4
В. Я. Виленкин одаривал артиста Р. с не заслуженной им щедростью.
14 ноября 1962 года Виталий Яковлевич представил Р. А. А. Ахматовой, а ровно через месяц, 14 декабря, вручил сборник пьес М. А. Булгакова. Если учесть, что этот месяц был началом жизни Р. в БДТ, можно понять, какие надежды на него возлагались…
В 1962-м появились, наконец, булгаковские книги «Жизни господина де Мольера» в серии «Жизнь замечательных людей» («Молодая гвардия») и «Пьесы» («Искусство»). Достать их было крайне трудно, тем дороже и символичнее выглядел жест дарителя.
Предисловие к «Пьесам» написал Павел Александрович Марков, который вместе с Виленкиным много лет работал в литературной части МХАТа, и экземпляр для артиста Р. добывался по блату именно через Маркова. Ему новоявленный ленинградец был представлен несколько позже.
«Милый Володя , – надписывал книгу Виленкин, – мне очень хотелось бы, чтобы Вы когда-нибудь сыграли булгаковские роли, – ну, хотя бы в первых трех из этих пьес, моих любимых».
Пьесы шли в таком порядке: «Дни Турбиных», «Бег», «Кабала святош».
Не довелось, дорогой Виталий Яковлевич, виноват, как видно, не судьба!.. Примите это скромное сочинение как попытку оправдания или репетицию роли… Какой?.. На какую назначите…
В течение многолетней и верной дружбы Виленкин стал постепенно рассказывать артисту Р. о своем общении с Булгаковым, первых слушаньях «Мастера и Маргариты» и даже о том, как они вместе с Марковым от имени МХАТа подбивали Михаила Афанасьевича на создание пьесы о Сталине. Теперь это ни для кого не секрет: опубликованы дневники Елены Сергеевны и воспоминания самого Виленкина, но тогда, в 60-х и позже, многое передавалось лишь пошепту и под честное слово…
Тайная тревога, а может быть, и боль Виталия Яковлевича была в том, что несведущим могло показаться, будто они с Марковым толкали Булгакова на трудный, бесплодный и даже опасный путь. Между тем такого пути для Михаила Афанасьевича не существовало, да и они с Павлом Александровичем думали только о творчестве. Булгаков не умел писать плоско и плохо, а отношения с тираном составляли тяжелую часть внутренней жизни писателя.
И правда, поддерживал Виленкина артист Р., у Булгакова мог возникнуть масштабный и глубокий образ властителя наподобие Юлия Цезаря, Генриха IV, Ричарда III, наконец!.. Сталин потому и остановил работу над «Батумом», что побоялся приближения к своим убийственным тайнам!.. Не только Булгаков, но и Пастернак пытался заглянуть в эту мрачную бездну. Недаром же он хотел поговорить с «пастырем» «о жизни и смерти». Разве осмыслить и запечатлеть – это не задача для художника?..
И, находя понимание в артисте Р., Виталий Яковлевич доставал из буфета графинчик и звал его к столу…
19 октября, в день Лицейской годовщины, Е. И. Чесноков высылает М. А. Булгакову еще 700 рублей.
Письмо М. Булгакова крупно и разборчиво написано синим карандашом на двух сторонах обыкновенной блокнотной страницы в линеечку. Р. показалось, что Михаил Афанасьевич держал в руках один и тот же карандаш – с одной стороны красный, а с другой – синий, были такие двусторонние карандаши фабрики «Союз». Впрочем, нельзя исключить, что пользовался он и двумя разными: красным правил договор, а синим сообщал вот что.
ЦГАЛИ, ф. 268, оп. 1, ед. хр. 63.
27 октября 1931 г., Москва.
Уважаемый Евгений Иванович!
1) Сообщаю БДТ, что «Мольер» получил литеру «Б» [виза ГРК от 25. X. 31 г. за прежним № 2029/н имеется на моем цензурованном экземпляре].
2) Прошу Вас в пункт 2-й нашего договора на «Мольера» после слов «до какого времени автор обязуется не издавать ее» внести слова «в СССР».
3) Прошу БДТ не выдавать без моего разрешения для чтения каким-либо лицам вне БДТ экземпляр «Мольера», т. е. прошу помочь мне охранить «Мольера» от списывания и утечки.
4) Собираюсь в Ленинград, но не знаю, когда удастся это – полагаю в середине ноября.
5) Вы, Евгений Иванович, забыли у меня свои калоши!
Жду срочного ответа. Привет театру.
М. Булгаков. Б. Пироговская, 35а, кв. 6
Письмо – карандашом?
Это кажется странным, но в этом – правда времени…
Вот что писал Михаил Афанасьевич Попову по поводу бумаги и чернил: «…убили Вы меня своей бумагой, на которой пишете. Ай, хороша бумага! И вот, извольте видеть, на какой Вам приходится отвечать! Да еще карандашом. Чернила у меня совершенно несносные» [13] .
ЦГАЛИ, ф. 268, оп. 1, ед. хр. 63, № 1915. 4 ноября 1931 г.
Многоуважаемый Михаил Афанасьевич!
Извините, что не писал. Каждый день собирался, но, очевидно, нужен был стимул в виде Вашего письма, чтобы привести свое намерение в исполнение. С удовольствием исполняю Вашу просьбу относительно договора, шлю Вам его в приличном виде, а не написанным моим бездарным почерком. Один экземпляр соблаговолите, подписав, выслать в театр, а старый договор уничтожьте [14] …
Если стиль – это человек, то Е. И. Чесноков со своим «соблаговолите» и интеллигентной самоинвективой по поводу «бездарного почерка» производит безусловно приятное впечатление.
Очевидно, Булгаков его послушался и рукописный вариант упразднил…
… Причем дважды: для театра и автора…
Ундервуда в квартире уже не было, а без договора пом. директора возвращаться права не имел, торопился…
Д. М. Шварц, ссылаясь на П. А. Маркова, не раз утверждала, что в борьбе за лидерство завлит-патриот обязан идти на все, не считаясь со средствами. В доказательство она приводила случай, когда завлит Центрального театра Советской армии, X, известный как мужчина, завел роман с завлитом другого московского театра, Y, известной как женщина, отчего экземпляр пьесы А. Штейна «Океан» и право первой постановки в Москве перешло к Театру Советской армии…
Теперь наши новости: ставит «Мольера» наш главный режиссер К. К. Тверской, художник М. З. Левин, Мольера играет Н. Ф. Монахов, Бутона – В. Я. Софронов, Людовика — [Л. А.] Кровицкий. Напишу подробнее о распределении в ближайшие дни. 5-го сего ноября «Мольер» читается на репертуарно-производственном секторе нашего худ. – полит. Совета. Напишите, уважаемый Михаил Афанасьевич, когда собираетесь к нам в Ленинград. Нужно бы использовать Ваш приезд для зачитки «Мольера» на более широкой аудитории. Пока всего хорошего. Пишите. Поздравляю с литерой «Б».
Привет Любови Евгеньевне.
Уважающий Вас [Чесноков]
Окончательно выправленный и перепечатанный в театре договор выглядит как образец и для директоров, и для авторов.
Пушкинский дом, ф. 369, № 163.
Договор [15] …
1931 года, октября «12» дня, мы, нижеподписавшиеся: Дирекция Ленинградского Государственного Большого Драматического театра в лице помощника директора Чеснок ова Евгения Ивановича, именуемая в дальнейшем «Дирекция», с одной стороны, и Булгаков Михаил Афанасьевич, именуемый в дальнейшем «Автор», с другой стороны, заключили между собой настоящий договор о нижеследующем.
1. Автор предоставляет Дирекции монопольное право постановки и публичного исполнения на сцене ГБДТ и других сценах в городе Ленинграде драматургического произведения своего под названием «Мольер» в 4 (четырех) актах.
2. Дирекция обязуется осуществить постановку пьесы, указанной в п. 1 сего договора, начиная с сего числа в срок до 1 ноября 1932 года, до какого времени Автор обязуется не издавать ее в СССР.
3. За предоставленное в п. 1 сего договора право постановки пьесы «Мольер» Дирекция уплачивает Автору при подписании сего договора 1200 (одну тысячу двести) рублей.
4. Помимо суммы, указанной в п. 3 сего договора, Дирекция уплачивает авторский гонорар за публичное исполнение пьесы в размере, установленном законом с фактических, за вычетом налогов, сборов.
5. Экземпляр пьесы, скрепленный своею подписью, автор передает Дирекции при подписании сего договора.
6. Автор обязуется никакому другому театру в городе Ленинграде пьесу «Мольер» для постановки не давать и постановки ее не разрешать в течение того времени, пока пьеса «Мольер» идет в ГБДТ.
7. Указанные в п. 3 сего договора деньги в сумме одной тысячи двухсот рублей Дирекция обязуется перевести в адрес Автора телеграфом или каким-либо другим способом не позднее 20 октября с. г.
Дирекция – Ленинград, Фонтанка, д. 65;
Автор – Москва, Б. Пироговская, д. 35а, кв. 6.
9. Настоящий договор заключен в 2 (двух) экземплярах, из коих один хранится в делах Дирекции, а другой – у Автора…
– Эдик, – сказал Р. Кочергину, – знаешь, в 1931 году художником «Мольера» должен был быть Левин Эм Зэ…
– Шикарный художник! – сказал Кочергин.
– Левин был конструктивистом, – убежденно сказал Изиль Заблудовский.
Изиль поступил в студию в 1944 году, тогда же был включен во вспомогательный состав и тайно отметил шестидесятилетие работы в БДТ.
У него единственная весь век жена Кира, по счастью, никогда не работавшая в театре, и двое самостоятельных сыновей. Старший – инженером-строителем в Америке, а младший – в популярном ансамбле «Секрет».
Никто лучше Заблудовского не знает даты рождения наших коллег, никто не осведомлен в истории искусств, как он. Живопись и рисунок ценит он, как настоящий знаток…
– Изиль, я не ошибаюсь, ты играл в «Мольере» Брата Силу, а Брата Верность – Толя Гаричев, да?..
– Да, – уверенно сказал Изиль и тут же добавил. – Впрочем, может быть, Брата Силу играл как раз Толя, а Брата Верность – я.
– Конечно, – сказал Р. – Одно из двух…
Толя Гаричев ушел из театра давно, ушел твердо уверенный в недооценке своего дарования и заслуг. В этом убеждении его постоянно поддерживала жена Инна. А потом она не прошла голосования на худсовете и должна была из театра уйти. Подробности процедуры из памяти артиста Р. как-то исчезли, и ему пришлось, как всегда, уточнять у Заблудовского.
Оказалось, что ежегодно пятая часть труппы проходила голосование. В течение пяти лет такой тест прошел весь состав. Большинство худсовета поднимало руку или отмечало бюллетень: нужен, не нужна…
За Инну голосовало меньшинство, и она оказалась вне театра.
Поговаривали, что Инна убеждала Толю в его гениальности, в том, что он равен одному Товстоногову, а себя считала актрисой не меньше Дорониной. И Гаричев стал говорить с Гогой на равных, а с другими – свысока. С кем, например?.. Например, с Заблудовским… И хотя Заблудовский – человек вполне демократичный, он не любил, когда с ним говорили свысока…
После разговора с Изилем Р. перечитал сцену «Кабалы», и ему показалось, что Брата Силу играл все-таки Гаричев, артист с низким голосом, лысый и коренастый, а Брата Верность – Заблудовский – высокий, худой, теноровый. Хотя Юрский мог пойти от противного и Брата Верность дать Толе, а Брата Силу – Изилю…
Много лет Гаричев провел в гримерке «на троих» с Юрским и Басилашвили и всегда проявлял себя не только как артист, но и как художник. В свободное время он рисовал портреты, наброски, шаржи, а иногда даже на репетиции его можно было заметить с рисовальной тетрадью в руках.
Занимали его довольно часто. Вот и в «Розе и кресте» он уверенно сыграл роль Капеллана. А когда Толя ушел вслед за Инной, Р. ввел на роль Капеллана Мишу Данилова…
Потом Гаричева можно было встретить в садике напротив Александринки с мольбертом, тушью и альбомом рисунков.
Потом по сходной цене у него можно было купить талантливый эскиз аникушинского Пушкина или балерины в полете.
И Толя всю жизнь любил одну ее…
Что-то еще задело Р. в ответе Евгения Ивановича Чеснокова… Что-то еще… Ах да, калоши!..
Почему он ни слова не пишет Булгакову о судьбе собственных калош?..
Евгений Иванович, товарищ Чесноков, как же так?..
Неужели Вам безразлична судьба этой пары, забытой в прихожей Михаила Афанасьевича?.. Вернулась ли она к Вам?..
Не у кого спросить, вот беда!.. Разве только вопрос долетит до самого Чеснокова… Повышаю голос…
Так что же, Евгений Иванович, вернулись к Вам Ваши калоши?!
И если вернулись, каким путем?..
По железной дороге, с оказией?..
Или остались на всю осень, а то и на зиму в прихожей у Булгакова?..
И не казнила ли Вас жена за беспутную забывчивость?..
Как в Ленинграде жить без калош в дождливом октябре!..
И ведь, страшно подумать, но если они вдруг подошли по размеру и сам Михаил Афанасьевич обдуманно или по рассеянности надел их и прошел по мокрой Пироговке, что тогда?..
А тогда, дорогой Чесноков, они превратились в музейный экспонат и обессмертили Ваше имя и Ваши стопы!..
Обещаю, что, со своей стороны, стану неусыпно разыскивать ваши мокроступы, а найдя, начну ходатайствовать перед зав. музеем БДТ Вениамином Наумовичем Капланом о выставлении бессмертных калош непосредственно перед публикой и прямо под гоголевскою шинелью!..
Вот Вам, господа, гоголевская шинель, а вот булгаковские калоши!..
– Венечка, вы, конечно, знаете, как задробили «Мольера» в начале 30-х годов? – спросил Р. названного главу музея.
– Конечно, Владимир Эммануилович, – сказал Каплан. – Там Вишневский перекрыл кислород… Мне кажется, где-то в библиотеке был даже экземпляр пьесы… И я помню, на нем эпиграф на французском языке…
– Да, – сказал Р. – «Для его славы уже ничего не нужно. Но он нужен для нашей славы» . Надпись на бюсте Мольера… Попробуйте найти экземпляр!..
– Хорошо, постараюсь… Там главную роль, мне кажется, играли Монахов и Шапиро. Монахов хитрил, а главным идеологом был директор… Но когда против «Мольера» выступила «Красная газета», это было для них как шлагбаум: за черту не заходить!..
– Может быть, есть еще какие-то документы?..
– Документов в театре нет никаких. Но я все время читаю журналы, «Жизнь искусства», «Рабочий и театр», они постоянно давали хронику, и историческая картина ясна… Мне кажется, Шапиро был политкомиссаром… Но и Монахов вел себя выдержанно. Сын ламповщика, депутат Ленсовета… Хотя его, конечно, ущемляли… Жена была арестована. А до этого скакала на лошадях, как амазонка…
– Да, да, вспоминаю! – сказал Р. – Мне про нее рассказывал Карнович-Валуа, сосед по гримерке… Как же я не записал!.. Но вот что помню… Жена была намного моложе, очень красивая, он ее баловал… Потом появился какой-то чекист… Возник роман… Взяли чекиста… Потом ее… Монахов затосковал, умерла собака… И он скончался, сидя на балконе… Не то дома, не то на даче… Совершенно один… Факт или легенда?..
– Этого я не знал, – задумчиво сказал Веня. – Но есть фотография, как чествовали Монахова по поводу тридцатипятилетия творчества… Там пионеры, военные, начальство… И похороны были очень пышные, везли по Невскому, с конной милицией, провожал весь город… А могила в нескольких шагах от Гоги…
Ни в 1930, ни в 1931 годах Николай Федорович ни одной роли не сыграл, и «Мольера» брали, конечно, для него.
Сегодня трудно даже вообразить то бесспорное верховенство и безупречное первенство, которое отдавалось ему, создателю и столпу Большого драматического. Королем в театре был он, и один он.
Рувим Шапиро писал в юбилейном сборнике Монахова: «Он все время стоит в самом центре строительства театра, как член правления, управляющий, председатель Художественного совета».
Между тем когда Монахову поручили принять участие в создании БДТ, он «согласился с условием, что по окончании организационного периода он будет в театре работать исключительно как актер» [Курсив мой. – В. Р. ] [16] .
В книге воспоминаний Н. Ф. Монахова, над которой трудились и С. С. Мокульский («Литературная редакция»), и С. К. Абашидзе («Художественная редакция»), голос Николая Федоровича время от времени явственно различим, и нас покоряет обаяние художника-самородка, в чем-то наивного, в чем-то лукавого, но главное, светлого и мужественного человека.
О «Мольере» в книге, разумеется, ни звука, но вот что там есть.
«Так как в течение 1930 года у меня не было работы над новыми ролями [Конечно, Монахов. – В. Р. ], то это дало мне возможность уйти с головой в общественную работу [Конечно, Абашидзе. – В. Р
[…] В 1931 году среди моих работ по театру не было ни одной, которая художественно захватила бы меня [Монахов. – В. Р. ]. И опять общественная работа наполнила мою жизнь [Абашидзе. – В. Р .].
[…] Осенью 1932 года после длительного актерского бездействия я впервые сыграл Егора Булычева» [17] …
Ни в одном обсуждении булгаковского «Мольера» Николай Федорович участия не принимает, но его заинтересованное молчание хорошо прослушивается.
1978. 17/XI-31 Директору Государственной публичной библиотеки [18]
Культсектор ГБДТ настоящим обращается к Вам со следующей просьбой: театром начата работа по постановке пьесы М. Булгакова «Мольер». Для работы над этой пьесой необходимы разного рода материалы (иконографические, критические работы, разного рода исторические исследования), освещающие: а) век Людовика XIV; б) самого Людовика XIV, театр XVII века; в) жизнь самого Мольера…
за эти материалы…
Зав. Культсектором /С. Абашидзе/
Консультант /Б. Мазинг/
Такое же письмо с просьбой об иконографических материалах и помощи «опытными специалистами» в деле устройства выставки «Мольер и его время» С. Абашидзе и Б. Мазинг отсылают и директору Эрмитажа.
«Мольера играет Монахов». На Булгакова делалась ставка, и, судя по письмам в Эрмитаж и Публичку, дирекция была почти убеждена, что спектакль состоится.
Сергей Константинович Абашидзе – театровед и музейщик, «изучал» нового зрителя. Он был создателем и директором театрального музея в БДТ (1929–1935). Он же первым руководил театральными журналами «Еженедельник Академических театров», «Театр» и «Рабочий и театр». Позже, очевидно, вслед за Шапиро, перешел в Мариинский театр и там снова руководил музеем. Абашидзе – тоже своего рода Лагранж. Он хорошо знал, о чем следует умолчать, а что – выписать курсивом.
«Пользуюсь, кстати, случаем, чтобы подчеркнуть, – сообщал читателям своей книги Монахов – что самая инициатива издания моих воспоминаний и организация всей этой сложной работы полностью принадлежит музею театра и персонально С. К. Абашидзе» [19] .
Нужно сознаться, что к этому петербургскому грузину Р. относился с особой приязнью, так как именно он первым предложил назвать Малую сцену БДТ именем Александра Блока.
Ну да, дело не вышло ни у Абашидзе, ни у артиста Р. …
Но ведь старались же [20] …
13. Чудакова М. С. 356.
14. Эта часть письма публикуется впервые.
15. Публикуется впервые.
–1926. Л., Academia, 1926. С. 65.
17. Монахов Н. Ф. Повесть о жизни. Большой драматический театр. Ленинград, 1936. С. 231–232.
18. Публикуется впервые.
19. Монахов Н. Ф.
Рецептер В. Хроника юбилейного спектакля (Перед премьерой) // Звезда. 2001. № 7.