Часть вторая
Сцена 4
Артистический буфет во МХАТе. Буфетная стойка, за ней Ермолай (прототип в частности Фокича из «Мастера и Маргариты»), на стойке большой самовар, лампа с абажуром в форме тюльпана, Столики. Большая часть помещения погружена во мрак. Пусто. Из громкоговорителя звучит идущее на сцене третье действие «Вишневого сада». Ермолай готовит бутерброды с икрой и раскладывает их на блюде.
Из громкоговорителя: Любовь Андреевна. И музыканты пришли некстати, и бал мы затеяли некстати… Ну, ничего… (Тихо напевает.)
Шарлотта. Вот вам колода карт, задумайте какую-нибудь одну карту.
Пищик. Задумал.
Ермолай. Брысь! Брысь!
Пытается прогнать невидимого для зрителя кота.
Пошел отсюда! Аннушка! Аннушка!
Из подсобного помещения выходит Аннушка.
Ты чего мне кошек в буфет напустила!
Аннушка. А я тут что, к твоим кошкам приставлена?
Ермолай. Всю лососину сожрали!
. А я что, твою лососину охранять приставлена?
Ермолай. Черт бы их побрал!
Из громкоговорителя:
Шарлотта. Тасуйте теперь колоду. Очень хорошо. Дайте сюда, о мой милый господин Пищик. Ein, zwei, drei! Теперь поищите, она у вас в боковом кармане…
Пищик. Восьмерка пик, совершенно верно! Вы подумайте!
Ермолай, преследуя кота, разбивает чашку.
Ермолай. Вот проклятые, чертово племя! Может, уберешь здесь?
Аннушка. Потом приберу, Ермолай Онуфрич…У меня обед стынет.
Выходит.
Ермолай. Вот гангрена!
Исчезает за стойкой, чтобы собрать осколки разбитой посуды.
Из громкоговорителя:
Шарлотта. Говорите скорее, какая карта сверху?
. Что ж? Ну, дама пик.
Шарлотта. Есть! Ну? Какая карта сверху?
Пищик. Туз червовый.
Шарлотта. Есть!.. А какая сегодня хорошая погода!
Ей отвечает таинственный женский голос, точно из-под пола: «О да, погода великолепная, сударыня».
Вы такой хороший мой идеал…
Голос: «Вы, сударыня, мне тоже очень понравился».
Начальник станции. Госпожа чревовещательница, браво!
В буфет входит Качалов. На нем костюм Гаева. Ермолай не виден, но Качалов особым способом стучит по стойке, и на ней появляется стакан водки. Качалов стучит вторично, и появляется второй стакан водки.
Качалов. Выключи это!
Ермолай. Так ведь запрещено, Василий Иванович!
Качалов. Выключи!
Ермолай послушно прикручивает регулятор громкости. С этого момента действие сопровождается негромким бормотанием, которое иллюстрирует дальнейший ход представления.
Ермолай. Актер?
Качалов. Ермолай, Фадеев это секретарь Союза советских писателей.
Ермолай. Ах, этот! Заходил. Хотел выпить в кредит. Но он же не у нас работает.
Качалов. Так и ушел?
Ермолай. Да нет. Вроде еще где-то бродит по театру.
Качалов. Ты кровопийца, Ермолай! Как ты мог так поступить с товарищем Фадеевым?!
Ермолай. Так у него не было денег.
Встает
Качалов. О, маловер! Сидишь в этом своем буфете и разрушаешь советскую культуру. Как же так можно? И что это за буржуазный предрассудок — деньги. Вдохновение за деньги не купишь. Да ты вредитель!
Ермолай. Прошу покорно меня простить.
. Не прощаю. Буфетчику, отказавшему жаждущему артисту в столь необходимом подкреплении, не может быть прощения. Запомни навеки. За товарища Фадеева — если потребуется — я всегда заплачу. Запишешь на Качалова. Пиши: «Качалов платит за Фадеева». Сколько я тебе задолжал в этом месяце?
Ермолай. Сейчас посчитаю, Василий Иванович.
Качалов. Считай, считай, паразит. Тебе тоже зачтется.
Ермолай принимается считать. Качалов забирает стаканы с водкой и усаживается в углу. В помещение входит Эрдман.
Эрдман (не замечая Качалова, к Ермолаю). Извините, я, кажется, заблудился. К товарищу Немировичу-Данченко — это туда?
Ермолай. Назад по коридору, потом направо и налево.
Качалов (встает). Эрдман? Эрдман? Николай? Николай?
Эрдман (после паузы). Василий Иванович Качалов? Величайший советский актер?
Качалов падает перед Эрдманом на колени.
Качалов(Поднимается. Отводит Эрдмана в сторону. Шепотом). Я же ничего не знал! Я не хотел! Да знай я, что так получится, язык бы себе отрезал! (Снова на коленях).
Эрдман. Знаю, Василий, знаю. Встань, прошу тебя.
Качалов. Я искал тебя. Хотел хоть как-то…
Эрдман. Знаю, знаю, встань!
Качалов. Был у твоей жены, но она не захотела со мной разговаривать. За дверь вышвырнула.
Эрдман. Да встань же, пожалуйста! (Качалов встает). Вот и славно. А с женами сам знаешь, как бывает. Жена есть жена.
Качалов. Она рассказала, что я приходил?
Эрдман. Рассказала. И что ты ей деньги предлагал. А она и от меня не хочет брать денег.
. Не хочет? Но почему?
Эрдман. А потому, что союз наш распадается. (Пауза). Что ж, бывает.
Качалов. Понимаю. Выпьешь со мной?
Эрдман. Нет, Василий, я не пью.
Качалов. Бросил?
Эрдман. Слышал анекдот? На собрании лектор говорит: «Некоторых из-за пьянства даже жены бросают». А из зала спрашивают: «А сколько конкретно надо выпить?»
Качалов. Прошу тебя, друг, выпей со мной. Иначе мне будет казаться, что ты меня так и не простил. Хоть капельку.
Эрдман. Ты же знаешь: у нас, немцев, не слишком крепкие головы и из-за этого мы никак не решаемся начать, а уж если начнем, то никак не можем закончить.
Качалов. Ну, пожалуйста.
. Василий, пить вместе с тобой, это как играть на скрипке при Паганини. (Пауза). А, да что там — была не была!
Выпивают, обнимаются, целуются. Вбегает Берков в костюме Прохожего, слегка напоминающем Коровьева.
Берков. Мое почтение, Василий Иванович!
Качалов. Привет! Привет! Вот видишь, опять забыл принести пластинки. Записал на бумажке, а она куда-то запропастилась.
Берков. Тогда я вам, Василий Иванович, после спектакля еще раз напомню. А вы не забыли, что у вас еще встреча?
Качалов. А! С Сашей! Как же, как же. Только он куда-то исчез!
Берков. Пойду, поищу.
Берков выходит.
Качалов. Ты Сашу Фадеева знаешь?
Эрдман. Не очень, но знаю, кто это такой.
. Свой парень.
Эрдман. Да. Пришла молодая гвардия.
Качалов. Вот именно — пришла и куда-то ушла. А мы с ним здесь договорились встретиться. Насчет Булгакова.
Эрдман. Драматурга Булгакова?
Качалов. Совершенно верно. Актерский коллектив хочет написать обращение.
Эрдман. Кому?
Качалов (понизив голос). Генеральному секретарю. В собственные руки.
Эрдман. О чем?
Качалов. Булгаков тяжело болен.
Эрдман
Качалов. Написал пьесу о молодом Сталине.
Эрдман. Тоже слышал.
Качалов. Старается человек, как может. Пьеса, может, и не шедевр, но написана из лучших побуждений. Ну и у тех, что играли в «Днях Турбиных», возникла идея, чтобы товарищ Сталин как-нибудь его приободрил добрым словом. Возможно, ему тогда станет легче. А пьесу он мог бы доработать.
Эрдман. И Фадеев хочет вам помочь?
Качалов. Говорю же тебе — свой парень. А такое письмо лучше, если писатель набросает.
Эрдман. А вы самого больного спросили?
Качалов. К чему? Пусть это будет радостный сюрприз. Фадеев был вчера у Булгакова, а тот и скажи: «Я мчусь навстречу смерти». Саша страшно переживает. И мы, посоветовавшись, решили: надо что-то предпринимать.
Эрдман. А ты не боишься, Василий, что это может не понравиться?
Качалов. Николай, мое сердце у всех на виду! Артист, друг мой, не может долго раздумывать, ибо теряет свежесть. Пойдем в мою уборную. По дороге Сашу найдем, выпьем, поболтаем!
Эрдман
Качалов. Время еще есть. Мой выход только в конце третьего действия. Триста с лишним раз не удавалось мне купить вишневый сад, так и сегодня не удастся. Не переживай. А потом будет еще антракт.
Стучит кулаком по буфетной стойке. Ермолай тут же подает целую бутылку.
Припиши, Ермолай, припиши.
Берет тарелку с бутербродами.
Пошли!
Эрдман. Минутку. (К Ермолаю) По этому телефону можно позвонить в кабинет товарища Немировича-Данченко?
Ермолай. Можно.
Набирает номер и подает трубку Эрдману.
Эрдман. Контора? Я от коллектива. Да, коллектива. Как это — какого? Коллектива Всемирного Конфуза. От имени коллектива благодарю вас, товарищ, за предоставление места на балконе. Мы надеялись лично выразить вам благодарность, но возникла срочная необходимость в моем участии в консультациях по поводу дипломатической ноты. Примите самые искренние пожелания счастья в личной жизни и дальнейших творческих достижений. Больших вам успехов в труде!
Качалов. С ней надо поосторожнее.
Эрдман. Знаю. Kein Talent, doch ein Charakter![3]
. Святые слова!
Идет к выходу. В проходе появляется Берков. Он во фраке и выглядит усталым, участвовал в сцене танцев.
Берков. Разрешите напомнить, Василий Иванович! Не забыли о Рахманинове?
Качалов. Помню. Память у меня пока хорошая.
Махнув рукой, Качалов выходит вместе с Эрдманом.
Берков (к Ермолаю). Кто это был? Тот, второй?
Ермолай. Не знаю. Вроде то ли делегат, то ли консультант.
Берков. Консультант?
Ермолай. Качалов так уж перед ним стелился. На колени падал. Его Гертман зовут, или Эртман.
Берков. Немец?
Ермолай«к». Вроде бы нота дипломатическая.
Берков. Нота? Что ж ты, Ермолай, такой невнимательный?
Ермолай. А мне дипломатия ни к чему. Я деньги считал. Качалов велел расчет приготовить. Тебе бы тоже не грех на свой счет взглянуть. Второй месяц висишь.
Берков. Я все улажу. Вот получу зарплату и улажу. А вот на твоем месте я бы печень обследовал.
Через сцену проходит Ольга.
Ермолай. Тоже врач нашелся.
Берков. Проверь свою печень, Ермолай, от души советую.
Ермолай. Павел Петрович, какой-то ты чудной сегодня. Дыхни-ка.
Берков. Да не пил я. Просто один мой знакомый врач, неплохой специалист, считает, что у тебя могут быть неприятности со здоровьем именно из-за печени.
Ермолай. А откуда он меня знает?
Берков. Да, господи, ну видел он тебя, видел. Ты же безвылазно здесь сидишь. А он иногда заглядывает к нам в театр.
. Специалист? Врач?
Берков. Вижу, зря я начал этот разговор.
Ермолай. А он откуда, этот специалист? По какой части? Как фамилия?
Берков. По части черной магии.
Ермолай. Да ну тебя к черту!
Входит Елена.
Елена. Добрый вечер! Привет, Паша, и как прошло?
Берков. Потихоньку, Елена Сергеевна, я уже отыграл свою великую роль.
Елена (к Ермолаю). Я, вообще-то, к вам. Хотела купить банки из-под огурцов. Такие высокие.
Ермолай. Они не продаются.
Берков. Что значит «не продаются»?
. Нельзя. А все спрашивают.
Берков. А ты, значит, не даешь?
Ермолай. Не имею разрешения продавать.
Берков. А на то, что держишь дома под полом, разрешение имеешь? А то моему знакомому специалисту по твоей печени тоже это известно, только он пока молчит.
Пауза.
Ермолай. Сколько?
Елена. Мне бы несколько штук… Шесть, семь.
Ермолай. Пойду, поищу.
Выходит.
Елена. Как тебе это удалось?
Берков. Это не я, Елена Сергеевна. Это все Булгаков. Он знает толк и в буфетчиках, и в том, что они хранят под полом.
Елена. А… Совершенно верно!
Вбегает Ольга.
Ольга
Берков. А что случилось?
Ольга. Не знаете, что вам следует играть на бильярде?
Берков. Где?
Ольга. За сценой, Берков, за сценой!
Берков хватается за голову и выбегает.
Ольга (кричит). Ермолай! Ермолай!
Входит Ермолай с банками.
Почему звук выключен?
Ермолай. Велели выключить, Ольга Сергеевна.
Ольга. Выключать звук во время спектакля категорически запрещено. Под угрозой выговора.
Ермолай. Василий Иванович велел приглушить.
Ольга. Да хоть бы сам Владимир Иванович приказал выключать звук. Требуйте приказа в письменном виде! Понятно? Письменного приказа! А если из-за этого спектакль прервется, оплатите стоимость отмененного представления! В театре подобные вещи недопустимы! Недопустимы! Недопустимы!
Сильно ударяет ладонью по буфетной стойке, и перо, которым Ермолай делал подсчеты, впивается ей в руку.
Запрещаются!
Елена. Оля, дай я вытащу!
Вытаскивает из ладони Ольги перо.
Здесь есть спирт?
Ермолай. В буфете нет ничего спиртного.
Ольга. Убийцы! Ермолай! Да включи же звук и принеси из аптечки перекись водорода!
Ермолай включает звук и выбегает. Текст из громкоговорителя и реплики Ольги перемежаются.
Из громкоговорителя:
Лопахин. Что ж такое? Музыка, играй отчетливо! Пускай всё, как я желаю!
Ольга. Бандиты! Без меня этот театр развалится в пять минут.
Елена. Оля, да не стоит так нервничать!
Из громкоговорителя:
Лопахин
Ольга. Я устрою скандал на всю Москву.
Высасывает кровь из раны, стонет от боли.
Елена. Оля! Успокойся!
Ольга. Не знаю, что мне теперь говорить Немировичу?
:
Аня. Пойдем со мной, пойдем, милая, отсюда, пойдем!.. Мы насадим новый сад, роскошнее этого, ты увидишь его, поймешь, и радость, тихая, глубокая радость опустится на твою душу, как солнце в вечерний час, и ты улыбнешься, мама! Пойдем, милая! Пойдем!.. (Слышатся аплодисменты на конец действия)
Елена. Ну, видишь, все в порядке.
Ольга успокаивается, пудрит нос.
Ольга. Ты права. Ну, может, не было слышно стука бильярдных шаров из-за сцены. Ни и что, не такая уж трагедия. У этого Паши реакция не слишком быстрая, но свое место в коллективе знает.
:
Помреж. Конец третьего действия. Антракт двадцать минут. Василий Иванович Качалов! Ради бога, Василий Иванович, почему вы не вышли на сцену?
Ольга. Что?!
Вбегает радостный Берков.
. Ольга Сергеевна, просто не знаю, как вас благодарить! Благодаря вам я успел! Схватил кий аккурат в тот момент, когда Яша говорит «двадцать два несчастья», и ударил по шару.
Ольга. Как?
Берков. Благодаря вам я успел сделать звук бильярдных шаров, доносящийся из другой комнаты.
Ольга
Берков. Качалов? Что-нибудь случилось?
Ольга. Ты слышал, что сказал помреж?
Берков… Зато успел попасть по шару… бах — цок, цок, цок!
Ольга. Качалов не вышел на сцену.
Берков. Боже мой!
Ольга. Качалов не вышел на сцену. Во время моего дежурства.
. Господи, что же будет?
Ольга. А через минуту здесь появится Книппер! Елена, умоляю! Уйди ко мне в контору… или еще куда-нибудь!
Елена выходит.
Берков, найди Качалова!
Ермолай!
Ольга прикладывает палец к губам, Ермолай понимающе кивает. Входит Книппер в костюме Раневской, следом вбегает Помреж с пузырьком в руке.
Книппер. Предатели! Все вы предатели! А хуже всех эта корова из предбанника! Эта рабыня Немировича! Все интриги плетут! Унижают! Издеваются! Разрушают! Уничтожают! Они всё уничтожат! Разрушают наследие Чехова! Глумятся над нашим трудом! Подавляют, втаптывают в грязь! Плюют на могилы! Удушают вдохновение в самом зачатке!
Ольга Сергеевна, я понимаю, что вам приятнее проводить время вашего дежурства в буфете, но не откажите мне в любезности объяснить, как могло случиться, что этот проклятый шут, этот напыщенный декламатор, это ничтожество, опустившийся пьяница не вышел на сцену? Притом в наиответственнейший момент моей роли?
Ольга. Пoпрошу на меня не кричать, Ольга Леонардовна!
Книппер. А я ни на кого не кричу! Я ни на кого не кричу! Мне только хотелось бы надеяться, что в этом театре, несмотря ни на что, есть вещи пока еще недопустимые. И что в отношении особ, виновных в грубом нарушении внутреннего распорядка, будут сделаны самые суровые выводы. Включая увольнение с занимаемой должности! Независимо от того, кто какие имеет заслуги и кто перед кем выслуживается и подхалимничает! Независимо от того, в скольких колхозах декламировал Маяковского, для кого вприсядку плясал на банкетах. Невзирая на количество орденов и государственных наград, полученных за свое третьесортное, дешевое, манерное актерство!
Качалов. Ольга, прости, молю тебя! Смотри, крестом стелюсь я у твоих ног!
Падает крестом, но приподнимается, чтобы говорить далее.
Ну, виноват, виноват. А все из-за того, что хотел разыскать Сашу Фадеева, секретаря Союза писателей. Ну ты знаешь — мужа нашей Ангелины Степановой. А он исчез, понимаешь ли. Как сквозь землю, дьявол. И тут вдруг слышу голос Андрея: «Ради бога, Василий Иванович, почему вы не вышли на сцену?» Сама ведь знаешь — это всего лишь на момент, но такой важный, чертовски важный для моей роли. Палец дал бы себе отрубить, чтобы этого не случилось! Да что палец — руку бы отдал!
. Пил?
Качалов. Я? На спектакле? Ты же меня знаешь — мои железные принципы. После спектакля — хоть залейся. Но перед — никогда в жизни!
Книппер
Качалов. Вырви мое сердце — твое право! Но не обвиняй меня, ибо я абсолютно трезв! Я свою норму знаю.
Книппер. Это ты сейчас со страху протрезвел.
. Да не в этом дело! Не в этом! Все из-за той суматохи. Нельзя в театр пускать посторонних.
Книппер. Посторонних? Здесь были посторонние?
Качалов(Пауза). Да нет, не было никого. Только Саша Фадеев. Да и тот исчез. Чертовщина какая-то. Был и исчез.
Из громкоговорителя:
Помреж
Книппер. И как мне теперь играть, как мне играть дальше? Я буквально плыла на волне внутренней сосредоточенности, зал слушал меня в таком напряжении. А мне казалось, что я прикасаюсь к чему-то священному, самому прекрасному. И внезапно — тишина. Знаешь, сколько эта тишина длилась? Вечность! Тысячи лет!
Качалов. Убей меня сейчас, ну убей! Ведь того, что случилось, не вернуть! Что бы я ни делал!
. Будь жив Константин Сергеевич, ты бы ни за что себе такого не позволил! Этика! Именно в этом и состоит этика! Кто допускает подобное поведение, не уважает ни себя, ни свое ремесло.
Книппер выходит, собравшиеся было зеваки исчезают. Качалов кричит ей вслед.
Качалов. Знаю, знаю, этика! Убить себя готов!
Звук в моей уборной почти не слышен. Должно быть, что-то не в порядке… а этот в буфете хрипит как не знаю что… впрочем, хватит об этом!
Ольга. Я передам мастерам.
Качалов. Да, мастера, каких поискать! Разве не мог этот Андрей добежать до моей уборной? Раньше-то ничего ведь не было, всех этих аппаратов, сооружений, изобретений, громкоговорителей, черт знает чего! Помреж прибегал и стучал: прошу, мол, на сцену. А теперь… никто задницей не пошевелит.
Ольга
Качалов. Прошу прощения, Ольга Сергеевна. У меня аж руки трясутся. Я сильно разнервничался.
Из громкоговорителя:
Помреж
Качалов. Вот — прошу! Я же говорю — сидит себе и покрикивает, как на каторжников. И эта тоже хороша! Воспитывать меня взялась! Чтобы я и не знал, что есть этика. Чехова замучила. Станиславского замучила, теперь моя очередь. Один раз за пятьсот с лишним представлений… нет, она больше не должна играть эту роль. Это становится смешно. Ну, не успел… отвлекся на мгновение и не успел.
Берков. А у меня получилось. В последнюю секунду, и все же успел.
. Потому что ты, братец, в первый раз. А я, братец, в этой пьесе еще Трофимова играл… тридцать пять лет тому назад.
Берков. Знаю. Прекрасная роль. А тот иностранец, разрешите узнать, это кто?
Качалов
Берков. Тот, что с вами выходил, когда я вторично о пластинках напоминал. Тут с вами стоял. Еще стакан держал.
Качалов. Ермолай, разве тут кто-нибудь был? И еще пил со мной?
. Что-то не припомню.
Берков. Ну как же! Ты же сам говорил — какой-то делегат или консультант.
Ермолай
Берков. Гердман, Ольдман или еще как-то. Говорил, что немец. Звонил еще Ольге Сергеевне.
Качалов. Вам что-то померещилось, товарищ Берков. Я во время спектакля не пью. Никогда и ни с кем.
Берков. Ольга Сергеевна, он же звонил к вам в контору.
Ольга. Вотан Вольдман? Да ты что, Павел! Наверное, начитался разных глупостей. Вотан — это древнегерманский верховный бог.
Пожимает плечами.
Выходит.
Берков. Ермолай, я ничего никому не скажу. Был здесь кто-нибудь или не был?
Ермолай
Берков. Ты уж извини, зря я тогда пугал тебя этой твоей больной печенью. Ты на меня обиделся, а то была просто… ну такая литературная фантазия.
Ермолай. А врач-специалист — тоже фантазия?
. Тоже.
Ермолай. Вот видишь — специалист фантазия и консультант фантазия.
Берков
Ермолай. Кого?
Из громкоговорителя:
Помреж
Затемнение.
Примечания
3. Не талант, зато с характером. (нем.). «Атта Тролль».