«ЗАПИСКИ ЮНОГО ВРАЧА»
Цикл, состоящий из рассказов «Полотенце с петухом», «Крещение поворотом», «Стальное горло», «Вьюга», «Тьма египетская», «Пропавший глаз» и «Звездная сыпь». Все эти рассказы в 1925-1926 гг. публиковались в московском журнале «Медицинский работник», а также («Стальное горло») в ленинградском журнале «Красная панорама». При публикации все они, за исключением двух, имели подзаголовки «Записки юного врача», или такое же подстрочное примечание. К рассказу «Тьма египетская» имеется сноска: «Из готовящейся к изданию книги «Записки юного врача»«, однако книга так и не была издана при жизни Булгакова. В рассказе «Стальное горло» подзаголовок был другой: «Рассказ юного врача», а рассказ «Звездная сыпь» вообще не имел подзаголовков и примечаний, относящих его к какому-либо циклу или книге. Впервые 3. ю. в. в виде цикла вышли в 1963 г. в Библиотеке «Огонька» (№ 23) без рассказа «Звездная сыпь» (очевидно, как не имеющего прямых указаний на принадлежность к 3. ю. в.), с изменением заглавия «Стальное горло» на «Серебряное горло» и датировки событий с 1917 г. на 1916 г., возможно, по цензурным соображениям, а также для искусственного сближения времени действия с временем приезда Булгакова в село Никольское Сычевского уезда Смоленской губернии в качестве земского врача. К 3. ю. в. примыкает рассказ (или повесть) «Морфий», опубликованный в «Медицинском работнике» в 1927 г., однако большинство исследователей этот рассказ в состав цикла не включает, поскольку он не только не имел никаких указаний на принадлежность к 3. ю. в. при публикации, но и достаточно сильно отличается от рассказов цикла по форме и содержанию. Здесь основная часть - это не прямое повествование от имени юного врача, а дневник такого врача, доктора Полякова, который после его самоубийства читает товарищ Полякова по университету доктор Бомгард. В отличие от героя-автора в 3. ю. в. главный герой «Морфия» Поляков терпит поражение в борьбе со своим недугом - морфинизмом и гибнет. Очевидно, «Морфий» задумывался Булгаковым как отдельное произведение, вне цикла 3. ю. в., хотя и на общем с ним автобиографическом материале.
В предисловии к несостоявшемуся второму изданию 3. ю. в. сестра писателя Н. А. Булгакова (Земская) отмечала:
«Уроженец большого культурного города, любящий и знающий искусство, большой знаток и ценитель музыки и литературы, а как врач склонный к исследовательской лабораторной и кабинетной работе, Михаил Булгаков, попав в глухую деревню, в совершенно непривычную для него обстановку, стал делать свое трудное дело так, как диктовало ему его внутреннее чувство, его врачебная совесть. Врачебный долг - вот что прежде всего определяет его отношение к больным. Он относится к ним с подлинно человеческим чувством. Он глубоко жалеет страдающего человека и горячо хочет ему помочь, чего бы это ни стоило лично ему. Жалеет и маленькую задыхающуюся Лидку («Стальное горло»), и девушку, попавшую в мялку («Полотенце с петухом»), и роженицу, не дошедшую до больницы и рожающую у речки в кустах, и бестолковых баб, говорящих о своих болезнях совершенно непонятными словами («Пропавший глаз»: «...научился понимать такие бабьи речи, которых никто не поймет»), и всех, всех своих пациентов.
Пишет он об этом без излишней декламации, без пышных фраз о долге врача, без ненужных поучений.
Не боится он сказать и о том, как трудно ему приходится.
В жизни Мих. Булгаков был остро наблюдателен, стремителен, находчив и смел, он обладал выдающейся памятью. Эти качества определяют его и как врача, они помогали ему в его врачебной деятельности. Диагнозы он ставил быстро, умел сразу схватить характерные черты заболевания; ошибался в диагнозах редко. Смелость помогала ему решиться на трудные операции».
В 3. ю. в. отображены многие подлинные случаи врачебной деятельности Булгакова во время его работы в земской больнице села Никольское Сычевского уезда Смоленской губернии в период с сентября 1916 г. по сентябрь 1917 г. Туда он был направлен по мобилизации как не годный к военной службе ратник ополчения 2-го разряда для замещения вакансии земского врача. С 20 сентября 1917 г. вплоть до февраля 1918 г. Булгаков продолжал службу в земской городской больнице Вязьмы в той же Смоленской губернии, однако этот период отразился только в обрамляющем рассказе доктора Бомгарда в «Морфии», где основная часть - дневник доктора Полякова - тоже связана с опытом работы в Никольском, названном здесь Гореловым. 18 сентября 1917 г. Сычевская земская управа в связи с переводом в Вязьму выдала Булгакову удостоверение с развернутой характеристикой его работы в Никольском: «...С 29-го сентября 1916 года и по 18 сентября сего 1917 года состоял на службе Сычевского земства в должности Врача, заведовавшего Никольской земской больницей, за каковое время зарекомендовал себя энергичным и неутомимым работником на земском поприще. При этом, по имеющимся в Управе сведениям, в Никольском участке за указанное время пользовалось стационарным лечением 211 чел., а всех амбулаторных посещений было 15361.
Оперативная деятельность врача М. А. Булгакова за время его пребывания в Никольской земской больнице выразилась в следующем: было произведено операций - ампутация бедра 1, отнятие пальцев на ногах 3, выскабливание матки 18, обрезание крайней плоти 4, акушерские щипцы 2, поворот на ножку 3, ручное удаление последа 1, удаление атеромы и липомы 2 и трахеотомий 1; кроме того, производилось: зашивание ран, вскрытие абсцессов и нагноившихся атером, проколы живота (2), вправление вывихов; один раз производилось под хлороформенным наркозом удаление осколков раздробленных ребер после огнестрельного ранения».
Многие из упомянутых операций отразились в 3. ю. в.: ампутация бедра («Полотенце с петухом»), поворот плода на ножку («Крещение поворотом»), трахеотомия («Стальное горло») и др. В 3. ю. в. главный герой моложе Булгакова, хотя действие и сдвинуто на год по сравнению с булгаковской биографией: юный врач приезжает в село в сентябре 1917 г., а не в сентябре 1916 г., как это было в случае с Булгаковым. В «Стальном горле» основному персонажу 24 года, тогда как к моменту прибытия в Никольское автору 3. ю. в. было уже полных 25 лет. Однако юный возраст не мешает герою цикла успешно преодолевать все препятствия и успешно выполнять свою миссию. То, что сам Булгаков был действительно хорошим врачом, подтверждает и первая жена писателя Т. Н. Лаппа, бывшая рядом с ним и в Никольском, и в Вязьме: «Диагнозы он замечательно ставил. Прекрасно ориентировался». Так что здесь никакой идеализации действительности нет, при том что суровая деревенская реальность дана в 3. ю. в. без всяких прикрас. 3. ю. в. были ориентированы на «Записки врача» (1901) Викентия Викентьевича Вересаева (Смидовича) (1867-1945), с которым Булгакову позднее довелось сблизиться, подружиться и даже создать в соавторстве пьесу «Александр Пушкин». Булгаковский юный врач другой, чем вересаеский. Он, в отличие от героя «Записок врача», практически не знает неудач. Вересаев писал свою книгу в период, когда был близок к марксистам. Ему казалось, что «пришли новые люди, бодрые, верящие, находившие счастье не в жертве, а в борьбе». Булгаков 3. ю. в. писал тогда, когда как раз и приходилось пожинать плоды этой борьбы. Для автора «Записок врача» «единственный выход - в сознании, что мы - лишь небольшая часть одного громадного, неразъединимого целого, что исключительно лишь в судьбе и успехах этого целого мы можем видеть и свою личную судьбу, и успех». Для автора же и главного героя 3. ю. в. прежде всего важен его собственный профессиональный успех, а борьбу он мыслит не в одиночку, но в единстве с соратниками-медиками, а не с неким аморфным и грандиозным целым. Юный врач, как видится ему в «Тьме египетской», всегда вместе со своей «ратью» - фельдшерами и медсестрами, и, может быть шире, с «отрядом врачей». Автор 3. ю. в. утверждал силу личного подвига интеллигента, несущего помощь страждущим и просвещение народу, тогда как Вересаев в «Записках врача» стремился продемонстрировать бессилие одиночки, без слияния с массой.
Первая редакция 3. ю. в. создавалась по горячим следам событий. По свидетельству друга юности Булгакова Александра Петровича Гдешинского (1893-1951) в письме Н. А. Земской 1-13 ноября 1940 г., первую редакцию будущего рассказа «Звездная сыпь» Булгаков зачитывал родным и друзьям в Киеве в 1918 г. Не исключено, что ранний вариант 3. ю. в., называвшийся «Записки земского врача», создавался еще во время пребывания Булгакова в Смоленской губернии. В письме к двоюродному брату Константину Петровичу Булгакову из Владикавказа в Москву 16 февраля 1921г. Булгаков упоминал среди оставшихся в Киеве рукописей «Наброски Земского врача» и «Недуг» (вероятно, первую редакцию «Морфия»). А в письме матери, В. М. Булгаковой, 17 ноября 1921 г. автор 3. ю. в. уже из Москвы сообщал: «По ночам пишу «Записки земского врача». Может выйти солидная вещь. Обрабатываю «Недуг»«. Очевидно, после публикации рассказов из 3. ю. в. и «Морфия» тексты ранних редакций Булгаков уничтожил.
Любопытные воспоминания о первых чтениях 3. ю. в. в Киеве в 1918 г. оставил зять Булгакова (муж его сестры Вари) Л. С. Карум (1888-1968), послуживший прототипом Тальберга в «Белой гвардии» и «Днях Турбиных». В неопубликованном очерке «Горе от таланта: М. А. Булгаков как человек и писатель» он сообщает: «Тяготевший по наследству к беллетристике, он, оказывается, приехал в Киев не с пустыми руками, а привез несколько рассказов о своей деятельности земского врача... Ведь люди его поколения и его среды (примечательно, что сам Карум, человек одного с Булгаковым поколения и среды, на склоне лет предпочел от этого поколения дистанцироваться. - Б. С.) начинали жить дважды. Первый раз - в условиях старой русской жизни, они кончали гимназию, университет, обзаводились семьями, служили. Об этой жизни, в которой было не только плохое, но и хорошее, они и вспомнили. Второй раз они начинали жить с самого начала, уже после революции. Иногда меняли профессию, место жительство, специальность, даже семью. И первый период будил воспоминания. Он ушел в прошлое.
Рассказы оригинальны и свежи, раскрывают психологию врача. До того времени широкая публика знала о переживаниях врача только по произведениям В. Вересаева «Записки врача», но это были записки врача-терапевта. Булгаков же описывает психику врача-хирурга, к тому же юного. Это было ново, написано талантливо».
В мемуарной неопубликованной рукописи «Моя жизнь. Рассказ без вранья» Л. С. Карум оставил уникальное свидетельство, как реагировали на 3. ю. в. киевские друзья Булгакова: «В 1918 году «Записки» производили между его приятелями фурор. По вечерам Булгаков удалялся в комнату, которая служила ему кабинетом во время приема больных, и там читал выдержки из «Записок» своим восторженным слушателям. Коля Судзиловский (племянник Л. С. Карума, прототип Лариосика в «Белой гвардии» и «Днях Турбиных». - Б. С.) как-то раз после чтения сказал: «Это восхитительно, замечательно». Он рассказал, что Булгаков описал случай, когда ему пришлось в первый раз сделать при дифтерите трахеотомию. Булгаков очень волновался, но сделал, как он говорит, операцию блестяще, и ребенок сейчас же спокойно задышал». Здесь явно имеется в виду ранняя редакция рассказа «Стальное горло».
В письме Н. А. Земской от 1-13 ноября 1940 г. А. П. Гдешинский отмечал, что в письмах из Никольского «Миша очень сетовал на кулацкую, черствую натуру туземных жителей, которые, пользуясь неоценимой помощью его как врача, отказали в продаже полуфунта масла, когда заболела жена... или в таком духе». Антикулацкие настроения Булгакова находят подтверждение в его собственноручных показаниях на допросе в ОГПУ 22 сентября 1926 г.: «На крестьянские темы я писать не могу потому, что деревню не люблю. Она мне представляется гораздо более кулацкой, нежели это принято думать». Однако в 3. ю. в. антикулацкие мотивы практически отсутствуют, а упор сделан на необходимость просвещения народа. Вероятно, Булгаков не желал иметь ничего общего с официальной пропагандой, клеймившей кулаков (хотя до поры до времени допускалось их существование). Кроме того, писатель, как сообщал в донесении от 22 февраля 1928 г. неизвестный осведомитель ОГПУ, в разговоре с исследователем-пушкинистом Н. О. Лернером (1877-1934) утверждал: «Нужен обязательно или снова военный коммунизм или полная свобода. Переворот... должен сделать крестьянин, который наконец-то заговорил настоящим родным языком. В конце концов коммунистов не так уже много... а крестьян обиженных и возмущенных десятки миллионов». Возможно, что эти, оказавшиеся впоследствии несостоятельными расчеты на крестьянство, привели к приглушению кулацких черт деревенских жителей в 3. ю. в.