Глава XXVI. Конец «квартиры № 50» или «квартиры № 20»?
В романе в качестве штаба своей деятельности Воланд и его помощники избрали квартиру № 50, где жил руководитель писательской организации Берлиоз. Не мною установлено, что это – та самая квартира, где жил Булгаков в доме Пигита на Садовой. Однако в одной из ранних редакций романа квартира описана иначе: этаж третий, а не пятый; номера квартиры нет; номер дома не 302-бис, а 210; хозяйкой квартиры была поэтесса Степанида Афанасьевна, которая все свое время делила между ложем и телефоном. Можно предположить, что Булгаков имел в виду какую-то другую квартиру.
Анализ маршрутов передвижений по Москве связанных с этой квартирой персонажей романа дает основание предположить, что она расположена в непосредственной близости от Кремля, со стороны Александровского сада. В пользу этого свидетельствует упоминание, что после знакомства Мастера с Маргаритой они оба оказались у Кремля. Первая встреча Маргариты с членом воландовской шайки тоже происходит в Александровском саду. Здесь же пролегает и часть маршрута погони Бездомного за Воландом – на участке, где Воланд делает совершенно, казалось бы, нелогичный «крюк».
Давайте вместе еще раз проследуем за Бездомным, безуспешно пытающимся настичь Воланда.
«Поэт после тихой Спиридоновки очутился у Никитских ворот», где «злодейская шайка … решила применить излюбленный бандитский прием – уходить врассыпную…».
Надо полагать, что слово «врассыпную» должно означать – «в разные стороны». Читаем дальше: «Регент с великой ловкостью на ходу ввинтился в автобус, летящий к Арбатской площади…» – ясно, что, поскольку площадь Никитских ворот не пересекалась, то направо, по Суворовскому бульвару. Далее следует описание эпизода с котом, который тоже, не пересекая площади, уехал трамваем. То есть, в том же направлении. Из-за «паскудного кота» Бездомный едва не потерял из виду Воланда, но все же увидел его берет в начале Большой Никитской, или Герцена. Дальнейшая авторская ремарка о том, что после Никитских ворот Иван Николаевич «был ослеплен огнями на Арбатской площади», создает у читателя иллюзию того, что погоня продолжалась тоже по Суворовскому бульвару. То есть, не совсем «врассыпную», если иметь в виду маршрут. Но оказывается, что на этом участке Воланд сделал петлю и привел Бездомного на Арбатскую площадь не Суворовским бульваром.
Возвратимся к этому месту в романе: «Иван увидел серый берет в гуще в начале Большой Никитской, или Герцена». Короткая, но емкая фраза. В ней Булгаков нарочитым, далеко не беллетристическим дублированием названия улицы подчеркивает значимость этого момента с точки зрения топографии. Впечатление нарочитости усиливается словами «в начале», – тем более, что, как отмечалось выше, начало этой улицы находится у Манежной площади. «В мгновение ока Иван и сам оказался там», то есть, у Манежной площади.
Булгаков не указывает, каким путем Воланд попал из этого места на Арбатскую площадь. Есть два маршрута. Первый – обратный, то есть по Герцена до Никитских ворот и далее по Суворовскому бульвару. Второй – вдвое короче («Как ни был расстроен Иван, все же его поражала та сверхъестественная скорость, с которой происходила погоня. И двадцати секунд не прошло, как после Никитских ворот Иван Николаевич был уже ослеплен огнями на Арбатской площади»): по Воздвиженке мимо станции метро «Библиотека имени Ленина», между самой Библиотекой имени Ленина и домом № 4 с мемориальной доской «В. И. Ленин неоднократно бывал в этом доме у Е. Д. Стасовой и Б. С. Жукова».
Учтем изложенное в качестве рабочей гипотезы: «квартиру № 50» следует искать в этом районе; она, скорее всего, связана с событиями, происходившими в дореволюционное время, поскольку, описывая ее, Булгаков оба раза использовал старую систему нумерации домов.
которая фактически имелась в виду, сводится к выявлению в Москве мест, где они жили вместе.
Фактически такое место в их общей биографии одно (не считая нескольких дней пребывания Горького в доме Долгова в конце 1903 года) – квартира № 20 в доме 4 на углу Воздвиженки и Моховой (до прекращения существования СССР в 1991 году в этом доме находилась приемная его Верховного Совета). В этой квартире на третьем этаже (!) они прожили ровно три месяца – в самый кульминационный период подготовки Декабрьского вооруженного восстания 1905 года. Именно тогда эта квартира превратилась в конспиративный центр по обучению боевиков группы Л. Б. Красина, включая изготовление и применение в баррикадных боях бомб-«македонок». Обучение проводилось в маленькой комнатке, примыкавшей к кабинету Горького; в ней была большая клетка с птицами, которых любил разводить Горький (отмечу параллель с эпизодом в «квартире 50» в романе: «Ай! – вскричал Бегемот, – попугаи разлетелись, что я и предсказывал! Действительно, где-то вдали послышался шум многочисленных крыльев»).
В эту квартиру доставлялась взрывчатка, детонационные шнуры, взрыватели. Здесь же постоянно находились студенты-кавказцы из боевой дружины, охранявшие Горького от покушений черносотенцев. В этой квартире бывали В. А. Серов и Ф. И. Шаляпин – не отсюда ли упоминание в романе связанного с «квартирой 50» «тяжкого, мрачного голоса», пропевшего в телефонную трубку «… скалы, мой приют»?
Подлинной хозяйкой в этой квартире была Андреева, создававшая условия не только для боевиков, но и для творческой работы Горького. Это она вместе с Горьким буквально выторговала у Красина для руководства центром одного из самых блестящих боевиков – «Чорта» – В. И. Богомолова, заменившего убитого погромщиками Павла Грожана.
Действительно, «ведьмина квартира» – именно так называлась глава в той, ранней редакции романа. Да и сама ведьма налицо – правда, не поэтесса, а актриса…
«квартиры № 20» наступил 13 декабря 1905 года. Андреева вспоминает об этом: «Нас срочно вывезли из Москвы. Ко мне в театр приехал «Чорт», вызвал меня и сказал, что нужно немедленно ехать… Меня с Алексеем Максимовичем посадили на извозчика и повезли к Николаевскому вокзалу… Через полчаса на нашу квартиру явились с обыском»1.
«которая бывает только при мировых катаклизмах», увозит на конях из Москвы Мастера и Маргариту? И не раскрывает ли это смысла как самого «катаклизма», так и накрывшей Москву пришедшей с запада «тучи»?.. В пользу этого предположения может свидетельствовать одна из ранних редакций романа, где Булгаков более откровенно, чем в окончательном варианте, снабдил описание этого «катаклизма» признаками революционных событий: пожары, зрелище гибнущих людей, попавших помимо воли и вины своей в катастрофические обстоятельства.
Заслуживает внимания и параллель в двух эпизодах: в романе – в квартире 50, в жизни (вернее, в воспоминаниях М. Ф. Андреевой) – в квартире 20. Вспомним, как Азазелло, не целясь, стреляет из револьвера и точно попадает в намеченное Маргаритой очко на семерке пик, спрятанной под подушкой. А вот как М. Ф. Андреева описывает случай, связанный с «Чортом»: «А вот «Чорта» помню хорошо. Он учил грузин стрелять и один раз так пульнул – прямо в пол. Внизу же, под нами, жил один тайный советник […] Когда выстрелил «Чорт»-Богомолов, то этот тайный советник приходит ко мне и говорит: «Госпожа Андреева, извините, что я пришел и беспокою вас, мне неловко, но, видите ли, моя жена очень нервная женщина, а у вас тут молодые люди учатся стрелять и попали прямо в пианино, когда играла жена»2.
Возникает вопрос – не является ли В. И. Богомолов прообразом «демона-убийцы», действующего на страницах романа Булгакова под личиной Азазелло? И не является ли в свою очередь прототипом юного рыцаря-пажа в облике кота Бегемота другой красинский боевик – Н. Е. Буренин (партийные клички – «Герман», «Герман Федорович»; не отсюда ли шутливое обращение Воланда к коту – «окаянный ганс»?), – интеллигентнейший человек, сопровождавший в эмиграции Горького и Андрееву? Профессиональный музыкант (не отсюда ли белый фрачный галстук Бегемота?), в Америке и на Капри он каждый вечер играл для Горького его любимого Грига, аккомпанировал пению Ф. И. Шаляпина… Не вызывает ли это, в свою очередь, ассоциации с фразой Воланда «О, трижды романтический мастер, неужто вы не хотите … вечером слушать музыку Шуберта?» И не напоминает ли «Венеру» – домработницу Наташу, прислуживавшую Маргарите на балу, «милая, очень хорошенькая и привлекавшая к себе общее внимание и расположение», по свидетельству Н. Е. Буренина, Ф. И. Драбкина, имевшая партийную кличку «Наташа» (совпадение?!) и приносившая в квартиру на Воздвиженке в изящном саквояже бомбы, а в корсете – детонаторы? Характеризуя ее бескорыстие, Н. Е. Буренин вспоминал: «У «Наташи» ничего не было своего, не было денег, но если ей надо было куда-то ехать, ее наряжали в чужое платье, покупали модные шляпы».
Как при этом не вспомнить подарки Маргариты своей домработнице – от пары чулок из собственного гардероба до всего гардероба целиком!
«квартире № 20». М. Ф. Андреева, жившая первые годы после революции в Петрограде, бывая в Москве, останавливалась в этой же квартире3, где в то время жила Е. Д. Стасова4. В этой квартире Ленин встречался не только со Стасовой, но и с Андреевой, которая, впрочем, упоминанием на мемориальной доске удостоена не была.
Примечания к 26 главе:
3. Это видно из содержания ее письма В. И. Ленину от 23 августа 1920 г. («Я пробуду здесь сегодня и завтра до 6 ч. вечера. Адрес: Воздвиженка, 4, кв. 20, т. 3-11-55») – Сборник «М. Ф. Андреева », с. 338.