть в глубины психологии, раскрыть диалектику души персонажей. Замятинский психологизм скрыт в подтексте его произведений. На поверхности остается внешний портрет героя, нарисованный крупными мазками, яркими красками. В портретной живописи Замятина преобладающей является поэтика постоянной детали, имеющей чаще всего иронически-гротескную окраску. Обыгрывая деталь, писатель подчеркивает определяющую черту характера персонажа, его психологии и нравственных принципов»1.
Внешне зримым предстает общий внешний облик персонажей: I-330 — «тонкая, упрямо-гибкая, как хлыст»; О — «состоящая из окружностей»— «дважды изогнутый».
Из художественных деталей особенно наглядны жесты, руки персонажей романа. Причем в творчестве Е. Замятина деталь становится лейтмотивной, то есть она повторяет ся, как правило, не однажды. Особенно яркий в этом отношении пример — руки Д-503, самая колоритная деталь внешности этого героя. Помимо рук, из портретных деталей в его портрете упоминаются только «прочерченные по прямой брови». Нельзя сказать, что руки Д-503 значительно отличаются от рук обычного мужчины: они «все в волосах, лохматые — какой-то нелепый атавизм. Я протянул руку и — по возможности посторонним голосом — сказал: — Обезьяньи»; «Или это — мои лапы… — мои мохнатые лапы. Я не люблю говорить о них — и не люблю их: это след дикой эпохи», «ужасная, обезьянья рука». Однако эта деталь для героя замятинского романа выбрана в качестве репрезентативной, она становится особенно заметной, ведь все остальные нумера — нерасчлененная единообразная масса, в которой трудно выделить кого-либо в отдельности. Все нумера практически неразличимы: «круглые, гладкие шары голов», они представляют собой нечто «счастливое среднее арифметическое». На этом фоне атавистический недостаток героя служит указанием на то, что в нем таится человек естественный, дикий, древний, а не человек-автомат, как все остальные нумера. Об этом свидетельствует хотя бы уже тот факт, что Д-503 пишет не предписанные «трактаты, поэмы, манифесты, оды или иные сочинения о красоте и величии Единого Государства» (это жанры классицизма с его утверждением победы разума над чувства ми), а — дневник, хотя и в форме конспектов, но все же глубоко личностный, исповедально-лирический жанр. Приводя «атавистическую» деталь внешности Д-503, автор романа как бы предупреждает читателя, что в случае с его героем устойчивая модель психологического (вернее, механического) поведения граждан в Едином Государстве может дать сбой. В дальнейшем это и происходит: Д-503 обретает собственную психологическую определенность, неповторимость, которую, однако, вновь утрачивает в финале романа.
Руки являются важным средством характеристики , причем эта деталь в данном случае наполняется идеологическим, социально-психологическим содержанием. Во время праздника Единомыслия мы видим Благодетеля глазами граждан Единого Государства, мы смотрим на Благодетеля снизу вверх. При этом внешность Благодетеля неизбежно деформируется — непосредственно перед нами оказываются его руки:
Лица отсюда, снизу, не разобрать: видно только, что оно ограничено строгими, величественными квадратными очертаниями. Но зато руки,.. так иногда бывает на фотографических снимках: слишком близко, на первом плане поставленные руки — выходят огромными, приковывают взор — заслоняют собою все. Эти тяжкие, пока еще спокойно лежащие на коленях руки — ясно: они — каменные, и колени — еле выдерживают их вес… И вдруг одна из этих громадных рук медленно поднялась — медленный, чугунный жест.
Жест в этом портретном описании становится символом давления государства на человека. Нет лица, личности, но есть человек-функция. На этом месте мог бы быть любой другой, важна не его психологическая, эмоциональная, творческая уникальность, а важна его роль носителя власти. Благодетель тоже винтик Единого Государства, хотя и находится на вершине власти. Социальная, функциональная определенность персонажей в романе Замятина обусловливает и особенности их психологического восприятия и поведения.
Позднее, в другой ситуации, Д-503 видит Благодетеля по-иному: на самом же деле Благодетель — это вполне обычный, даже заурядный человек: «Передо мной сидел лысый, сократовски лысый человек, и на лысине — мелкие капельки пота». Подчеркиваются не глаза — зеркало души, не воля, не что-то необычное во внешности Благодете ля. Но эта деталь, кстати, тоже указывает на естественное человеческое начало в облике Благодетеля, который на стадионе больше походил на монумент. Оказывается, и он — человек, а обезличивание, номера, униформы — все это навязано человеку в Едином Государстве.
Значимы и другие художественные детали в романе. Во внешности поэта R-13 выделяются «толстые, негрские губы» — символ эмоциональной непосредственности, простодушия: «— Эй, математик, замечтался! — Я вздрогнул. На меня — черные, лакированные смехом глаза, толстые, негрские губы. Поэт R-13, старый приятель — и с ним розовая О»«С полочки на стене прямо в лицо мне чуть приметно улыбалась курносая асимметрическая физиономия какого-то из древних поэтов (кажется, Пушкина)». И негрские губы, и трагическая судьба национально го гения проецируются на трагическую судьбу поэта R-13, погибающего в финале романа: «R-13 говорил захлебываясь, слова из него так и хлещут, из толстых губ — брызги; каждое "п" — фонтан, "поэты" — фонтан». «Мокрые, лакированные губы добродушно шлепнули: Ну чего там…» Далее смутное беспокойство, угнетенное психологическое состояние R-13 передается следующим образом: «Толстые губы висели, лак в глазах съело». Губы как художествен ная деталь сопровождают поэта до финала романа, где он погибает: «Он лежал на спине… Я узнал толстые, негрские и как будто даже сейчас еще брызжущие смехом губы. Крепко зажмуривши глаза, он смеялся мне в лицо. Секунда — я перешагнул через него и побежал…»
— двойственный персонаж. Ему также свойствен страх невыполнения своего долга перед Государством, он — Государственный Поэт, сочинитель сонета под названием «Счастье» — «редкой по красоте и глубине вещи» (по словам Д-503):
Вечно влюбленные дважды два,
Вечно слитые в страстном четыре,
Самые жаркие любовники в мире —
Неотрывающиеся дважды два…
«естественный человек», член антигосударственной организации МЕФИ. Е. Замятин утверждал, что его герой Д-503 — это он сам (то есть автор), и присутствие автобиографической линии в романе побуждает усматривать «прототипов» и для других персонажей романа из круга знакомых, современни ков Е. Замятина. Например, R-13 вызывает ассоциации с поэтом Н. Гумилевым, основанием для чего служит наличие африканской темы в поэзии Н. Гумилева, а также его мечта «сделать поэзию точной наукой. Своеобразной математикой» (как R-13)2«редкой дисциплины, сосредоточенной воли, выдержки... Тот и другой твердо знали, что мастерство достигается упорной работой».
В соответствии с тем же вариантом интерпретации образной системы романа "Мы" существует связь между образом I-330 и А. Ахматовой, и по внешности, и по характеру, и особенностям поэзии. С I-330 «связана идея страдания и скорби, ее лицо словно бы перечеркнуто крестом, который образуют ее брови и складки у рта. Общеизвестно прославление Ахматовой "безысходной боли"»3.
Кстати, губы в роли выразительной художественной детали в романе Е. Замятина нам встретятся не раз, но иной будет их характеризующая функция. У врача в Медицинском Бюро «сверкнули лезвием ножницы-губы». Но эта характеристика врача скорее отражает психологическое состояние Д-503 и — зеркально — атмосферу медицинского кабинета с его хирургическими инструментами и прочими атрибутами. Этот пример подтверждает, что та или иная портретная деталь предстает в романе в контексте как предметное отражение и выражение окружающей героя в данный момент обстановки.
Репрезентативной деталью (до плакатности резкой, гротескной) еще одного персонажа — Хранителя S-4711, — подслушивать и высматривать для которого является профессиональным занятием, являются уши: Я [Д-503] «захолонул: внизу — вписанная в темный квадрат тени от оконного переплета, размахивая розовыми крыльями-ушами, неслась голова S».