«БУЛГАКОВСКИЙ МИФ» В СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЙ
«ЗВУЧАЩЕЙ» И СЕТЕВОЙ ПОЭЗИИ
Воздействие романа М. Булгакова Мастер и Маргарита как культурного феномена на произведения современной российской литературы проявляется двояко: во-первых, посредством влияния «булгаковского мифа», во-вторых, через воздействие «булгаковского текста». О влиянии на современную литературу текста романа написано немало [1384]. И мы ре шили остановиться на еще неисследованной составляющей булгаковской традиции - влиянии на современную «звучащую» (песенную) [1385] и сетевую поэзию «булгаковского мифа», хотя и понимали определенную уязвимость нашей позиции. Влияние любого мифа на широкие массы всегда сильнее, чем влияние собственно текста. Для того, чтобы попасть под влияние мифа, не обязательно погружаться в глубины текста, иногда достаточно подпасть под его очарование. Следовательно, качество таких текстов будет заведомо разным, иногда невысоким. Но это факты литературы, значит, они должны изучаться, а мы вправе говорить о них.
Понятие «булгаковский миф» существует в литературоведении уже три десятка лет и включает в себя самые разные трактовки (например, Б. М. Гаспарова, И. З. Белобровцевой, С. К. Кульюс, Ю. М. Смирнова и др.) [1386]. Нам представляется продуктивным выделение в «булгаковском мифе» трех компонентов [1387] и рассмотрение влияния каждого из них на современную литературную ситуацию по отдельности.
Первая (в том числе и по времени возникновения) составляющая «булгаковского мифа» - «миф о творце (художнике)». Она может быть определена как «биографический миф» [1388]. В этой своей составляющей «булгаковский миф» родственен «пушкинскому», «лермонтовскому», «ахматовскому» и другим [1389]. «Миф о творце (художнике)» часто, и в случае М. Булгакова это так, включает в себя «автобиографический миф» (определение этого феномена дано Д. М. Магомедовой) [1390]. Нельзя не заметить, что у разных писателей особо актуализируется определенная часть или сразу несколько частей мифа («миф о несчастливом или исключительном детстве поэта», «миф о созидающей или разрушающей любви», «миф о „распятии”, жертве художника», «миф о безвременной, но запрограммированной смерти», «миф о фатальных числах» и т. д.). В случае Булгакова на первый план выходят «миф о „распятии”, жертве художника» и «миф о безвременной, но запрограммированной смерти», а также достаточно редкий среди «писательских мифов» - «миф о посмертном существовании».
Согласно «мифу о творце», художник - избранный, он не такой, как все, противостоит среде, массе, обыденности, его жизнь полна знаков и сбывающихся предчувствий. Этот (первый) компонент «булгаковского мифа» был сформирован, в первую очередь, самим М. Булгаковым, а также Е. С. Булгаковой, В. Я. Лакшиным, С. Ермолинским [1392]. То, что автобиографичность образа Мастера особенно подчеркнута в воспоминаниях С. Ермолинского, что есть в них и прямое соотнесение умирающего Булгакова с Иешуа, отмечено Б. М. Гаспаровым [1393] .
Влияние этой составляющей «булгаковского мифа» обнаруживается в посвященном М. Булгакову стихотворении А. Ахматовой[1394]. Если же говорить о современной литературной традиции, то посвящения писателю М. Булгакову, отражающие его «биографический» и «автобиографический» миф, чаще встречаются в сетературе [1395]. Мы бы это объяснили тем, что в наш непафосный век жанр классического, не иронического посвящения не очень актуален и распространен. Ему место в дневнике, а дневник сейчас - в сети. В этих произведениях актуализируется «миф о „распятом” писателе, вернувшем людям веру». Булгаков благодаря своему закатному роману любим народом: и гуманитариями, и людьми, очень далекими от филологии. Среди авторов сетературы есть такие, кто пишет в честь Булгакова тексты, могущие привлечь только своим искренним желанием признаться в любви к писателю. К таковым относится, например, сочинение Александра Дыбина Воскресивший вторично Христа (М. Булгаков) [1396].
Более интересным нам представляется стихотворение-посвящение, созданное в процессе литературного турнира-игры Маскерад «Мастер и Маргарита» [1397]:
Не праведник. Не Сын. Талант - от Бога.
Не Мастер. И не Wоланд. Человек...
Поди тут разбери, где чья голгофа,
Когда рычит над миром зверский век.
Природа не приемлет белых пятен,
Всему всегда найдет противовес.
За то, что вхож был в таинства небес.
И пусть «быть знаменитым некрасиво»,
Услышанным хотелось очень быть.
«Назначено!» - нить творчества курсивом,
Назначено ли мне тебя услышать,
Услышу - дай возможность и понять...
«О, сколько их...» - но гул все тише... тише...
«Назначено!». для неба. для меня.
В стихотворении явственно ощущается влияние «булгаковского мифа», но здесь он понимается и как исключительный, и как часть «писательского (биографического) мифа». В тексте звучат голоса и других «распятых» художников: О. Мандельштама (отсылка к строчке «Мне на плечи кидается век-волкодав.» [1399]); Б. Пастернака («Быть знаменитым некрасиво.» [1400]«Гул затих. Я вышел на подмостки.» [1401]); М. Цветаевой («Уж сколько их упало в эту бездну.» [1402]). Так автор помещает Булгакова в контекст его трагической эпохи, рассматривает варианты судьбы художника: лагерь, самоубийство, триумф, закончившийся травлей и могилой.
«назначено» - отсылка к Театральному роману, центральный персонаж которого - Максудов - автобиографический герой. Но если там ситуация со словом-паролем подана иронически, и встреча «назначена» всего лишь с будто бы всесильным Иваном Васильевичем, то в стихотворении, как часто у самого Булгакова, ирония смешана с грустью и серьезностью. Автор стихотворения подчеркнул, что гению «назначено» услышать голос Бога, донести его истину до людей, а затем взойти на свою Голгофу перед тем, как в назначенный срок предстать перед Богом. В строчке: «„Назначено!” - нить творчества курсивом.» - ощущается влияние «булгаковского мифа» («мифа о распятом писателе»). Следующая строка не менее важна: «Ты сам себя воздел на эту нить». Сначала кажется, что автор стихотворения спорит с Булгаковым [1403], становится на точку зрения Пилата или И. Бездомного, который считал, что жизнью «сам человек и управляет» [1404]. Но нет, в стихотворении говорится о другом: «назначено» - это решение Бога о предназначении человека, а вот «воздеть» ли себя на нить, исполнить ли предназначение и волю Бога - решение самого человека. И строкой этой автор подчеркивает, что жребий «чужого» в советской России Булгаков выбрал сам.
«булгаковский (биографический) миф» - «миф о писателе, продавшем душу дьяволу», по нашим наблюдениям, в основном, бытует в устной форме в околоцерковной среде, в журналистике и сочинениях вроде книги Ю. Воробьевского Неизвестный Булгаков. На свидании с сатаной [1405].
Вторая составляющая «булгаковского мифа» может быть отнесена к «мифу о творении» («мифу о произведении искусства»). Эта составляющая «булгаковского мифа» построена на переосмыслении «теургического мифа символистов» [1406], «мифа о несчастливом произведении искусства» , «мифа о плате за получение сакрального знания» [1408]. Суть этой составляющей «булгаковского мифа» - проявление посмертных поощрения или недовольства создателя текста, проявление отношения к происходящему героев романа. Прослеживается четкая связь с бытованием («жизнью») книги Булгакова в современном социуме и производимыми ею или из-за нее «чудесами».
Согласно мифу творение может изменить жизнь как самого творца, так и всех, кто его узнаёт, пытается интерпретировать или тем более трансформировать. Творение может мстить за «поругание» и поощрять или карать за «приближение к сакральному знанию». Важное место в этом компоненте «булгаковского мифа» занимают сказания о культовых местах и «чудесах», там произошедших (Патриаршие пруды, квартира Булгакова и т. д.); сказания о появлении в нашем мире булгаковских героев (свиты Воланда) и их «шутках».
[1409], что отмечает в своей книге А. Варламов [1410]. Подхватила миф творческая интеллигенция, культивировали журналисты, они же сейчас занимаются десакрализацией. Тем не менее, эта часть мифа бытует в достаточно широких кругах: от части студенчества и обычных читателей до части булгаковедов, которые говорят об этом то серьезно, то шутя (но в каждой шутке, как известно, есть только доля шутки) .
В художественной прозе мотив «книга мстит за поругание» присутствует в повести Н. Садур Вечная мерзлота [1412], в поэтических произведениях этот мотив пока нами не обнаружен.
Другим примером отражения в тексте анализируемого (второго) ком - понента «булгаковского мифа» является выложенное на литературном портале СТИХИ. РУ стихотворение Снежного Рыцаря Мастер... М. Булгакову. Процитируем (все выделения наши. - М. К.):
На скатерти, в твоем старинном доме,
Где ждет меня обещанный покой,
И лунный свет в изогнутом проеме
Венецианских окон... Сонный день
Как яблока сорвавшегося тень,
Как отголосок пережитой боли.
И будет сад. и будет в нем скамья,
И на скамье - забытые страницы
Про ливни над уснувшею столицей.
Я все забыл... Оставил тишине -
Фалернского горячее забвенье...
Все голоса - тебе и о тебе.
И вышит вензель нитью золотой,
И волосы твои чернее ночи.
А где-то, над оставленной Землей,
Живет строка. И все еще пророчит .
Стихотворение построено как монолог Мастера, обращенный к своему создателю - М. Булгакову. Уже это является проявлением мифа о «влиянии на писательскую судьбу созданных автором героев, о возможности общения с ними». Как ранее Маргарита Мастеру, так теперь Мастер своему создателю рассказывает о том, что есть и что будет. Текст, сочиненный Снежным Рыцарем, коррелирует с финалом 32-й главы романа Прощение и вечный приют [1414]. То, что говорила Маргарита, то, что задумал создатель романа, исполнилось или исполняется. В стихотворении все время чередуются местоимения «я» и «ты» (не «Вы»!), что демонстрирует близость героя и его создателя и наводит на мысль, что они оба находятся в одном топосе - «вечном приюте». Видимо, Булгаков - один из тех, кто «приходит» к Мастеру, кого он «любит». Мастер и Булгаков делаются образами-двойниками: Булгаков в пространстве инобытия, как ранее Мастер, Коровьев и другие, меняет свой облик: «И волосы твои чернее ночи.», - а ведь мы знаем, что Булгаков при жизни был светловолос. «Брюнетом» был Воланд [1415]«темноволосым» Мастер [1416]. Булгаков после смерти становится похож на своих героев. Строки «Сонный день / Устало упадет в твои ладони - / Как яблока сорвавшегося тень, / Как отголосок пережитой боли» одинаково могут быть отнесены и к Мастеру, и к самому Булгакову. Оба ничего уже не хотели в конце жизни, кроме прекращения страданий, наступления покоя и присутствия любимой преданной женщины рядом [1417]. Как отмечали исследователи (например, В. И. Немцев ), Булгаков моделировал свою посмертную жизнь, в том числе, он это делал и в своем закатном романе. Так выстроено и стихотворение Снежного Рыцаря, явно ориентирующегося на рассматриваемый компонент «булгаковского мифа». Но автор стихотворения подчеркивает, что его герой - Мастер - не отождествляет себя с Булгаковым. Булгаков - его создатель, он автор книги, словами которой заговорила вечность. И он - писатель-теург, искусством своим до сих пор преобразующий мир. Недаром «[...] где-то, над оставленной Землей, / Живет строка... И все еще пророчит».
Достаточно часто отражение анализируемого компонента «булгаковского мифа» можно встретить в рок-текстах, бардовской или эстрадной песне. Об освоении романа массовой культурой еще в 1993 году говорил Ю. М. Смирнов [1419].
Как известно, к местам, где могут происходить чудеса, связанные с булгаковским романом, где могут появиться булгаковские герои, относятся прежде всего Патриаршие пруды и квартира № 50. Это уже часть «московского мифа» . Примером может служить песня рок-группы Лотос Кот Бегемот (текст И. Фрадкиной) [1421]. Другой пример - строка песни А. Розенбаума Покажите мне Москву...: «Бродит кот на Патриарших прудах» [1422].
«булгаковского мифа» - отражение читательского отношения (реализованного в устных или письменных высказываниях и поведении) к описанному в романе как к чему-то, действительно случившемуся и могущему повториться с каждым, хотя бы в каких-то своих аспектах: вера в новое явление Воланда или Коровьева и встречу с ними; вера во встречу со своим Мастером (Маргаритой) или даже восприятие себя кем-то из героев. Как выразился Ю. М. Смирнов,
[...] роман словно просится для инсценирования, и каждый читатель потенциально выступает постановщиком спектакля, представляя все по-своему, - и каждый уверен в том, что именно он понял произведение до конца, постиг его скрытую для непосвященных сущность. Авторы сценических переложений и режиссеры нередко подставляют себя вместо Булгакова и вместо Мастера, даже в том случае, когда они по своему амплуа могли бы претендовать разве что на роль Рюхина [1423].
Также составляющими этой части «булгаковского мифа» являются: вера в то, что «рукописи не горят»; вера в то, что «все будет правильно, на этом построен мир»; вера в то, что существует «такая ночь, ког - да сводятся счеты» и свой счет можно «оплатить» и «закрыть» [1424]«булгаковского мифа» бытовала и бытует в среде романтически настроенных граждан разных возрастов. Чаще всего авторы сетературы откликаются именно на этот компонент «булгаковского мифа». Так, на вышеуказанном литературном портале выложено написанное с доброй улыбкой стихотворение Патриаршие пруды Вадима Константинова 2:
Элементы чертовщины!..
Что влекут нас беспричинно...
Словно бы, им придан некий
Магнетический заряд?!..
На Прудах, на Патриарших
Подсознательно увидеть
Свиту Воланда хотят?!.. [1425]
«булгаковского мифа». Это отражено в журналистских публикациях [1426].
На эксплуатации этого компонента «булгаковского мифа» (осознанной или неосознанной) основаны, по нашему мнению, популярные эстрадные песни Мастер и Маргарита (текст Н. Зиновьева) и Маргарита (текст А. Маркевича). Еще более смелым выглядит отражение «булгаковского мифа» в песнях А. Розенбаума. В песне Мастер и Маргарита его герой отождествляет себя с существом, достойным войти в свиту Воланда (в роли разочаровавшегося, исстеганного плетьми пророка, превратившегося в падшего ангела или кого -то подобного) [1427]. А в песне Не хочу стареть герой А. Розенбаума отождествляет себя с Мастером, который встретил свою Маргариту, который воспринимает себя творцом, но которому не помог Воланд, не соединил с возлюбленной .
Можно задаться вопросом, почему большинство приведенных примеров - явления массовой культуры. Вероятно, дело в том, что поверивший в эту часть «булгаковского мифа» человек, отождествляющий себя с главными персонажами, творит свой «авторский (биографический) миф», а на это (во всяком случае на его озвучивание) надо иметь право, иначе написанное приобретает пошловато-комический эффект.
Именно этот - третий - компонент «булгаковского мифа» в наибольшей степени допускает вторжение в сакральное пространство творчества и творения обычного человека из толпы. Условно говоря, в произведениях, ориентированных на «биографический булгаковский миф», отражается отношение к Булгакову как необыкновенному человеку, недосягаемой вершине. В произведениях, ориентированных на «миф о творении и его воздействии на людей и мир», кроме отношения к роману как к чему-то сакральному, уже заложен элемент сотворчества, но пока это отношения (в основном) «художник» - «художник». Произведения же, основанные на третьем компоненте мифа, - это уже миф о себе в предлагаемых романом обстоятельствах. Эти сочинения требуют особой душевной тонкости, литературного вкуса. И чем более скромную роль в этом мифе отводит себе лирический герой, тем лучше.
Таково стихотворение В. Егорова Патриаршие пруды [1429]«булгаковского мифа». Патриаршие пруды - топос, который не только имеет границу, проходимую не для каждого, но и обладает способностью менять личины. Свою тайну Патриаршие пруды не откроют ни уткам, которые грезят лишь о «полете за море» и жизнь которых определяется только тем, что «здесь так холодно и так голодно», ни бабушкам «на скамеечке», которые также мистики места не ощущают и, видимо, ведут беседы о своем, бытовом. А между тем чудеса уже происходят, но пока это еще чудеса не булгаковские, а привычные: «ветер песенку поет», «стареющий ноябрь рядышком» с бабушками и лирическим героем присел на скамейку. Но «колдовству, как известно, стоит только начаться, а там уж его ничем не остановишь» [1430]. Строка «Над прудами тает день, тает день, витает тень Воланда» отсылает читателя к «булгаковскому мифу»: Воланд пока не считает нужным материализоваться вновь, но тень его «витает» над Патриаршими каждый вечер, когда «тает день» и наступает время теней. И лирический герой - читатель, которому роман приоткрыл свои тайны, - ощущает присутствие Воланда. Значит, все еще может повториться.
Патриаршие пруды, словно Океан из Соляриса С. Лема, посылают свои импульсы. И если в начале лирический герой с доброй иронией отмечает, что «ни русалок, ни наяд» рядом не оказалось и тень Воланда, видимо, уже растаяла, то потом странное место напускает на героя свои чары: «В свете меркнущего дня вдруг опутает меня оторопь, / И проступят из воды бывшей Козьей слободы контуры» [1431].
«складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык» [1432]. Хотя интенсивность переживания у героев разная. Ср.: «[...] Берлиоза охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с Патриарших без оглядки» [1433]; герой же стихотворения испытал всего лишь оторопь, да и та быстро прошла. Лирический герой В. Егорова испугался классического морока, настоящей нечистой силы. Пространство же булгаковского романа для него свое, он с радостью входит в него, воспринимает как давно желаемое чудо:
Что, летя в желанный ад, Маргарита кружит над Сивцевым,
Хвост поднявши, словно меч, Бегемот толкает речь тронную,
И прогнулась у стены под пятой у Сатаны Бронная.
От подобнейших чудес может, кто бы и полез на стену,
В той долине теневой да пребудут для него зорькие
Патриаршие пруды, как награда за труды горькие.
Написанное Булгаковым оживает для избранного читателя, воплощается в реальность, из фантазии писателя становится «мифом», то есть реальностью, в которую абсолютно веришь.
Последнее четверостишие - описание полного воплощения «булгаковского мифа» для героя. Теперь он не просто наблюдатель происходящих чудес - он их участник. История, рассказанная Булгаковым, начинает повторяться с героем В. Егорова:
Оградят ли от беды Патриаршие пруды нас с тобой?
Оцарапав, как иглой, что-то на сердце легло камушком -
То ли вспомнил про дела, то ли масло пролила Аннушка.
Как и Берлиозу, герою дается знак - ощущение иглы в сердце. И человеку, знающему роман, не надо повторять дважды (являть прозрачного Коровьева). Однако, как в 1930-е годы, время атеизма, так и в 1989 году (когда вышел альбом, включающий эту песню) или в наши дни, в человеке борются трезвый рассудок и интуиция. Многоточие, которое венчает стихотворение, показывает, что на самом деле герой прекрасно знает, что означает его тревога: что-то стало почти неотвратимым, множество ошибок совершено в жизни, и главное теперь - не сделать последнего шага (финальной ошибки). От беды не оградят даже Патриаршие пруды, они уже сделали все, что могли, погрузив героя в ирреальное пространство. Наступил вечер, когда надо принимать решение, что-то менять в себе и жизни. А сделать правильный выбор должны помочь Булгаков и его герои.
«булгаковского мифа», - это не диалог и не спор с Булгаковым, не попытка продолжить его мысль, как это бывает в сочинениях, созданных под влиянием непосредственно текста романа. Главное в этих произведениях - обращение к проблеме личности: восхищение личностью исключительной, самим Булгаковым (в посвящениях) или способ разобраться в себе, а иногда попытка расцветить собственную жизнь. Первый и третий компоненты «булгаковского мифа» будят в большей степени эмоции, а не разум. Потому под его влиянием создаются преимущественно стихи. «Миф о творении» - явление более сложное, для его восприятия мало голой эмоции, здесь требуются умение и желание рассуждать, начитанность и кругозор, укорененность в философии и эстетике романтизма и Серебряного века. Потому примеры отражения в современном поэтическом произведении этого компонента «булгаковского мифа» достаточно редки.
Марина Николаевна Капрусова*
Россия
Примечания
* Кандидат филологических наук, доцент, заведующая кафедрой литературы и методики ее преподавания Борисоглебского государственного педагогического института.
См., напр.: Ю. М. Смирнов, Театр и театральное пространство в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», в кн.: Михаил Булгаков: «Этот мир мой...». Сборник статей, ред. -сост.: Ф. Р. Баллонов, А. А. Грубин, И. Е. Ерыкалова, Т Д. Исмагулова, т 1, Санкт-Петербург 1993, с. 140; А. Е. Нямцу, А. В. Беридзе, Булгаковская традиция в русской фантастике (на материале романа А. и Б. Стругацких «Хромая судьба»), в кн.: А. Е. Нямцу, Традиционные сюжеты, образы, мотивы, Черновцы 2001, с. 47-53; З. Г. Харитонова, Формы диалога сМ. А. Булгаковым в современной отечественной прозе (1980-е - 2000-е годы). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук, Казань 2009; Г. Л. Иванюта, Из наблюдений за поэтикой поздних Стругацких («Хромая судьба»), < http: //fandom.rusf.ru/aboutfan/ivaniuta1.htm>; В. Сербиненко, Три века скитаний в мире утопии: Читая братьев Стругацких, «Новый мир» 1989, № 5, с. 254; И. Н. Арзамасцева, Стругацкие, в кн.: Русские писатели 20 века.
Биографический словарь, гл. ред. и сост. П. А. Николаев, Москва 2000, с. 670; Л. Н. Малюкова, А. Ахматова: Эпоха. Личность. Творчество, Таганрог 1996, с. 161-164, 166-168, 171-175; В. И. Сахаров, А. Ахматова и М. Булгаков, в кн.: Ахматовские чтения, вып. 1: «Царственное слово», Москва 1992, с. 206; Н. Е. Тропкина, Структура художественного пространства в «Поэме без героя» Анны Ахматовой и в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита», в кн.: Из истории советской литературы. Межвузовский сборник, Пермь 1992, с. 72-79; Т. Т Давыдова, Диалог Ч. Айтматова с М. Булгаковым и традиция назира, в кн.: Традиции русской классики XX века и современность. Материалы международной научной конференции, Москва 2002, с. 237-239; Е. В. Суровцева, Евангельская тема в «Мастере и Маргарите» М. А. Булгакова и «Плахе» Ч. Т. Айтматова: опыт сопоставления, в кн.: Поэтика художественного текста. Материалы Международной заочной научной конференции. В двух томах, ред.: Е. В. Борисова, М. Н. Капрусова, т. 2, Борисо- глебск 2008, с. 152-158; М. Н. Капрусова, Булгаковская традиция в романе Стругацких «Отягощенные злом», в кн.: Актуальные проблемы современной литературы. Сборник материалов межвузовской научно-практической конференции, отв. ред. Н. К. Нежданова, Курган 2002, с. 25-33; М. Н. Капрусова, Булгаковский текст в «Поэме без героя» А. Ахматовой, в кн.: Пушкинские чтения. Филология в XXI веке: проблемы и методы исследования. Материалы научной конференции, ред. Т В. Мальцева, Н. Е. Синичкина, Санкт-Петербург 2004, с. 186-193; М. Н. Капрусова,Мифологический подтекст повести Н. Садур «Вечная мерзлота», в кн.: Проблемы целостного анализа художественного произведения. Межвузовский сборник научных и научно-методических статей, вып. 7, ред.: А. Ф. Тараканов, М. Н. Капрусова, В. В. Карпова, Борисоглебск 2007, с. 25-38; М. Н Капрусова, «Моя цыганская» В. С. Высоцкого: текст и подтекст, в кн.: Зыря- новские чтения. Материалы Всероссийской научно-практической конференции, ред.: Н. Л. Попова, Н. М. Устюгова, Курган 2009, с. 146-147; М. Н. Капрусова, Рок-композиция «Кровь за кровь» группы «Ария»: диалог с М. Булгаковым, в кн.: Актуальные проблемы филологии: языкознание, литературоведение, методика преподавания филологических дисциплин. Сборник статей международной научно-практической конференции, отв. ред. И. В. Соколова, Мариуполь 2010, с. 151-156; М. Н. Капрусова, Мотив кризиса веры в поэзии последней четвертиXX-XXI века: два диалога сМ. Булгаковым, в кн.: М. А. Булгаков и булгаковедение в научном и образовательном пространстве. Сборник научных статей, отв. ред. В. А. Коханова, Москва - Ярославль 2011, с. 209-214.
[1385] См.: В. А. Гавриков, «Убежать от филологии»: проблема литературоведческого инструментария к синтетическому тексту, в кн.: Русская рок-поэзия: текст и контекст. Сборник статей, вып. 11, Екатеринбург - Тверь 2010, с. 6.
Например, этот термин употребляется и определяется в статьях Б. М. Гаспарова Из наблюдений над мотивной структурой романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», опубликованной в 1978 году, и Новый Завет в произведениях М. А. Булгакова, опубликованной в 1983 году. См.: Б. М. Г аспаров, Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе XX века, Москва 1993, с. 80, 109-110, 111, 113, 114, 115; И. Белобровцева, С. Кульюс, Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Комментарий, Таллинн 2006, с. 86, 87-88, Ю. М. Смирнов, Театр и театральное пространство..., с. 146.
[1387] См.: М. Н. Капрусова, «Булгаковский миф» и его эволюция, в кн.: Проблемы целостного анализа художественного произведения. Межвузовский (с международным участием) сборник научных и научно-методических статей, вып. 6, ред.: М. Н. Капрусова, С. Ю. Толоконникова, И. А. Полуэктова, В. В. Карпова, Борисоглебск 2006, с. 6-20; М. Н. Капрусова, «Булгаковский миф»: вариант определения и описания, в кн.: Русская литература XX-XXI веков: проблемы теории и методологии изучения. Материалы Второй международной научной конференции 16-17 ноября 2006года, ред. -сост. С. И. Кормилов, Москва 2006, с. 116-120.
[1388] с. 365-376; Е. Местергази, «Литературная личность», «писатель с биографией» и проблема жизнетворчества, в кн.: Начало. Сборник статей, отв. ред. Т. А. Касаткина, вып. 3, Москва 1995, с. 32-46.
[1389] См., напр.: Ю. М. Лотман, Александр Сергеевич Пушкин. Биография писателя, Ленинград 1983, с. 53-58, 63-66 и др.; А. А. Кудряшова, Формирование лермонтовского мифа в свете романтической концепции творчества, «Вестник Московского университета», сер. 9: «Филология», Москва 2007, № 3, с. 64-74; З. Г Минц, «Миф о пути» и эволюция писателей-символистов, в кн.: она же, Поэтика русского символизма, Санкт-Петербург 2004, с. 140-143; К. Э. Слабких, Литературоведение 2000-х годов о творческом диалоге Ахматовой и Гумилева, «Филологические науки» 2010, № 2, с. 70-79; И. Ю. Латыпова, Становление поэта: космогонический и биографический миф (на примере творчества М. И. Цветаевой), в кн.: Кормановские чтения. Материалы межвузовской конференции, вып. 6, Ижевск 2006, с. 360-363; Ю. В. Доманский, «Тексты смерти» русского рока, Тверь 2000.
[1390] См.: Д. М. Магомедова, Автобиографический миф в творчестве Александра Блока. Диссертация в виде научного доклада на соискание ученой степени доктора филологических наук, Москва 1998, с. 7. Именно так понимает «булгаковский миф» Б. М. Гаспаров. (См.: Б. М. Гаспаров, Литературные лейтмотивы..., с. 80, 109-110, 111, 113, 114, 115).
См.: Мифы мастера. К 70-летию со дня смерти Михаила Булгакова (07.03.2010 16: 00). Из цикла радиопрограмм «Мифы и репутации»:
«Иван Толстой: Если бы можно было в категориях мифа охарактеризовать его творчество, что до сих пор есть главный миф о нем?
Анатолий Смелянский: Мне кажется, что это миф о человеке, который страдал, заплатил своей собственной жизнью, потому что никто у нас не верит, что он умер сам (как отец его - в 49 лет, который умер не при советской власти, но ровно в 49 лет, от той же болезни), что человек заплатил своей жизнью за каждую строчку, которую он написал. А без этого у нас в стране миф писательский не стоит. И как бы через себя, через свою судьбу он повторил историю Христа. [...] Остался миф о писателе, который сделал то, что 2000 лет назад сделал основатель христианской религии» (< http: //www.liveintemet.ru/ users/foxumbra/post131599987/>).
[1392] 294-297, 318, 321; В. Я. Лакшин, Елена Сергеевна, в кн.: он же, Вторая встреча, Москва 1984, с. 364-365; Б. М. Гаспаров, Литературные лейтмотивы., с. 80.
[1393] Б. М. Гаспаров, Литературные лейтмотивы..., с. 80.
[1394] А. Ахматова, Сочинения. В двух томах, т. 1, Москва 1990, с. 251.
В широком смысле термин «сетература» означает любые художественные произведения, появляющиеся в Интернете (А. В. Вурман, Сюжет крысолова в сетевой литературе: специфика бытования и механизмы трансформации, в кн.: Художественный текст и текст в массовых коммуникациях. Материалы международной научной конференции, отв. ред. Г Н. Ермоленко, вып. 4, ч. 2, Смоленск 2008, с. 44). Однако «наиболее целесообразным представляется употребление термина «сетература» по отношению к тем художественным текстам, которые изначально создавались для сети и которые полноценно существовать могут только в сети, а их перенос на бумагу сопряжен со значительными потерями. Признаками собственно сетевой формы литературы являются: 1) нелинейность; 2) динамичность; 3) многоавторство» (И. Зубченко, Литература и сетература в Рулинете, < http: //www.ub. uit. no/munin/bitstream/handle/10037/3292/article.pdf ?sequence=1>).
[1396] < http: //stroki.net/content/view/6534/36/>.
[1397] < http: //www.forum.svetkidoma.net/forumdisplay.php?f=93>.
[1398] < http: //www.foram.svetkidoma.net/showthread.php?t=586>.
[1399] О. Мандельштам, Сочинения. В двух томах, т. 1, Москва 1990, с. 172 («За гремучую доблесть грядущих веков»).
Б. Пастернак, Стихотворения и поэмы, Москва 1988, с. 441.
[1401] Там же, с. 400 (Гамлет).
[1402]
[1403] М. А. Булгаков, Мастер и Маргарита, в кн.: он же, Собрание сочинений. В пяти томах, т. 5, Москва 1992, с. 28.
[1404] Там же, с. 14.
Ю. Воробьевский, Неизвестный Булгаков. На свидании с сатаной, Москва 2011.
[1406] См.: А. В. Лавров, Мифотворчество «аргонавтов», в кн.: Миф - фольклор - литература. Сборник статей, отв. ред. В. Г. Базанов, Ленинград 1978, с. 137-170; З. О. Юрьева, Андрей Белый: преображение жизни и теургия, «Русская литература» 1992, № 1, с. 58-67.
[1407] О том, что для Булгакова таким несчастливым произведением являлась, например, пьеса Мольер, пишет А. Варламов (см.: А. Варламов, Михаил Булгаков, Москва 2008, с. 528-529).
[1408] Быт. 3.
[1409] М. А. Булгаков, Письма..., с. 461.
А. Варламов, Михаил Булгаков..., с. 637.
[1411] См.: А. Кораблев, Мастер. Астральный роман. В трех книгах, Донецк 1996-1997; В. И. Немцев, Вопросы изучения художественного наследия М. А. Булгакова. Учебное пособие. Материалы к лекциям, Самара 1999, с. 58-59; А. Варламов, Михаил Булгаков..., с. 636-638, 658, 528-529, 595, 732, 774-775.
[1412] «любила сидеть у трельяжа, и в трех зеркалах отражаясь, шептать: „Я ведьма, я буду летать, я Маргарита. Мессир, я согласна.”» (с. 48). Римма Лазуткина - существо ущербное. Она ничего не поняла в булгаковском романе. Ей льстит роль Маргариты, которую она примеряет на себя, но жаждет она только шабаша с классическим дьяволом. И роман мстит за себя - героиня гибнет от рук наемного убийцы, действующего с подачи ее малолетнего сына, который часто был свидетелем и участником ее игры в Маргариту. См.: М. Н. Капрусова, «Булгаковский миф» и его отражение в повести Н. Садур «Вечная мерзлота», в кн.: М. А. Булгаков и булгако- ведение в научном и образовательном пространстве..., с. 98-103.
[1413] < http: //www.stihi.ru/2011/04/15/9295>.
[1414] М. А. Булгаков, Мастер и Маргарита..., с. 372.
Там же, с. 10.
[1416] Там же, с. 129.
[1417]
[1418] См.: В. И. Немцев, Вопросы изучения художественного наследия..., с. 58.
[1419] Ю. М. Смирнов, Театр и театральное пространство..., с. 140.
См.: В. Н. Топоров, Петербург и «Петербургский текст русской литературы» (Введение в тему), в кн.: он же, Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. Избранное, Москва 1995, с. 268-274, 327-334.
[1421] < http: //ficd.ru/songtext-print-3639.html>.
[1422] <http: //www.akkords.ru/ru/song/23691/>.
[1423] Ю. М. Смирнов, Театр и театральное пространство..., с. 141.
[1424] См.: М. А. Булгаков, Мастер и Маргарита..., с. 278, 368, 370 и др.
< http: //www.stihi.ru/2011/04/03/1858>.
[1426] См., например, статью-рецензию С. Солодских на фильм В. Бортко: «Мастер и Маргарита»: во власти мифа, «Ставропольская правда» 2006, 13 января, < http: //pda. stapravda.ru/20060113/MasteriMargaritavovlastimifa11520.html>.
[1427] < http: //bookmix.ru/groups/viewtopic. phtml?id=831&begin=40&numpoint=20&numpoints=20>.
[1428] < http: //www.nomorelyrics.net/ru/song/18490.html>.
[1429] < http: //www.bards.ru/archives/part.php?id=3734>.
М. А. Булгаков, Мастер и Маргарита..., с. 75.
[1431] Об истории Патриарших прудов см.: Г. Лесскис, К. Атарова, Путеводитель по роману Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», Москва 2007, с. 314-316.
[1432]
[1433] Там же, с. 8.