"НО НЕ СОРВАТЬ ВЕНКА СО СЛАВНОГО ЧЕЛА..."
Кто из нас не зачитывался в детстве романами Вальтера Скотта, не восхищался благородством его героев! Даже в таком возрасте с трудом верилось в то, что можно встретить подобных рыцарей в жизни. Но шотландский писатель находил их, что самое интересное, среди наших соотечественников. Гусарский офицер, отчаянный храбрец Денис Давыдов был его романтическим героем…
Осенью 1827 года Денис Васильевич не без удивления обращался к Александру Сергеевичу Пушкину: "Мне писал племянник мой Василий Петрович Давыдов, который учится в Эдинбурге, что он часто видится с Вальтером Скоттом и часто бывает у него в деревне. Что Вальтер Скотт долго его обо мне расспрашивал и показывал ему портрет мой, находящийся у него в кабинете".
Трудно сказать, какой именно портрет находился в кабинете Вальтера Скотта, но тот, о котором пойдет речь в этой публикации, хотя и очень известен, вызывает споры искусствоведов уже полвека. Картина Ореста Кипренского, изображающая молодого гусара в красном с золотом ментике, долгое время не вызывала ни у кого никаких сомнений в ее герое: горделивый поворот головы, задумчивые глаза, смуглое лицо, черные кудри, алые губы, ослепительно-белые чакчиры и тяжелая походная сабля. Ну конечно, это он - Денис Давыдов. Да и подпись говорит об этом.
Много лет репродукция этой картины висела на бревенчатой стене нашей дачи. С годами репродукция выгорела на солнце, потускнела, покоробилась. Тогда кто-то из домочадцев купил новую репродукцию. Велико же было удивление всех нас, когда под портретом мы прочли: Евграф Владимирович Давыдов. Что это - типографская ошибка?..
Так получилось, что вскоре судьба счастливо привела меня в гости к правнуку Дениса Васильевича - Льву Денисовичу. Оказалось, что он, как и многие исконные москвичи, живет в новом районе - Орехово-Борисово. Я разыскала его в одной из бесчисленных жилых башен. Так я оказалась в гостях у продолжателя знаменитого рода, чьи корни уходят в Золотую Орду к мурзе Минчаку Давыду. Далекая история вдруг ожила в этом человеке, так просто и легко называвшем имена своих доблестных пращуров.
"Поэт, рубака, весельчак…"
Лев Денисович, седой, голубоглазый, невысокого роста человек с удовольствием рассказывал о своем знаменитом прадеде, о его не слишком удачной военной карьере. Впрочем, он был истинным воином и за тридцать лет службы прошел ратным путем немало стран: Швецию, Финляндию, Польшу, Германию, Францию; партизанил в лесах России и Белоруссии; воевал на Кавказе. Да еще находил время для стихов. А сколько их было посвящено боевым друзьям…
Выпьем же и поклянемся,
Что проклятью предаемся,
Если мы когда-нибудь,
Шаг уступим, побледнеем,
Пожалеем нашу грудь
И в несчастье оробеем…
- Сын Дениса Васильевича - Вадим, - рассказывал Лев Денисович, - был генералом и участвовал в Севастопольской кампании. Один из братьев моего прадеда, Алексей, семь раз был ранен при Аустерлице, попал в плен, бежал. Дядя Дениса Васильевича, Алексей Петрович Ермолов, с 1816 по 1827 год был наместником Кавказа. Дочь гусара, Юлия Денисовна, поддерживала хорошее знакомство с Федором Михайловичем Достоевским. Славный род Давыдовых, связавший свою судьбу со всеми трудностями, выпадавшими на долю Отечества, может гордиться и двоюродным братом Дениса Васильевича, декабристом Василием Львовичем Давыдовым. Его внук, Александр Давыдов, а по другому деду - Трубецкой, внук обоих декабристов, участвовал в русско-японской войне. Позже поселился в Крыму в своем имении Саблы. Авторитет его среди крестьян был столь велик, что после революции они предложили ему возглавить созданный ТОЗ - товарищество по совместной обработке земли. Он, большой знаток сельского хозяйства, согласился. Однако этот уникальный союз - бывший помещик, ставший председателем ТОЗа, - продлился недолго. Гражданская война вынудила Александра Петровича Давыдова покинуть Родину и навсегда уехать во Францию.
Льву Денисовичу, как и его прадеду, "поэту, рубаке, весельчаку", тоже довелось постоять за русскую землю.
Июнь сорок первого застал его в Астрахани, где он работал по окончании сварочного техникума и имел бронь. Тем не менее всячески стремился освободиться от нее, уйти в действующую армию.
- И только в январе сорок второго, - как бы извиняясь, объясняет Лев Денисович, я - смог попасть на Юго-Западный фронт, под Харьков. В первом же бою погиб почти весь наш полк. Оставшиеся в живых попали в окружение под Волчанском.
- Иду по лесу, вспоминает Лев Денисович, вдруг слышу, лошадь фыркает. Спасла она меня, выбрался на ней из окружения. Прадед на коне всю жизнь, и меня тоже конь выручил.
Под Сталинградом был ранен в руку. На Орловско-Курской дуге - осколками в грудь и ноги. Войну закончил, как и Денис Васильевич, в Саксонии, только прадед в Дрездене, а я в Нойштадте. После Победы вернулся в Москву и неожиданно узнал, что пока я воевал, некая Эсфирь Ацаркина, сотрудница Третьяковской галереи, защитила кандидатскую диссертацию, доказывая, что знаменитый портрет кисти Кипренского изображает не Дениса Васильевича! И поначалу приписала его Евдокиму Васильевичу Давыдову, но она не знала, что Евдоким был кавалергардом и никогда не служил в гусарах. Тогда она стала утверждать, что этот портрет Евграфа Владимировича, двоюродного прадеда, полковника лейб-гусарского полка.
Евдоким, Евграф или Денис?
Занимаясь этой загадкой, я натолкнулась на немалое количество искусствоведческих статей и узнала, что Ацаркина защитила диссертацию на основании "реестра" самого Ореста Кипренского. Об этом полотне он написал так: "Портрет Ев. В. Давыдова в лейб-гусарском мундире, почти в целый рост картина. Писана в 1809 году в Москве".
И тогда возникла другая загадка, в какую форму на портрете одет офицер - в кавалергардскую, лейб-гусарскую или мундир армейских гусар? Все оказалось не так просто.
"Искусство", N 4, 1959 г.) я прочитала: "…совершенно точно известно, что в 1809 году выпушка на лейб-гусарском ментике офицера была не из черного бобра (которая изображена на портрете), а из серых смушек. Черный бобер стал применяться только с февраля 1816 года".
"безолаберного характера" представ перед художником не то в армейском, не то в гвардейском обмундировании, сам способствовал путанице.
- Я, конечно, понимаю, - продолжал Лев Денисович, - что тему для диссертации в искусствоведении не так просто найти, но очень обидно, что прадеда лишили портрета. Спор этот тянется и по сегодняшний день, а в Русском музее под портретом Дениса Васильевича по- прежнему значится: Евграф Владимирович. Знаете, это напоминает мне афоризм Козьмы Пруткова: "Если на клетке со слоном прочитаешь "буйвол", не верь глазам своим".
Сохранился текст письма сына Дениса Давыдова Николая Денисовича конференц-секретарю Академии художеств П. Ф. Исаеву:
- Выходит, что Николай и Василий, сыновья Дениса Давыдова, да заодно и жена Софья Николаевна, которая была жива в ту пору, желали бы видеть у себя дома портрет Евграфа Владимировича? - искренне изумилась я. - Могли ли они быть настолько непорядочными людьми, чтобы присвоить чужой портрет своему отцу и мужу?
- Ну, это вы слишком! Достаточно почитать стихи Давыдова, чтобы понять, что честь для него и его сыновей не пустой звук. Но вот удивительный факт: Совет Академии художеств, высоко оценив работы Кипренского, и в частности "Портрет Давыдова", не посодействовал приобретению этой картины. Более того, портрет с 1812 по 1837 год не выставлялся ни на одной публичной выставке. А объясняется все очень просто. Причиной тому была рискованно смелая басня Дениса Давыдова "Голова и ноги", в которой есть такие строчки:
Да, между нами ведь признаться,
Коль ты имеешь право управлять,
И можем, иногда споткнувшись,
Как же быть, -
Твое величество о камень
Расшибить.
"Если принять во внимание, - пишет Зименко, - характер обращения Кипренского к Николаю I с просьбой о материальной помощи, то вполне уместно допустить, что художник не счел возможным включать в упомянутый реестр своих произведений имя Дениса Давыдова, что могло повлиять на решение вопроса о покупке царем предложенных им вещей".
Но уже в каталоге произведений музея Академии художеств, изданном в 1842 году, холст, выкупленный у вдовы Кипренского, был назван "Портрет Д. Давыдова". А еще раньше в "Месяцеслове 1840 года" было прямо сказано - "Портрет партизана Давыдова".
- Но, несмотря на мои усилия, объективно рассмотреть все факты, связанные с портретом из Русского музея, - рассказывает Лев Денисович, - я всякий раз получаю казенные отписки: "По мнению специалистов Русского музея, доказательства, приведенные в защиту того, что на портрете изображен Денис Давыдов, не могут быть признаны удовлетворительными…"
Несколько лет назад я обратился в отдел антропологии Института этнографии АН СССР. Его специалисты сличали три портрета Дениса Давыдова: полотно кисти Кипренского, картину француза Доу, что висит в Эрмитаже в галерее героев войны 1812 года, и гравюру Афанасьева с портрета Лангера. Внимательно сличались форма лба, бровей, носа, складки верхних век. Но, несмотря на индивидуальный живописный почерк и разный уровень мастерства художников, криминалистов с уверенностью заключили: "На основании проведенного анализа становится очевидным, что все три являются изображением одного и того же лица, а именно Д. В. Давыдова. Следует отметить убедительную точность передачи как основных пропорций лица, так и всех описательных признаков внешности. Вывод, что эти три портрета представляют лицо Дениса Давыдова, подтверждает и их фотосовмещение".
фотосовмещения установили, что оба портрета действительно изображают Лермонтова.
Печальная страсть нашего века - переименовывания. Можно было переименовать Петроград в Ленинград, но от этого первопетровская, питерская суть града на Неве не исчезнет. Но переименовывать картины?!
Вспомним, портрет - это нечто большее, чем изображение человека. Это зримая душа его.