Сцена 5
Лубянка, та же комната. Освещение как для допроса. Правдин вводит Эрдмана.
Правдин. Садитесь.
Усаживает Эрдмана на табурет, сам стоит во мраке. Долгая пауза — молчит Эрдман, молчат допрашивающие. Эрдман кашляет. Шиваров включает небольшую лампу над папкой с делом Эрдмана. Открывает папку и начинает петь.
Шиваров. Легко на сердце от песни веселой,
Пауза.
Это ваше?
Эрдман. Это Лебедев-Кумач, вы же сами знаете. А сценарий фильма действительно мой.
Шиваров. Раз ГПУ, зайдя к Эзопу,
Эрдман. Мое.
Шиваров. А еще что-нибудь новенькое не написали?
Эрдман. Нет.
Шиваров. Вам запрещено пребывание в Москве.
Эрдман. Я здесь проездом. Не пребываю.
Шиваров вынимает револьвер и стреляет.
Шиваров. Я целился, но не попал. А могло произойти наоборот. Отвечайте на вопросы. Зачем вы приехали в Москву?
Эрдман. Попрощаться с умирающим другом.
Шиваров. Булгаковым.
Эрдман. Булгаковым.
Шиваров
Эрдман. Как будто.
Шиваров. Вам он об этом не говорил?
Эрдман. Нет.
Шиваров. Тогда откуда вам это известно?
Эрдман. Следователь показывал мне его письмо.
Шиваров. Здесь, на Лубянке?
Эрдман. Да.
Пауза.
Шиваров. А вот это — что такое?
Показывает лист бумаги.
Эрдман. Можно подойти поближе?
Шиваров
Эрдман подходит к письменному столу.
Эрдман. Я уже объяснял следователю полтора года назад. Я для себя составил список лиц, которые пришли бы на мои похороны.
Шиваров. А эти фамилии внизу?
Эрдман. А это те, кто пришел бы даже в дождь.
Пауза.
Шиваров. Это такая шутка?
Эрдман. Не каждая шутка смешна.
Шиваров. А мы полагаем, что это фамилии членов контрреволюционной организации. Врагов народа. Некоторые ваши сообщники уже признались. Мейерхольд, например.
Эрдман возвращается на место.
Эрдман. Товарищ, это просто недоразумение. Иной раз напишет человек какую-нибудь глупость… но клянусь вам, клянусь, что это всего лишь дурацкая шутка — не более того. Какая там организация!
Шиваров. А Булгакова в этом списке нет?
Эрдман
Шиваров. Нет. Видите как получается: он на ваши похороны — нет, а вы на его — да. Что-то тут у вас не складывается.
Эрдман. Я написал фамилии нескольких коллег и знакомых. Просто так.
Шиваров. Ладно. Так как же вы докажете мне, что невиновны.
Эрдман. А вы?
Шиваров. Это что еще за наглость?
Эрдман. Извините, конечно, но доказать невиновность, наверное, невозможно.
Шиваров. Иначе говоря, вы признаетесь?
Эрдман. Товарищ Шиваров, вам хорошо известно, что я — безответственный шут, к тому же достаточно трусливый, чтобы из страха перед болью обвинить кого угодно, даже вас. Так что если вам требуется от меня что-то конкретное, то начинайте меня пытать целенаправленно, а не столь неопределенно. Я сделаю все, что только захотите.
Шиваров (после паузы). Как вы узнали, что это я?
Эрдман
Шиваров разражается смехом.
Шиваров. В молодости я тоже мечтал стать писателем. Мне казалось: искусство дает необычайную власть над людьми. Изменяет их внутренне. Делает лучше. Ну, хорошо. Поменяйте свет.
Включается рабочий свет, обнаруживая троих следователей и Эрдмана.
Предлагаем вам прочесть нечто вроде либретто. Это первоначальный проект концертной программы. Скетчи, песни, сатирические монологи.
Эрдман. То есть, все-таки — пытки?
Шиваров. Эрдман! Не паясничайте! Товарищ Берия поручил создать ансамбль песни и пляски НКВД. Это задание высшей государственной важности. Мы набираем коллектив профессионалов. К сожалению, возникли осложнения со сценарием. Вот это, (Указывая на папку.) не совсем то, что нам нужно. Даже типичное не то.
Эрдман. Но почему?
Шиваров. Не во всем отвечает нашим пожеланиям. И вообще… Отсутствует прочная связь с самым главным. Да и не смешно совсем. Понятно?
Эрдман. Как будто.
Шиваров. Садитесь за этот стол и все прочитайте. Вот вам перо и бумага. Делайте замечания на каждой странице.
Эрдман
Шиваров. Договоримся так — сейчас вы посидите над этим текстом часа два-три, а потом переночуете в нашем общежитии. Завтра утром я вас допрошу и тогда решу, можно вас отпустить или пока что нельзя.
Эрдман. Понятно.
Шиваров. Принимайтесь за дело.
Эрдман садится за стол на место Шиварова
Мы не будем стоять у вас над душой. Слишком много дел. Можете здесь спокойно сидеть и работать. Вам никто не помешает.
Эрдман. Спасибо.
Шиваров (смотрит на часы). Часа, скажем, через два к вам заглянет товарищ Чертов и проводит в общежитие. Если к этому времени вы еще не закончите, он подождет.
Правдин. Только ничего не трогайте в том помещении. Там сложная техника.
Чертов. Оставим вам только этот свет. Достаточно?
Эрдман. А если мне захочется, например… в туалет?
Шиваров
Чертов. Тут рядом, по коридору направо.
Шиваров. А я буду работать в комнате шестьдесят шесть. Только нигде дальше не бродите, а то мы вас опять потеряем. Ясно?
Эрдман. Все ясно.
Шиваров. Тогда принимайтесь за работу.
Чертов. До встречи.
Выходят. Эрдман раскрывает объемистую папку, оставленную на столе Шиваровым и заглядывает в нее без особого интереса. Вздыхает. Немного погодя начинает насвистывать мелодию «Легко на сердце…» Стук в дверь.
Эрдман. Войдите.
Входит Берков.
Берков. Товарищ Шиваров здесь?
Эрдман. Нет. То есть, он здесь. Где-то в здании.
Берков. Я бы хотел передать пластинки лично ему.
. Пластинки? Что за пластинки?
Берков подходит ближе.
Берков. С музыкой Рахманинова. Товарищ Шиваров просил доставить как можно скорее. Для товарища Берии.
Эрдман. Ах да, да, совсем забыл, что товарищи еще и меломаны.
Берков подходит к столу и внимательно разглядывает Эрдмана. Начинает смеяться.
Над чем вы смеетесь?
Берков. Над самим собой. Я уже начал думать, что мне привиделся призрак, потому что встретил вас, товарищ, в театральном буфете, а все меня убеждали, что никого там не было.
Эрдман. Не хотели признаться, что знают меня?
Берков. Нет, это не так. Видимо, из врожденной деликатности.
Эрдман. Вы правы. Советскому народу свойственна некая чрезвычайная тонкость в обхождении.
Берков. А я, глупец, даже принимал вас за Воланда.
Эрдман. Как, как?
. Ну, Воланд. Немец. Впрочем, не стоит вам надоедать моими фантазиями.
Эрдман. Почему же. Это весьма интересно.
Берков. Есть один драматург — Булгаков. Так, человек как человек, а вот пишет очень интересно. Остроумно.
Эрдман. Я кое-что слышал.
Берков. Возможно, вы также слышали, что это я с полгода тому назад убедил его написать пьесу о товарище Сталине. Прекрасная пьеса. Мы еще поставим ее. Нужно только внести мелкие поправки и тогда сыграем. Только он не хочет править. Считает, что эта пьеса — самоубийство для него.
Эрдман. Отчего же?
Берков. Откуда мне знать? Может, из-за того, что коллеги станут над ним смеяться. Мол, подхалимничает.
Эрдман. Преувеличение.
Берков. Мои слова. А он: «Нет, Паша, какое там преувеличение. Просто очередная попытка самоубийства, только на этот раз увенчавшаяся успехом».
Эрдман. Так и сказал?
Берков
Эрдман. И вам показалось, что я — это Воланд?
Берков. Нет… да. Начитался о волшебнике, которому известно будущее, он разгадывает человеческие судьбы, чревовещательствует, способен исчезать. Вот и вы так — то появлялись передо мной, то исчезали. Появлялись и исчезали.
Эрдман. Мне знаком этот роман.
Берков. Знаком? Значит, я зря пытался делать выписки.
Эрдман. Покажите.
Берков показывает листки.
(Читает). Рукописи не горят… он не заслужил света, он заслужил покой… Трусость — самый тяжкий порок. Пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат.
Берков. «Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?»
Эрдман. Послушайте-ка, товарищ… как ваша фамилия?
Берков. Берков. Павел Петрович Берков.
Эрдман
Берков. Слушаюсь.
Эрдман. Не надо раздувать историю из этого романа. Сейчас не его время. Роман прочитан и поскольку он не завершен, то никому и не интересен. Поняли?
Берков. Да.
Эрдман. Это всего лишь набор фрагментов. Некие видения больного человека. К чему морочить этим голову товарищу Шиварову или даже товарищу Берии? Пусть лучше спокойно слушают Рахманинова. А роман пусть ожидает своего часа.
Берков. Слушаюсь.
Эрдман. Я вас не выгоняю, но у меня еще очень много работы.
Берков. Благодарю сердечно за совет, товарищ. Мне и самому так же казалось.
Эрдман протягивает ему руку, Берков почтительно ее пожимает.
Эрдман. А разговора нашего вообще не было.
Берков. Разумеется.
Эрдман. И я не существую. Я тот, кто не получил работу в здешнем ансамбле песни и пляски.
. Так точно, но… эти пластинки… то есть… я должен их передать как можно скорей. Моя жена, Наталия Беркова, совершила глупость. Ужасную глупость. Она подружилась с иностранцем. А тот был — кажется — шпионом. Он уехал, а Наташа получила пять лет. Сейчас она где-то в районе Воркуты. Как говорят, поет в тамошнем театре. Без права переписки. А товарищ Шиваров сказал, что если я достану пластинки, у него будет повод переговорить с товарищем Берией о ее деле. Для меня сейчас главное — время.
Эрдман. Комната шестьдесят шесть.
Берков. Спасибо.
Возвращается от двери.
Я очень прошу простить мне мою смелость, но вы, товарищ, не могли бы тоже шепнуть пару слов товарищу Берии? Сами понимаете — артистка, легкомысленное существо, женщина, певица. И вдруг — пять лет. Нескладно как-то.
Эрдман. Да-да, понятно. Артистка есть артистка. А жена есть жена.
Берков. Вот именно, товарищ. Как вы прекрасно это выразили.
Эрдман. Боюсь, вы сильно переоценили мои возможности. Прошу извинить.
Эрдман выходит. Берков пытается заглянуть в бумаги, оставленные на столе. В боковых дверях появляется Шиваров.
Шиваров. Эх. Паша! Влезаешь как в хлев! Разве нельзя было снизу позвонить? Спросить?
Берков. Я звонил.
Шиваров. Да уж ладно. Принес пластинки?
. Так точно.
Шиваров (заметив отсутствие Эрдмана). А где?..
Берков. Кто?
Шиваров. Никто. Хороший ты мужик. Давай пластинки.
Берков. С запиской?
Шиваров. Нет необходимости. Ты мне симпатичен. Не хочу зря тебя мучить. Вот, читай.
Подает ему документ.
Берков. Что это?
Берков читает.
Шиваров. Копия. Даю тебе, чтобы знал, как я тебя ценю и уважаю. Это внутренний документ. Специально для тебя у начальника лагеря Барабанова выпросил.
Берков. Спасибо.
Берков. Но ведь она была в Воркуте.
Шиваров. Перевели ее.
. А куда девался дьявол?
Шиваров. Ты что несешь? Эй!
Бьет его по лицу.
. Он только что был здесь. Обещал помочь.
Шиваров. Берков! Ты себя нормально чувствуешь? Может, воды дать.
Берков
Берков садится. Входит Правдин.
Правдин. Пришел барон Штейгер.
Шиваров
Берков. Товарищ следователь! Я не до конца уверен, но мне кажется, что минуту назад я открыл принцип вечного движения.
Затемнение.