10. "Мастер и Маргарита" М. Булгакова и "Божественная комедия" Данте
"Мастер и Маргарита" — это явление мировой культуры, и роман глубоко укоренен в толще мировой культурной традиции. В частности, чрезвычайно велика в романе роль литературных перекличек, реминисценций и аллюзий из произведений мировой литературы, а круг произведений отечественной и зарубежной классики, привлекаемых для сопоставления, широк и многообразен: от "Евгения Онегина" А. С. Пушкина (М. Чудакова) до "Божественной комедии" Данте (И. Бэлза, М. Чудакова)1. Такие сопоставления помогают увидеть в булгаковском романе новые грани, новые смыслы.
Сопоставление с "Божественной комедией" Данте особенно плодотворно, так как дантовские реминисценции в романе носят последовательный характер, на что первым обратил внимание И. Бэлза в статье "Дантовская концепция “Мастера и Маргариты”". В поэме Данте, как мы знаем, описан весь мир, в ней действуют силы Света и Тьмы, Рая (святые Рая) и Ада (Люцифер, демоны), дана универсальная картина мира, какой ее представлял себе человек средневековья. Поэма Данте — это гениальное, совершенное (и потому божественное) произведение, написанное в возвышенном аллегорическом стиле в соответствии с христианской традицией, космологией.
Роман М. Булгакова также универсален, общечеловечен, но он написан в ХХ веке, несет на себе печать своего времени, и в нем дантовские религиозные мотивы предстают в преображенном виде: при явной их узнаваемости становятся объектом эстетической игры, обретают неканоническое выражение и содержание.
Обратимся к Эпилогу, по отношению к которому "Божественная комедия" может служить интерпретирующим (объясняющим) контекстом. В Эпилоге Ивану Николаевичу Поныреву, ставшему профессором истории, в полнолуние, снится один и тот же сон: "является непомерной красоты женщина", выводит к Ивану за руку "пугливо озирающегося обросшего бородой человека" и "уходит вместе со своим спутником к луне".
В одной из рукописных редакций роман заканчивался иначе: "Мастер одной рукой прижал к себе подругу и погнал шпорами коня к луне, к которой только что улетел прощенный в ночь воскресения пятый прокуратор Иудеи"2. Окончательный вариант финала, как мы видим, приобретает иной характер. Изменение было неожиданным и для Елены Сергеевны Булгаковой, жены писателя: "Мне так нравились последние слова романа! — говорила она. — Я не понимала, зачем что-то добавлять после них"3.
Действительно, Эпилог кажется немотивированным, а символика, и в первую очередь символика луны, — непонятной. В работах о Булгакове символика луны и лунного света в финале романа получает следующее объяснение: "…один из главных символов в романе М. А. Булгакова "Мастер и Маргарита" — луна, символ вечной, духовной жизни. Луна становится как бы индикатором, выявляющим сущность героев, понимание (или непонимание) ими вечных истин. Поэтому способность героев увидеть истинный свет (а символ его — свет луны) является критерием авторского отношения к ним"4.
"символом вечной, духовной жизни". В мифологии луна предстает прежде всего как "мифологический символ, используемый при гаданиях, в магических обрядах и т. п. (традиция, продолженная в западноевропейском искусстве от романтизма и постромантизма вплоть до символизма…)", с "луной связывались разные теории в астрологии и демонологии"5.
Символика луны на протяжении романа не остается неизменной. Критики писали о луне как о тревожном предвестии гибели и средстве катарсического разрешения финала;6 Н. П. Утехин сожалел, что за рамками исследований остались "праздничная ночь новолуния" и колдовской "обманчивый лунный свет"7. Помочь расшифровать колдовскую, обманчивую символику луны в финале романа может также "Божественная комедия".
"Мастера и Маргариты" содержит явную параллель с третьей частью "Божественной комедии" Данте — "Рай". В Раю путеводительницей Данте является женщина необыкновенной красоты — его земная возлюбленная Беатриче, которая утрачивает в Раю свою земную сущность и становится символом высшей божественной мудрости. В Раю, в его центре — Эмпирее ( в переводе с греческого – "огненный") струятся потоки лучезарного света, исходящие из ослепительной Точки. В Эмпирее пребывают Бог, ангелы и блаженные души.
В Эпилоге булгаковского романа мы встречаем многое из того, что было у Данте: в романе также есть женщина "непомерной красоты" — Маргарита, есть ведомый к свету — Мастер, есть свет, потоки света. Но все это представлено в странном виде и является как бы противоположным, зеркальным отражением финала дантовой поэмы.
Булгаковская "Беатриче" — Маргарита — женщина "непомерной красоты". "Непомерной" — значит "чрезмерной". Избыточность, чрезмерность красоты воспринимается как неестественная, ассоциируется с демоническим, сатанинским началом. Мы помним, что в свое время Маргариту преобразил крем Азазелло. Проводя параллель между Маргаритой М. Булгакова и Беатриче Данте, М. Л. Андреев утверждает: "Начавшись ангелом, классическая литература заканчивается ведьмой"8.
В Эпилоге булгаковского романа главный герой тоже восходит к свету, но образ Мастера, "пугливо озирающегося обросшего бородой человека", также сниженный в сравнении с жаждущим мудрости Данте в "Божественной комедии". Иначе и не могло быть, ведь путь Данте — это путь религиозно-нравственного прозрения, путь Мастера — это путь творческого, художнического подвига, но не христианского просветления (он "не заслужил света").
"Божественной комедии", лунный, двойственный — не свет божественной мудрости и неопровержимой высшей истины. Лунный свет в романе связан и с Иешуа: "…протягивается широкая лунная дорога, и на эту дорогу поднимается человек в белом плаще с кровавым подбоем и начинает идти к луне. Рядом с ним идет какой-то молодой человек в разорванном хитоне и с обезображенным лицом. Идущие о чем-то разговаривают с жаром, спорят, хотят о чем-то договориться9", но лунный свет связан также и с Воландом (см., например, характерную деталь: "Тогда черный Воланд, не разбирая никакой дороги, кинулся в провал, и вслед за ним, шумя, обрушилась его свита. Ни скал, ни площадки, ни лунной дороги, ни Ершалаима не стало вокруг"– исчезла лунная дорога. Именно в потоке лунного света "складывается непомерной красоты женщина". Это шалости луны: "Луна властвует и играет, луна танцует и шалит".
Обращаясь к структурному аспекту сюжетной линии Мастера и Маргариты, М. Л. Андреев в статье "Беатриче Данте и Маргарита Булгакова" справедливо утверждает, что линия Мастера и его возлюбленной "складывается во вполне твердо очерченную “дантовскую” ситуацию, которая к тому же и развивается по дантовской модели", и "Мастер с Маргаритой обретают вечный приют в булгаковском Лимбе, царстве не света, но покоя"10.
"он не заслужил света, он заслужил покой". Сама реальность "покоя" оказывается под сомнением, в частности, потому, что структурное сходство, сходство ситуаций "герой и его возлюбленная" у Булгакова и у Данте носит внешний характер, но не внутренний, что во многом определяется характером повествования: если в "Божественной комедии" повествование носит "достоверный" характер, ведется от лица автора-героя и возможность коррекции его точки зрения не предусмотрена, то в финале булгаковского романа повествование как бы двоится и даже троится. Форма повествования — разделение голосов автора и его персонажей — приобретает у Булгакова содержательное, концептуальное значение:
Идея игрового начала, преобладания философской иронии в булгаковском романе уже была заявлена. Представляется очень плодотворной мысль А. П. Казаркина о ведущем характере философской иронии в романе, которая "предполагает постоянное опровержение взглядов и дел героев, а главное — остранение привычного мировоззрения: доказательство его односторонности, недостаточности или ненормальности"11. "Божественная комедия" и философско-религиозный контекст, ею представляемый, вовлекаются в зону действия иронии, причем это касается и таких понятий, как "покой", "свет". Правомерно также говорить о том, что это качество романа М. Булгакова находится в русле известной тенденции искусства ХХ века — секуляризации евангельских образов и мотивов, "демистификации" культуры.
"В произведении “Мастер и Маргарита” автор выступает с позиции “чистого художника”, воспроизводящего мир как своего рода театр"12.
Театрализуется в "Мастере и Маргарите" и земное, и иномирное пространство, которое намеренно предстает в неясном, двойственном освещении. За пределами мира земного автор романа отказывается утверждать что-либо наверное, давая скептический амбивалентный финал вместо торжественно-патетического у Данте.